благоговение рассеялось. Какой заурядный мужчина! Не слишком высокого роста, не отличающийся красотой, рыжий! Да, определенно это был ахеец. У половины из них были рыжие волосы. На нем была выкрашенная в пурпур кожаная юбка, тисненная золотом, с золотой бахромой по подолу, широкий золотой пояс, инкрустированный драгоценными камнями, пурпурный хитон с широким вырезом, обнажавшим сухощавый торс, вокруг шеи — великолепное ожерелье-ошейник из золота и драгоценных камней. Очень богатый человек.
Увидев меня, он направился в мою сторону.
— Добро пожаловать на берег Трои, царственный господин, — сказал я, соблюдая этикет. — Я — Парис, сын царя Приама.
Его пальцы обхватили мою протянутую для рукопожатия руку:
— Благодарю тебя, мой господин. Я — Менелай, царь Лакедемона и брат Агамемнона, верховного царя Микен.
Мои глаза расширились.
— Не желаешь ли доехать до города в моей повозке, царь Менелай?
Мой отец ежедневно принимал своих подданных и обсуждал насущные дела. Я шепнул пару слов на ухо привратнику, который тут же вытянулся в струнку и распахнул двустворчатые двери.
— Царь Лакедемона Менелай! — гаркнул он.
Мы подошли к толпе подданных, неподвижно замерших от неожиданности. Гектор стоял позади, вытянув руку и открыв рот, не успев договорить начатое, Антенор замер вполоборота к нам, отец сидел на троне прямой, как стрела, его рука с такой силой впилась в рукоять посоха, что тот дрожал от передавшегося ему напряжения. Если мой спутник и понял, что ахейцев здесь не ждет теплый прием, то ничем этого не показал. Позднее, лучше его узнав, я решил, что, скорее всего, он просто ничего не заметил. Его взгляд, скользнув по залу и его убранству, остался равнодушным, это заставило меня призадуматься о том, каково должно быть убранство дворцов Эллады.
Отец спустился с тронного помоста, протянув руку для приветствия:
— Для нас это большая честь, царь Менелай.
Он взял гостя под руку и указал на большую кушетку, заваленную подушками.
— Не желаешь ли присесть? Парис, сядь с нами, но прежде позови Гектора. И позаботься, чтобы принесли закуски.
Двор затих, глядя во все глаза на царей, но их разговор можно было расслышать не дальше чем в двух шагах от кушетки.
Исполнив долг вежливости, отец заговорил вновь:
— Что привело тебя в Трою, царь Менелай?
— Дело жизненной важности для моего народа в Лакедемоне, царь Приам. Я знаю, того, что я ищу, нет в Троянских землях, но Троя показалась мне лучшим местом, откуда я мог бы начать поиски.
— Продолжай.
Менелай подался вперед и повернулся боком, чтобы заглянуть в лишенное выражения лицо моего отца.
— Мой господин, мое царство поразила чума. Мои жрецы не смогли определить причину этой напасти, поэтому я отправил гонца в Дельфы. Пифия сказала, что я должен лично отправиться на поиски останков сыновей Прометея и привезти их в Амиклы, мою столицу, где их нужно перезахоронить. Тогда чума прекратится.
Ага! Его миссия не имела ничего общего ни с теткой Гесионой, ни с нехваткой олова и меди, ни с торговым запретом Геллеспонта. Она была намного проще. Даже заурядная. Борьба с чумой требовала исключительных мер; то один царь, то другой постоянно странствовали по морям и суше в поисках какого- нибудь предмета, который оракул велел им привезти домой. Иногда я задавался вопросом, не было ли единственной целью оракула отправить царя подальше, пока мор сам собой не пойдет на убыль и не прекратится? Это мог быть способ защитить царя от смерти. Останься он дома, он, скорее всего, умер бы от той же самой чумы или был бы принесен в жертву.
Конечно же, царь Менелай получит кров. Кто знает, может, на будущий год оракул отправит в путь царя Приама и тому придется просить Менелая о помощи? В определенных случаях царский клан, невзирая на родовые и прочие различия, всегда держался вместе. Поэтому, пока царь Менелай наслаждался радушным приемом, слуги отца были посланы разузнать, где покоятся останки сыновей Прометея. Выяснилось, что в Дардании. Царь дарданский Анхиз ожесточенно протестовал, но напрасно. Нравилось ему или нет, указанные реликвии должны были его покинуть.
Мне было поручено заботиться о Менелае, пока он с помпой не отправится в Лирнесс, чтобы заявить права на останки. Я предложил ему обычную любезность — любую женщину по его выбору, при условии что она не будет царской крови.
Он рассмеялся и решительно замотал головой:
— Мне не нужно другой женщины, кроме моей жены Елены.
Я навострил уши.
— Правда?
Зардевшееся лицо сделало его похожим на пьяного.
— Я женат на самой красивой женщине во всей ойкумене, — торжественно заявил он.
Я старался быть вежливым, но позволил себе проявить недоверие:
— Правда?
— Да, Парис, правда. Елене нет равных.
— Она красивее супруги моего брата Гектора?
— Царевна Андромаха — бледная Селена в сравнении с блеском Гелиоса.
— Продолжай.
Он вздохнул и всплеснул руками:
— Разве можно описать Афродиту? Разве можно словами выразить совершенство? Ступай к моему кораблю, Парис, и посмотри на фигуру, которая вырезана на носу корабля. Это Елена.
Вспоминая, я закрыл глаза. Но мне удалось вызвать в памяти только глаза — зеленые, как у египетской кошки.
Я должен был увидеть этот образец совершенства! Не то чтобы я поверил Менелаю. Фигура на носу корабля наверняка превосходила модель. Ни одна статуя Афродиты из тех, которые я видел, не могла сравниться с лицом корабельной фигуры (хотя, сказать по правде, скульпторы зачастую отличались убогим воображением, упорно наделяя свои творения бессмысленными улыбками, напряженным выражением лица и еще более напряженными позами).
— Мой господин! — Я повиновался внезапному импульсу. — Вскоре мне предстоит возглавить посольство на Саламин, чтобы навестить царя Теламона и справиться о благополучии моей тетки Гесионы. Но кроме того, в Элладе мне будет необходимо очиститься от случайно совершенного убийства. Как далеко Саламин от Лакедемона?
— Ну, первый — это остров у берегов Аттики, а второй лежит на землях Пелопа, но расстояние между ними не слишком велико.
— Ты согласишься провести надо мной ритуал очищения, Менелай?
Он просиял.
— Конечно, что за вопрос! Это самое меньшее, чем я могу отплатить за твою доброту, Парис. Приезжай в Лакедемон летом, и я исполню ритуал. — Он светился самодовольством. — Ты усомнился, когда я говорил о красоте Елены, — да, усомнился! Твои глаза тебя выдали. Так приезжай в Амиклы и посмотри на нее сам. А потом я буду ждать извинений.
Мы скрепили наш договор глотком вина, а потом занялись планированием путешествия в Лирнесс, где нам предстояло выкапывать кости сыновей Прометея под негодующими взглядами царя Анхиза и его сына Энея. Так значит, Елена была столь же красива, как Афродита, а? Я задавался вопросом, как отнеслись бы к такому сравнению Анхиз с Энеем, вздумай Менелай упомянуть о нем в разговоре, а в том, что он это сделает, не было никаких сомнений. Ведь всем было известно: в молодости Анхиз был настолько красив, что
