вспомнил: «Так ведь там же еще и русский был!» И кто-то другой сказал: «Нет, он выскочил в последний момент!» И тогда Гада решил убедиться, что сын получил и деньги.
Я похолодел. Вдруг кому-то придет в голову та же мысль, что пришла сейчас мне? Я ведь мог в последний момент выбраться из вертолета, именно потому что это я подложил туда взрывное устройство, чтобы убрать кого-то. Ну, собственно, понятно кого — Фарука! Который начал меня подозревать и мог этим с кем-нибудь уже поделиться.
Хотя нет! Такая мысль могла появиться только в моем бредовом сознании. Мне было гораздо выгоднее уносить ноги из этой страны, пока не стало слишком поздно. Как, кстати, мне и советовал мой внутренний голос! Что-то он, кстати, примолк? Знает, кто его спас!
Мы уже вышли со двора мечети и шли к базе Масуда. Слева от нас горела казарма: в розовом зареве вились сизые клубы дыма и потрескивали искры. Мы шагали посреди улицы, не прячась — при артобстреле это бессмысленно. Кстати, интенсивность его начала стихать — видимо, снаряды были не без счета. Означает ли это, что талибы вот-вот перейдут в атаку? Иначе какой смысл давать противнику прийти в себя!
Командир Гада тоже напряженно о чем-то думал. Он выразил плод своих размышлений в одном слове:
— Замарод? Изумруд?
Я махнул рукой в сторону неба…
— Вертолет, Фарук, замарод. Все беханоман!
Это слово я успел здесь выучить. Хана, по-нашему!
Гада забеспокоился. Я попытался, как мог, успокоить его, что в нашей договоренности это ничего не меняло.
— Сын твой, песар, ОК, хуб! Пайса — тоже хуб! — заверил его я. — А остальное — мехтуб!
Как хороший мусульманин, это арабское слово — «Так было написано!» — командир Гада знал.
— Мехтуб! Мехтуб! — глубокомысленно согласился он.
Мы дошли до базы. Двое часовых у въезда болтали, сидя на ящиках. Они сделали нам приветственный жест рукой и вернулись к разговору. Похоже, продолжающийся обстрел никак не мешал налаженному быту.
База казалась вымершей. Посередине двора зияло несколько воронок от снарядов. В крыше продолговатого здания, где работал Масуд, тоже была пробоина, но, видимо, огонь сразу потушили. Похоже, отсюда выехали и штаб, и большая часть бойцов, занявших свои позиции на передовой.
Однако в штабной комнате ничего не изменилось. Увидев меня, парнишка вскочил. Он явно знал, что вертолет разбился, но что я не полетел.
— Душанбе?
— Душанбе, лёт фан!
Парнишка улыбнулся себе под нос. Он уже тоже слышал о единственном в Талукане человеке, который употреблял этот жеманный языковой анахронизм.
Лев принял звонок мгновенно, как если бы он его напряженно ждал.
— Паша! Ну, слава богу! Я был уверен! Я знал, что ты без ребят не полетишь! Господи, я был уверен!
— Подожди, подожди! Ты уже знаешь про вертолет?
— Конечно! Все знают! Только списков еще никаких нет. И все знают, что у вас там началось!
— Началось, — я отвел трубку от уха. — Слышишь?
Талибы перенесли обстрел куда-то севернее, но ухало различимо. Еще как различимо!
— Слышу! Ты давай там поаккуратнее! Значит, ребят не нашли?
— Нет! А теперь, как понимаешь, и искать никто не будет.
Гада стал проявлять признаки нетерпения.
— Ну, а с кассетами хоть все в порядке? — спросил я.
Лев замялся.
— Ты понимаешь… Короче, борт сегодня был, но кассет они не привезли.
Этого мне только не хватало!
— А ты звонил по тому телефону, который я тебе дал?
— Раза три! Похоже, уже надоел!
— И что говорят?
— Говорят, завтра!
Гада вопросительно смотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
— Он рядом с тобой? Ну, маршрут?
— Да нет, какой смысл! Он все равно ничего не сможет подтвердить.
Что случилось с Бородавочником, почему он тянет? Номер его мобильного телефона я, разумеется, помнил. Эсквайр менял телефон каждые три-четыре месяца, но все же риск был. У Северного альянса в Москве было посольство, следовательно, резидентура. Что стоит такому московскому Фаруку дать пятьдесят долларов какому-нибудь мальчику или девочке в МТС или «Билайн» и попросить узнать, кому принадлежит номер телефона, по которому регулярно звонят его жене? И если этого номера нет в списках, как это и должно быть, тем более мой звонок в Москву будет подозрительным. Так что лучше оставить эту возможность на крайний случай.
— Лева, ты звони туда понастойчивее, не стесняйся! Прямо сейчас звони! Передай, что, если завтра кассет на месте не будет, пусть он считает, что мы с ним попрощались.
— Так и сказать?
— Так и скажи!
Гада протянул руку к трубке. Я снова помотал головой — твоего сына там нет! Мы попрощались с Левой, и я вернул трубку парнишке. Командир Гада смотрел на меня в упор, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
Главная проблема возникла там, где я ее совсем не ожидал.
5. Госпиталь. Пистолет
Как-то, еще в гостинице «Душанбе», Димыч рассказал мне одну историю из своей афганской эпопеи, которая не шла у меня из головы.
Их окружили духи на каменистом холме, где из укрытий были только большие валуны. Деваться десантникам было некуда, но афганцы, видимо, боялись, что утром прилетят вертолеты с подкреплением и они их упустят. Поэтому бой продолжался и когда уже стемнело. Ребята отступали все выше и выше, пока не оказались на вершине холма. Димыч понял, что здесь они все и полягут.
В какой-то момент он откинулся назад, чтобы достать из лифчика последний магазин для «Калашникова». Они сами шили такие жилеты с большими карманами, в которых носили боезапас и всякие другие полезные для войны вещи. Так вот, Димыч откинулся на спину и вдруг заметил в небе светящуюся точку — самолет. Он летел в десяти километрах над землей, но эти десять километров представляли собой границу между двумя мирами. Димыч представил себе, как там сейчас люди, какие-нибудь пассажиры рейса Ташкент — Дели, ужинают, переговариваются, слушают музыку, кто-то флиртует, стюардесса разносит выпивку. А здесь, под их ногами, звучат очереди, несколько его товарищей убиты, да и сам он ранен и уже ни на что не надеется.
Я сейчас испытал нечто подобное. Лев сейчас повесил трубку и пошел в наш подвальчик. Закажет себе люля-кебаб, овощной салат, сто граммов водки, пару пива и будет там тихо переживать за нас — если будет. А я повесил трубку и не знаю, буду ли я жив через час, к утру, да и просто через пять секунд. Я посмотрел на часы — без двадцати два.
Я поблагодарил паренька, и мы с Гадой вышли во двор. То ли талибы получили новые разведданные, то ли, отбомбив один сектор — наш, — они перешли на другой, но зарево сейчас висело над северными кварталами.
