недоумений наконец кончилось. Со смертью Марка Ливия Друза исчезла всякая надежда на достижение италийской независимости мирным путем.
[Карта 'Территории италийских мятежников'][9]
Были отправлены письма: к самнитам — Гаю Папию Мутилу, к марруцинам — Герию Асинию, к пелигнам — Публию Презентею, к пиценам — Гаю Видацилию, к френтанам — Гаю Понтидию, к вестинам — Титу Лафрению и к тому, кто в настоящее время возглавлял гирпинов — народ, известный тем, что часто менял своих преторов. Но где устроить встречу? Все италийские народы настороженно следили за двумя римскими преторами, объезжавшими весь полуостров, «вникая в италийский вопрос», и подозрительно относились к любому месту, обладавшему римским или латинским статусом. Ответ удалось найти почти сразу же: выстроенный на неприветливых скалах, окруженный высокими стенами и надежно снабжаемый водой, на склоне Центральных Апеннин неподалеку от Валериевой дороги и реки Атерн, приютился Корфиний — город пелигнов, стоявший почти на границе земель марруцинов.
Здесь, в Корфиний, всего через несколько дней после смерти своего римского защитника, встретились представители восьми италийских народов: марсов, самнитов, марруцинов, вестинов пелигнов, френтанов, пиценов, гирпинов и множество их сторонников. Все были возбуждены и полны решимости.
— Это война! — с самого начала заявил на собрании Мутил. — Это будет война, друзья-италики! Если Рим отказывается признать наши права и документы, подтверждающие их, то мы должны добиться этого силой. Создадим независимое государство, не поддерживающее отношений ни с Римом, ни с римлянами, уберем римские и латинские колонии, основанные в пределах наших границ. Пусть нашу судьбу вершат только наши люди и наши деньги!
Приветственные возгласы и топот ног стали ответом на это воинственное заявление. Такая реакция обрадовала Мутила и ободрила Силона. Первый увидел в ней выражение ненависти к Риму, а второй — падение веры в могущество Рима.
— Никаких налогов Риму! Никаких солдат для Рима! Не гулять больше римским плетям по спинам италиков! Долой римское долговое рабство! Хватит кланяться Риму, пресмыкаться перед Римом, восхвалять Рим! — кричал Мутил. — Мы возьмем свои права сами! Мы заменим собою Рим! А Рим, друзья мои италики, обратится в пепел!
Люди собрались на рыночной площади Корфиния, так как в этом городе не нашлось общественного здания, достаточно большого, чтобы вместить две тысячи человек. Крики, которыми была встречена вторая часть короткой речи Мутила, волной прокатились через городские стены, пугая птиц и внушая благоговейный страх окрестному населению.
«Вот и свершилось, — подумал Силон, — решение принято».
Однако предстояло решить еще немало вопросов, и для начала следовало дать имя новой стране.
— Италия! — выкрикнул Мутил.
А теперь — новое имя Корфинию, новой столице Италии.
— Италика! — провозгласил Мутил.
И наконец, каково будет правительство.
— Совет из пятисот человек, избранных поровну от каждого из народов, объединившихся в Италию, — предложил Силон, и Мутил с ним охотно согласился; ведь если Мутил был сердцем Италии, то Силон — ее мозгом. — Все наши гражданские законы, включая и конституцию, будет принимать и устанавливать этот consilium Italiae, Италийский совет, постоянно находящийся здесь, в нашей новой столице — Италике. Однако, как вам всем хорошо известно, мы начнем войну с Римом прежде, чем Италия будет создана как государство. Поэтому пока война с Римом не завершится победой, — а это так и будет! — в Италии должен быть учрежден внутренний военный совет, состоящий из двенадцати преторов и двух консулов. Знаю, это римские названия, но ради простоты и за неимением других воспользуемся ими. Всегда действуя с ведома и согласия самого Италийского совета, этот военный совет будет руководить нашей войной против Рима.
— Никто в Риме этому не поверит! — выкрикнул Тит Лафрений, предводитель вестинов. — Два названия? Это все, что мы можем предложить! Одно — для несуществующей страны и другое — для старого города!
— Рим поверит в это, — твердо произнес Силон, — если мы начнем чеканить монету и призовем архитекторов, чтобы создать центр величественного города. На нашей первой монете будут изображены восемь мужей с обнаженными мечами, которые будут символизировать восемь народов-основателей, собирающихся принести в жертву свинью, то есть Рим, а на обратной стороне — лик новой богини италийского Пантеона, самой Италии. Нашим священным животным будет самнитский бык, главным богом — Либер Патер, отец свободы, ведущий на поводке пантеру, показывая тем самым, как мы укротим Рим. Не пройдет и года, как в нашей новой столице будет форум, такой же большой, как в Риме; здание совета, вмещающее пятьсот человек; храм Италии, более величественный, чем храм Цереры в Риме; и храм Юпитера Италийского грандиознее, чем римский храм Юпитера Наилучшего Величайшего. Мы ничем не будем обязаны Риму, и Рим в этом скоро убедится!
Вновь поднялась волна криков; Силон стоял на судейском месте и, не сдерживая улыбки, ожидал, пока наступит тишина.
— Риму никогда не удастся разделить нас! — произнес он. — В этом я клянусь каждому из вас и каждому человеку в свободной Италии. Мы объединим все наши ресурсы, людские и продовольственные! Мы, поднявшие войну против Рима во имя Италии, будем сотрудничать теснее любых полководцев с тех самых пор, как в мире ведутся войны! По всей Италии наши воины ждут призыва к оружию! За несколько дней мы можем собрать армию в сто тысяч человек. Но придут еще больше, намного больше! — Он помолчал, затем громко рассмеялся: — Я уверяю вас, друзья мои италики, что через два года римляне со слезами будут упрашивать принять их в число свободных граждан Италии!
Поскольку вопрос был столь же ясен, сколь и важен, а дело столь же желанно, сколь необходимо, то практически не имелось причины для стычек из-за постов и внутренних раздоров. И совет пятисот с рвением принялся за свои гражданские дела, а внутренний совет засел обсуждать военные вопросы. Судебные органы внутреннего совета были избраны по-гречески — простым поднятием рук, и в них вошли даже представители тех народов, которые только собирались присоединиться к Италии, — так уверены были выборщики в том, что луканы и венусины будут с ними вместе.
Консулами стали Гай Папий Мутил от самнитов и Квинт Поппедий Силон от марсов. Преторами были выбраны Герий Асиний от марруцинов, Публий Веттий Скатон от марсов, Публий Презентей от пелигнов, Гай Видацилий от пиценов, Марий Игнаций от самнитов, Тит Лафрений от вестинов, Тит Геренний от пиценов, Гай Понтидий от френтанов, Луций Афраний от венусинов и Марк Лампоний от луканов.
Военный совет, заседавший в небольшой палате собраний Корфиния-Италики, также немедленно принялся за дело.
— Мы должны склонить на нашу сторону этрусков и умбров, — сказал Мутил. — Пока они не присоединятся к нам, мы не сможем изолировать Рим с севера. А если мы не отрежем его от севера, он будет по-прежнему пользоваться ресурсами Италийской Галлии.
— Этруски и умбры — странные люди, — отозвался марс Скатон. — Сами они никогда не считали себя италиками, вроде нас с вами. Глупцы! Ведь с точки зрения римлян они — именно италики, и ничто иное.
— Они выступали с протестами против ager publicus — притязаний Рима на их земли, — подал голос Герий Асиний. — Значит ли это, что они наверняка присоединятся к нам?
— Я думаю, нет, — фыркнул Силон. — Из всех италийских народов этруски наиболее тесно связаны с Римом, а умбры слепо подражают им. Кого из них, к примеру, мы знаем по имени? Никого! Вся беда в том, что Апеннины всегда отделяли их от нас с востока, на севере у них Италийская Галлия, а Рим и Лаций граничат с ними на юге. Они шлют свою сосновую древесину и свиней именно в Рим, а не другим италийским народам.
— Ну, сосны — это я понимаю, но свиней у нас и своих хватает, — заметил пицен Видацилий.
— Свинья свинье рознь, Гай Видацилий! — ухмыльнулся Силон. — Одни свиньи хрюкают, а другие делают превосходные кольчуги.
