— Нет, правда? Хорошая партия?
— Чрезвычайно.
— По-моему, идиотично, что за девушкой должны давать приданое, раз ее жених — чрезвычайно хорошая партия, — сказал Чарли с подковыркой.
— Готов повторить, но тем не менее это так. С тремя дочерьми, которых надо выдать замуж прилично, отец вынужден прибегать к уловкам, чтобы создать впечатление, будто он дает за ними хорошее приданое. Морфид в будущем году покинет классную комнату.
* * *
В былые дни природный здравый смысл Элизабет не позволил бы ей довериться кому-то столь для этого неподходящему, как ее сын, чьи чувства были не менее уязвимы, чем сильны. Но теперь она отбросила такие соображения — она должна, должна поговорить с кем-нибудь! Джейн не только недомогала, но совсем пала духом. Чарльз на год отправился на Ямайку и оставил ее одну. Его владения на этом идиллическом острове были обширными и настолько зависели от рабского труда, что рабу и после многих лет никак нельзя дать вольную, говорил он теперь. Когда в свое время Джейн узнала, что у него есть несколько сотен рабов, она пришла в ужас и взяла с него обещание, что он освободит их, елико возможно быстрее. Пусть работают на него, как свободные люди — так требует честь. Но он был вынужден мягко сообщить ей, что его рабы, получив вольную, работать на него не станут. Объяснить почему, было ему не под силу; Джейн понятия не имела о порядках, существующих на сахарных плантациях Вест-Индии, и не поверила бы ему, открой он ей это. Порки, цепи и скудные пайки были непостижимы ее уму, и она зачахла бы от одной только мысли, что ее возлюбленный Чарльз прибегает к ним. То, чего Джейн не знает, не будет удручать ее сердце — таково было кредо Чарльза Бингли.
Замужем за более откровенным человеком, Элизабет не питала подобных иллюзий. Кроме того, она знала, что похищать негров с сырого и душного западного берега Центральной Африки стало гораздо труднее, чем в прошлом, и это намного сократило поставки новых рабов, а также повысило цены. По ее мнению, владельцам плантаций следовало смириться с неизбежным и в любом случае освободить своих рабов. Невозможно, сказал Фиц, поскольку чернокожие способны работать в тропическом климате, но белые — нет. Довод, как считала Элизабет, отдававший софистикой, хотя спокойствия ради вслух она этого не сказала.
Однако сопротивление и даже бунты рабов на плантациях нарастали вопреки усилиям подавлять их. По этой причине Чарльз Бингли не смог отложить свое теперешнее плавание через Атлантику. Когда Элизабет узнала, что Фиц предложил поехать с ним, она удивилась, но после недолгих размышлений поняла почему: Фиц много путешествовал, но не на запад от Гринвича. Его заграничные поездки были дипломатическими, даже включая посещения Индии и Китая. Всегда на восток от Гринвича. Будущему премьер-министру следовало лично ознакомиться со всем миром, а не только с половиной его. Фиц, никогда не уклонявшийся от своих обязанностей, намеревался воспользоваться путешествием свояка, как идеальной возможностью ознакомиться с положением дел в Вест-Индии.
То, что у кого-то, столь незначительного, как Мэри, была власть принудить ее мужа нарушить свои планы, не пришло Элизабет в голову, и когда Фиц объявил, что Чарльз отправится на Ямайку один, она удивилась.
— Вини свою сестрицу Мэри, — сказал он.
Каким образом планы Мэри стали столь широко известны, было тайной для Элизабет. Сначала письмо Чарли в феврале, написанное в таком смятении, что оно внушило тревогу и ей. Затем она получила заботливое письмецо мистера Роберта Уайльда, которого даже не помнила на похоронах мамы — местные плакальщики не были представлены. Он умолял, чтобы она использовала свое влияние и убедила мисс Беннет не путешествовать в плебейской почтовой карете, ставя под угрозу свою безопасность, а не только добродетель. Затем Ангус прислал записку такого же содержания! Послания леди Эпплби и мисс Ботольф были заметно менее конкретными; их обеих, казалось, пугали не предполагаемые путешествия Мэри, а ее эксцентричность, так как они, видимо, считали, что она отвергает завидные предложения руки и сердца. Поскольку из деликатности ни та, ни другая никаких имен не упомянули, Элизабет была избавлена от новости, что первым в их списке значится Ангус Синклер.
Вдобавок к ее тревогам Фиц пригласил в Пемберли гостей на столько времени, на сколько они пожелают; срок, который вряд ли превысит неделю, если говорить о герцоге и герцогине Дербиширских, епископе Лондонском и спикере палаты общин с супругой. Вероятно то же относилось к Джорджиане и генералу Хью Фицуильяму. Но вот мисс Каролина Бингли, миссис Луиза Хэрст и ее дочь Летиция, она же Букетик, скорее всего останутся на все лето. Сколько пробудет мистер Ангус Синклер, она понятия не имела. И вот теперь две поспешно нацарапанные строчки от Чарли предупредили о его приезде… с мистером Гриффитсом, только его не хватало! Разумеется, Пемберли с его сотней комнат обеспечил бы прием и вдесятеро большему числу гостей; труднее было найти армию слуг, чтобы обслуживать гостей и их слуг, хотя Фиц никогда не скупился на плату дополнительной прислуге. Сверх того хозяйка Пемберли была не в настроении придумывать развлечения, как того требовал дом, полный гостей. Ее мысли были сосредоточены на Мэри.
Не в обычае Фица было проводить весну и начало лета в поместье. Чаще всего гостей туда он приглашал в августе, когда английская погода вероятнее всего могла стать неприятно жаркой. В другие годы с апреля по июль он исчезал куда-нибудь на континент или на Восток.
Элизабет май обычно радовал прогулками, чтобы посмотреть, какие цветы распустились, долгими часами с дочерьми, поездками к Джейн, чтобы услышать, как поживают семь ее мальчиков и одна девочка. А теперь ей предстояла встреча с брызжущей ядом Каролиной Бингли, с воплощением совершенства Джорджианой Фицуильям и невыносимо скучной миссис Спикер палаты общин. Нет, право, это уж чересчур! У нее не будет даже времени узнать про жизнь Чарли в Оксфорде… ах, как ей его не хватало на Рождество!
Приехав накануне прибытия гостей, Чарли только улыбнулся на ее извинения, что дом будет переполнен, а у нее не найдется ни одной свободной минуты.
— Оуэн никогда прежде не бывал в этой части Англии, — объяснил он бесхитростно, — так что мы будем целые дни совершать верховые прогулки. Уроженца Уэльса и кряжей Сноудонии дербиширский Скалистый Край разочаровать не может.
— Я отвела мистеру Гриффитсу комнату рядом с твоей, а не в Восточном крыле с остальными гостями, — сказала она, глядя на сына с легкой грустью — как он изменился за этот год вдали от дома!
— О! Чудесно! Дербиширы приедут?
— Разумеется.
— Вот и каюк тюдоровским апартаментам, единственно другой спальне, где я разрешил бы Оуэну преклонить главу.
— Какой вздор ты болтаешь, Чарли, — сказала она, смеясь.
— Еда по распорядку лондонского дома?
— Более или менее. Обед точно в восемь — ты знаешь, как твой отец ценит пунктуальность, а потому не опаздывайте.
На щеках Чарли возникли две ямочки, его глаза затанцевали.
— Если мы будем непунктуальны, мама, я улещу Парментера на два подноса в старую детскую.
Это уже чересчур! Она не смогла удержаться, чтобы не обнять его, пусть он и воображает, будто стал слишком взрослым для такого к себе отношения!
— Ах Чарли, так приятно тебя видеть! И вас также, мистер Гриффитс, — добавила она, улыбнувшись молодому уэльсцу. — Будь мой сын один, я тревожилась бы сильнее. Ваше присутствие — залог его хорошего поведения.
— Много ты знаешь, мама, — сказал Чарли.
— Полагаю, мой сын приехал в Пемберли, потому что рассчитывает быть поближе к своей тетушке
