свет его Неведения не погас и окружающая реальность не притупила в нем способности постигать диалектическую, неоднозначную природу вещей.
Путь через Познание должен вести к тому — да не покажется парадоксом — вес ведающему Неведению, которое для Блейка означало покоренную вершину, венец усилий в нескончаемой борьбе за целостность человеческого бытия, его свободу, его гуманность, его творческий дух.
Начиная с «Песен Неведения и Познания», все творчество Блейка — поиски надежных подступов к этой вершине, движение по этому тернистому пути, каждым новым своим поворотом заставляющему убедиться, что вершина недостижима. Гуманный идеал оказывался все больше не в ладу с прозаизмом своекорыстной действительности, и усилия Блейка преодолеть этот разрыв — его непоколебимая верность мечте об Иерусалиме, его патетические гимны бунтующему французскому Гению и сбросившей оковы американской Душе, его исканье подлинных рыцарей Воображения, пусть даже в эпохах неблизких, где были такие примеры, как Мильтон, Данте, Иов или блейковский еретический Христос «Вечносущего евангелия» (1810), — вся эта исступленная борьба с бездуховностью времени за истинно духовного человека в итоге завершилась поражением того, кто отважился ее завязать.
Верх брало время, и Блейк выпадал из него, даже посвященным в его искусство казался анахронизмом, да и был им, если под анахронизмом разуметь не отставание от своей эпохи, а ее опережение. В награвированной одновременно с «Песнями Неведения» (1789) «Книге Тэль», одной из самых светлых английских элегий, он уже осмыслил для себя то решение вечного эстетического конфликта художника с будничным миром, которое впоследствии избрали романтики, и отверг его обманчивую простоту. Тэль, нерожденная душа, символ абсолютного Неведения, вступает в действительный мир лишь для того, чтобы тотчас же бежать прочь из этой «немой страны скорбей и слез, где не блеснет улыбка». Первичное Неведение, осознанное незнание, полная свобода от убийственной повседневности, царство фантазии, вознесшейся высоко над землей, — не здесь ли была сфера настоящей Поэзии, незамутненной духовности?
Для Блейка это романтическое построение, им же предугаданное, осталось только великой иллюзией; в этом, быть может, и следует видеть первоисток неубывающей творческой значимости его искусства для новых и новых поэтических поколений. В «немой стране скорбей и слез» прошла вся его жизнь — не просто десятилетия существования на грани нищеты, не признанным, не услышанным, «безумным», но духовная жизнь поэта и художника, открывавшего эту страну для общественного сознания, которое лишь очень нескоро оказалось готовым постигнуть пафос блейковских исканий и смысл созданного им художественного языка. Жизнь, полная драматизма, но и великого напряжения творящего Разума, жизнь, ознаменованная никогда не прерывающейся борьбой со всеми догмами, порабощающими человеческий свободный Гений, и конечной неудачей в этой борьбе, но такой неудачей, без которой немыслимо представить трудно осуществленный в поэзии сдвиг от XVIII века к новой эпохе, ее коллизиям, психологическому содержанию и потребностям духа.
Комментарии
А.Зверев
Комментарии
Настоящие комментарии опираются на следующие исследования:
Damon S. F.
Beer, John.
Erdman D. V.
Использованы также примечания А. Острайкер в издании в издании
Первые посмертные издания Блейка относятся к середине XIX века. В основном, они были осуществлены участниками «Прерафаэлитского братства». Особенно велики заслуги братьев Россетти и Александра Гилкриста (см. послесловие, с. 535—536).
Научное издание Блейка было впервые подготовлено в 1925 г. сэром Дж. Кинсом, посвятившим изучению его творчества в целом около шестидесяти лет. Ученый осуществил и факсимильные перепечатки всех дошедших до нас награвированных самим Блейком произведений. Итогом работы Дж. Кинса над творчеством Блейка явились его издания 60-х годов: Geoffrey Keynes (Ed.). The Complete Writing of William Blake, Oxford, 1966; Geoffrey Keynes (Ed.). The Letters of William Blake, Hart-Davis, 1968.
Из других современных изданий укажем однотомники под редакцией У Б. Йетса (The Poems of William Blake, Ed. by W. B. Yeats, Lnd., 1905), А. Кейзина (The Portable Blake, Ed. by A. Kazin, N. Y., 1946) и новейшее издание А. Ост-райкер.
В России первое упоминание о Блейке появилось в 1834 г., когда в журнале «Телескоп» была перепечатана из какого-то английского журнала заметка, характеризовавшая поэта в духе тогдашних представлений как «безумца». Первые стихотворные переводы из Блейка были сделаны в 1900 г. К. Бальмонтом (вошли в его книгу «Из мировой поэзии», Берлин, 1921). С 10-х годов Блейка начал переводить С. Маршак, периодически возвращавшийся к нему на протяжении десятилетий и сделавший его творчество достоянием широкого круга русских читателей. В 1965 г. вышел его итоговый сборник «Вильям Блейк в переводах С. Маршака». Многие переводы С. Маршака без изменений перепечатыва-лись в последующих изданиях: «Поэзия английского романтизма» («Библиотека всемирной литературы», М., 1975) и однотомник, подготовленный к 150-летию со дня смерти Блейка (Вильям Блейк. Стихи, М., 1978). Эти два издания отразили и работу других поэтов-переводчиков, обратившихся к Блейку в последние годы (даты первых публикаций переводов нами в дальнейшем не отмечаются; специально отмечены только переводы, публикуемые в данном издании впервые).
Тексты оригиналов в настоящем издании даны по книге The Poetical Works of William Blake, Ed. with an Introduction and Textual Notes by John Sampson, Lnd., Oxford University Press, 1934. В издании Дж. Сэмпсона орфография и пунктуация, как правило, приведены в соответствие с современной нормой, хотя сохранены нарушения грамматических норм, наиболее характерные для Блейка, а также существенные для его метрики и ритмики.
Поэтический язык Блейка в целом соответствует нормам английской литературной речи конца XVIII — начала XIX века. Архаичность сказывается в широком употреблении устаревших глагольных и местоименных форм (art, doth, hast, wilt, canst, seeketh и т. п.; thou, thee, thy, thyself), в особенностях написания некоторых слов (desart, thro, giv'n, watry, eyne и др.), порою вызванных требованиями так наз. «визуальной рифмы» (eye-rhyme), а также в оттенках семантики, не всегда соответствующей современным значениям слов.
Помимо случаев наиболее трудных и важных для понимания текста, подобные отступления от утвердившейся в современном языке нормы не оговариваются, как и примеры типичной для поэтического языка синтаксической инверсии ('And builds a Hell in Heavens despite' и т. п.).
Основные трудности для читателя создает обилие необычных имен из области блейковской мифологии, а также не всегда уловимые специфические значения ряда понятий философии Блейка. Очерк важнейших понятий такого рода дается во вступительной статье. Среди многочисленных образов блейковской мифологии важнейшее значение имеют: Уризен (Urizen) — символ механического Разума, неприемлемого для Блейка, воплощение тиранического начала, насилия и несвободы; Лос (Los, анаграмма латинского sol — «солнце») — «Вечный пророк», олицетворяющий Творческий Гений; Орк (Ore, анаграмма латинского сог — «сердце») — символ вольности и революции. Эти и другие персонажи обладают в мире Блейка своими Эманациями (см. коммент. к стихотворению «Спектр и Эманация»).
Философские мотивы и функции, выполняемые в блейковской мифологии отдельными ее персонажами и их эманациями, далее разъясняются только в необходимых случаях применительно к тексту
