«Я уполномочен народом Рима, Марк Эмилий, сместить тебя с должности цензора», — сказал Мамилий.
«Так как народ не выбирал меня, Гай Мамилий, народ не может меня сместить», — ответил Скавр. Его безволосый череп сиял на солнце, как отполированное старое зимнее яблоко.
«Тем не менее, Марк Эмилий, народ — суверен, и народ говорит, что ты должен уйти», — сказал Мамилий.
«Я не уйду», — повторил Скавр.
«В таком случае, Марк Эмилий, я уполномочен народом арестовать тебя и держать в тюрьме до тех пор, пока ты официально не подашь в отставку».
«Только дотронься до меня, Гай Мамилий, и ты запоешь детским сопрано!» — сказал Скавр.
При этих словах Мамилий повернулся к толпе, естественно собравшейся поглазеть на спектакль, и крикнул:
«Люди Рима, призываю вас в свидетели! Я накладываю вето на дальнейшую деятельность Марка Эмилия Скавра как цензора!»
Таким образом делу был положен конец. Скавр свернул подряды и отдал все своим клеркам. Потом велел слуге сложить кресло из слоновой кости, встал и принялся отвешивать поклоны на все стороны под аплодисменты толпы, которая обожает наблюдать столкновения между администраторами и всем сердцем любит Скавра за смелость и дерзость. Затем он величественно спустился со ступеней храма, проходя мимо Александровых полководцев, похлопал чалого коня Пердикки, взял Мамилия под руку — и покинул поле битвы, увенчанный лаврами победителя.
Цезарь вздохнул, откинулся на спинку стула и решил прокомментировать новости, которые Марий сообщал из римской Африканской провинции. В войне против Югурты Метелл увяз в трясине противоречивых действий и плохого руководства армией. По крайней мере, такова была версия Мария. Она сильно не совпадала с содержанием докладов, регулярно присылаемых Метеллом Сенату.
Вскоре ты услышишь, если еще не слышал, что Сенат временно отстранил Квинта Цецилия от командования в Африканской провинции. Я уверен, что это тебя не удивит. Думаю, преодолев это препятствие, Квинт Цецилий снова продвинется по военной лестнице. Раз Сенат приостановил обязанности губернатора, он может быть уверен в том, что сохранит эту должность, пока считает, что опасность, грозящая его провинции, миновала. Прозорливая тактика — бездействовать, пока не кончится срок консульства. Тогда уж точно ему воздадут полагающиеся почести.
Да, я согласен, что ваш начальник ужасно медлит, — лето почти кончилось, а он даже не начинал кампанию. Но в его рапортах говорится, что армию необходимо обучить более тщательно, и Сенат верит ему. И я до сих пор не могу понять, почему он назначил тебя, пехотинца, командовать кавалерией. Использовать Публия Рутилия в качестве praefectus fabrum — начальника снабжения — точно такая же профанация таланта. Куда больше пользы принесет он на поле брани, нежели занимаясь снабжением и ремонтом. Однако это прерогатива полководца — использовать людей, как он пожелает.
Весь Рим радовался, когда пришла весть о взятии Ваги, хотя ты пишешь, что никакого штурма не было — город сдался сам. И — если ты простишь мое выступление в защиту Квинта Цецилия, — я не понимаю, почему ты столь возмущен назначением Турпиллия, его друга, начальником гарнизона в Ваге. Разве это так важно?
Твое описание битвы на реке Мутул произвело на меня куда большее впечатление, нежели версия, изложенная в сенаторских рапортах Квинта Цецилия. Это должно несколько утешить тебя в качестве компенсации за мой скептицизм. Уверяю тебя, что я — на твоей стороне. Ты прав, когда говоришь Квинту Цецилию, что наилучший способ выиграть войну с Нумидией — захватить самого Югурту. Как и ты, я верю, что он — источник силы сопротивления нумидийцев.
Сочувствую! Этот первый год был таким тяжелым для тебя! Да еще Квинт Цецилий, очевидно, решил, что может победить, не используя в полной мере таланты твои и Публия Рутилия. Через год тебе будет намного труднее стать консулом, если в предстоящей Нумидийской кампании у тебя не появится возможности блеснуть по-настоящему. Но я не жду, что ты безропотно подчинишься своему бездарному назначению. Я уверен, что ты найдешь способ выдвинуться, несмотря на худшее, что может сделать Квинт Цецилий.
Закончу письмо еще одной новостью с Форума. Из-за потери армии Силана в Заальпийской Галлии Сенат аннулировал один из последних действующих законов Гая Гракха, а именно тот, который ограничивал количество призывов на военную службу. Призывной возраст уже не определяется в семнадцать лет. И если человек отслужил уже десять лет и участвовал в шести кампаниях, это не избавляет его от нового призыва. Знамения времени. Риму уже почти не из кого набирать свои легионы.
Будь осторожен, береги себя. Напиши мне сразу, как только мои слабые попытки слегка оправдать Квинта Цецилия изгладятся из твоей памяти и ты сможешь думать обо мне без раздражения. Я все еще твой тесть, и до сих пор очень хорошего мнения о тебе. Прощай.
Гай Юлий Цезарь решил, что это письмо стоило того, чтобы его послать скорой почтой. Оно полно новостей, хороших советов и поддержки. Гай Марий получит его еще до наступления нового года.
Лишь в середине декабря Сулла сопроводил Клитумну в Цирцеи, окружив ее заботой и нежностью. Хотя он беспокоился, что со временем настроение Клитумны может измениться и нарушить его планы, но судьба продолжала ему улыбаться: Клитумна оставалась в глубокой депрессии.
Как все виллы на побережье Кампании, вилла Клитумны была не слишком большой. И тем не менее она была намного больше дома на Палатине. Римляне, которые могли себе позволить иметь собственные загородные виллы, любили, чтобы было просторно. Построенная на вулканическом мысе, имеющая свой пляж, вилла располагалась южнее Цирцей. Соседей поблизости не было. Три года назад один из тех строителей, что часто наведывались на побережье Кампании, построил ее за одну зиму. Как только Клитумна узнала, что строитель может провести водопровод, она не задумываясь купила дом. Так что на вилле имелась ванна.
Таким образом, первое, что сделала Клитумна после приезда, — приняла ванну. Потом пообедала, а затем они с Суллой пошли спать в разные комнаты. Два дня только он пробыл в Цирцеях, посвятив все время мачехе, — та продолжала оставаться угрюмой, хотя и не хотела, чтобы Сулла уезжал.
— У меня для тебя сюрприз, — сказал он в день своего возвращения в Рим. Они прогуливались на территории виллы рано утром.
Даже эти слова оставили ее равнодушной.
— Да? — переспросила она.
— Ты получишь его в первую ночь полнолуния, — продолжал он загадочно.
— Ночью? — спросила она чуть-чуть заинтересованно.
— Ночью — и в полнолуние! То есть при условии, что будет ясная ночь, и ты сможешь увидеть полную луну.
Они стояли под высоким передним фасадом виллы, которая, как и большинство других, была построена на склоне холма. Владелец виллы мог сидеть на лоджии и любоваться видом. За узким фасадом находился сад-перистиль, а за садом располагалась собственно вилла. Конюшни размещались в цокольном этаже переднего фасада; над ним были устроены комнаты для конюхов.
Лужайка перед виллой, поросшая травой и кустами диких роз, со всех сторон была искусно окаймлена деревьями. Таким образом, она была скрыта от любопытных глаз случайных прохожих.
Сулла показал на большую группу солончаковых сосен и стреловидных кипарисов.
— Это секрет, Клитумна, — проговорил он горловым голосом.
Клитумна полагала, что это рычание служило знаком к продолжительному и особенно восхитительному занятию любовью.
— Какой секрет? — спросила она, заинтересовавшись еще больше.
— Если я скажу тебе, это уже не будет секрет, — прошептал он, покусывая ее ухо.
Она поежилась, оживилась немного.
