Машина вздрогнула — второй пилот, согласно инструкции, отстрелил очередную кассету тепловых ловушек. Зенитных комплексов с инфракрасным наведением у горцев никогда еще не находили, равно как не было зафиксировано сбитых с их помощью винтокрылых машин. Но чем черт не шутит: ведь и снайперских винтовок в их арсенале совсем недавно тоже не было. А обстрелы вертолетов с земли случались регулярно, правда, пока без особенного успеха, если не считать пулевых пробоин или арбалетных болтов, на излете застревающих в корпусе.
Пол встал дыбом, и ящики, запихнутые под лавки и предусмотрительно там закрепленные, залязгали, пытаясь, будто живые, вырваться на волю. Новички — в вертолете кроме пилотов и капитана были одни «молокососы», собранные по трем ротам, — испуганно подбирали ноги под хохот офицера. А вот проехавшийся по полу автомат одного растяпы он успел поймать по-настоящему вратарским броском, чудом зацепив ботинком за ремень уже над бездной.
— Три наряда вне очереди! — проорал капитан Фогуту сквозь рев винта, подгребая к себе оружие, чуть было не канувшее навеки — попробуй, отыщи его в снегу! — На самом важном фронте — в ротном сортире! И чтоб сверкал, как у кота причиндалы! Лично проверю!
Вертолет выровнялся и завис над снегом совсем низко — в каком-то десятке метров.
— Десантируемся, как учили! — орал капитан. — Упал в снег, перекатился, занял оборону! Да подальше, чтобы следующий ботинками задницу не отдавил! Учтите — вертолет нас сбросит и уходит! Если кого угораздит ногу подвернуть — тащить будем по очереди!
— А как же отсюда… — пролепетал незнакомый Рою солдатик, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в автомат.
— Ножками! Ты первый! — ткнул Фогуту ему в грудь рукой в прорезной перчатке без пальцев — фирменным отличием егерей-ветеранов: о таких да о темно-зеленом берете нельзя было и мечтать, не прослужив в корпусе полного контракта — трех лет. Или не заслужив их досрочного получения — чаще всего намертво приколоченными к крышке гроба…
— Я… — задохнулся бледный, как полотно, рядовой: десантироваться с такой высоты, да еще в снег, ему не приходилось — только на занятиях, с вышки. — Я…
Но не свалял труса, а, зажмурившись, сиганул вниз в снежный смерч, поднятый бешено вращающимся винтом.
— Молодцом! — одобрил капитан. — Только глаза закрывать не стоит. Егерь должен видеть все на триста шестьдесят градусов вокруг! Даже больше, поскольку на триста шестьдесят градусов видят и тыловые крысы, а мы…
— Горные егеря!!! — слаженно рявкнули луженые солдатские глотки так, что вздрогнул вертолет…
Рой прыгал предпоследним. Он попытался не зажмуривать глаза, но морозная пыль все равно тут же залепила их, и он врезался в снег слепым и глухим. Приземление было не таким жестким, как ожидалось, но все равно из легких выбило дух, затуманило на мгновение сознание…
Но тут же он живо представил, как капитан врежется ему в спину всей своей сотней килограммов навьюченного железом мускулистого тела, и заработал руками и ногами изо всех сил, выгребая в сторону. Со звоном, отдавшимся в полных снега ушах, Рой ударился каской обо что-то металлическое, смог, наконец, продрать глаза и успел увидеть, как вертолет, отвалив в сторону, уходит вниз, тая в тумане.
— Чудо-молодцы! — Офицер, как ему и было положено, оказался на ногах первым — Ни одной вывихнутой ноги, ни одной сломанной шеи… Даже без выбитых зубов, похоже, обошлось. А с тобой что стряслось, Бекту?
По подбородку одного из новичков сбегала алая на облепленном снегом лице струйка крови, хотя рот солдата был растянут в радостной улыбке.
— Яжык прикущил! — расплылся рядовой Бекту еще шире и утерся рукавом, размазав кровь.
— Ну, это небольшая потеря, — махнул рукой капитан. — Чем у солдата язык короче, тем полезнее для дела. Главное, чтобы уши были целы. Уши целы, а, Бекту?
— Щэвы!
— Тогда все в норме. А язык до свадьбы заживет. Но впредь держи рот закрытым, Бекту. Во избежание.
— Так тошно!
— Тошно ему… Сейчас всем вам станет тошно. А ну — построились!
Через несколько минут отряд гуськом, сцепившись страховочным тросом и увязая в рыхлом снегу выше колена, втянулся в туман, то сгущающийся, то практически рассеивающийся, то завивающийся причудливыми, похожими на щупальца спиралями, словно странное существо терпеливо пыталось нащупать дорогу в чуждый для него мир…
Знал, бы кто, каково это — брести, стараясь ступать след в след по вязкому, никак не желающему уплотняться снегу, хотя по нему перед тобой прошло уже несколько тяжеленных мужиков. Стараться не отставать, чтобы не натягивать трос, тянущийся к поясу идущего перед тобой, и при этом не слишком спешить, ведь за тобой идет твой товарищ. И все это в мутной, как разбавленное водой молоко, ледяной мгле, оседающей морозным кружевом на бровях и ресницах. Туман был настолько густым, что даже спина впереди идущего расплывалась в бесформенное пятно, вокруг же бушевал настоящий карнавал теней и полупрозрачных фигур, то свивающихся в узкие смерчи, то распухающих в бесформенных призрачных великанов. Порой шагающий рядом фантом казался реальнее того, с кем тебя связывала пуповина веревки, и рука сама собой тянулась к автомату…
Под ногами то и дело попадались воткнутые в снег прутики, и это радовало. Здесь, на вершине, где ничего не росло, их могли воткнуть только специально, а значит, офицер вел их куда-то по хорошо известной ему тропе, а не наобум, как придется.
Капитан, возглавлявший процессию, остановился, когда марево впереди налилось светом, будто огромная бесформенная медуза, окруженная целым ореолом белесых извивающихся щупалец. Или цветок коронника, так любимый всеми невестами.
— Прикройте глаза, — буркнул Фогуту, вынимая из кармашка на груди очки с темными стеклами — такие носили слепые. — И топайте дальше на ощупь. Откроете глаза, когда я прикажу. И, чур, не подглядывать мне!
Трос потянул Роя за собой. Он шагал в темноте, и с каждым шагом мрак под его веками наливался багрянцем, пока не стал ослепительно алым.
«Что там такое?..»
— Открывайте глаза, — последовал приказ. — Только осторожно.
Но в щель между приоткрытыми веками ударил такой ослепительный свет, будто перед лицом Роя вспыхнула сварочная дуга. Он даже ощутил на лице ее жар, хотя кругом по-прежнему царил холод.
«Куда нас привел сумасшедший капитан?!»
— Мировой Свет!.. — ахнул кто-то рядом. — Лопни мои глаза! Это же Мировой Свет!..
Пространство казалось сотканным из мириад острых светящихся нитей, живых, переливающихся, сплетающихся в одной слепящей точке. Рой глядел на нее, загипнотизированный колдовским сиянием, а по щекам ручьем текли слезы…
— Все! Закрыли глаза, закрыли! Нельзя долго на него смотреть.
В руку капрала ткнулось что-то ледяное, и он ощупью надел очки, которые раздавал капитан. Хотя стекла в них казались непроглядно-черными, как в маске сварщика, на маленький сияющий диск, зависший в небе, нельзя было смотреть без рези в глазах — так он был ярок. Зато все остальное было видно отлично — стекла скрадывали оттенки, но оставляли очертания четкими. Пусть даже изрядно мешали мельтешащие в глазах лиловые и зеленые пятна.
До вершины было еще далеко. Гора белой треугольной громадой плавала в море тумана, похожего на слой пара над закипающим котлом. Нет — над необъятных размеров чашей, края которой поднимались вверх и размывались где-то в огромной дали, сливаясь там с чем-то темно-синим, почти черным, образующим гигантский купол над головой. Казалось, что и горстка людей, казавшихся черными букашками на поверхности огромного клыка, возносящегося ввысь, и окрестные вершины, островами возвышающиеся над туманом, заключены внутри исполинского черно-белого шара с ослепительно ярким светляком в центре.
