спиной Мария и испуганно глядели на окровавленного Друза. Теперь он кричал беспрестанно по мере того, как боль нарастала. При каждом его крике дети начинали метаться, пока маленький Цепион не догадался обнять своего братишку Катона, заслонив от него лежащего.
Вернулась Корнелия и вновь беспомощно припала к ногам сына.
В этот момент появился Сулла, силой волоча Афинодора Сикула; он подвел его к Марию:
— Эта бесчувственная задница не хотела отрываться от обеда.
Врач, сицилийский грек, едва дышал в железной хватке Суллы:
— Его надо положить в постель, чтобы я мог осмотреть рану.
Марий, Сулла и трое слуг подняли мечущегося Друза и перенесли его на большую кровать, оставляя за собой широкую полосу крови. Лампы горели ярко — было светло, как днем.
Прибыли и другие лекари; Марий и Сулла оставили их и перешли в другую комнату, откуда они могли слышать беспрестанные крики Друза.
— Мы должны остаться здесь, — сказал Скавр.
— Да, мы не можем уйти, — подтвердил Марий, чувствуя себя старым и разбитым.
— Пойдем же обратно в кабинет, не будем мешать, — предложил Сулла, все еще дрожа от потрясения.
— Юпитер, я не могу поверить! — вскричал Антоний.
— Цепион? — спросил Сцевола, содрогаясь.
— Скорее Варий, испанский пес, — ответил Сулла сквозь зубы.
Так они сидели, чувствуя себя потерянными, бессильными, а в ушах стоял ужасный крик Друза. Вскоре они обнаружили, что Корнелия, как истая патрицианка, проявила гостеприимство даже в такую ужасную минуту, прислав им вино и пищу, а также слугу.
Наконец лекарям удалось извлечь нож. Это оказался инструмент сапожника с широким, изогнутым лезвием, идеальный для таких целей.
— Его повернули в ране, — пояснил Афинодор Сикул Мамерку. — Порваны все ткани, ничего невозможно сшить. Поражены сосуды, нервы, мочевой пузырь.
— Нельзя ли дать ему обезболивающего?
— Я уже приказал приготовить маковый сироп. К сожалению, ничто уже не в силах помочь.
— Вы говорите, что мой сын умрет? — спросила Корнелия.
— Да, госпожа, — с достоинством подтвердил лекарь. — Кровотечение внешнее и внутреннее одновременно, у нас нет средств прекратить его. Он умрет.
— Невыносимо страдая от боли? Нельзя ли заглушить эту боль? — умоляла мать.
— В фармакопее нет более эффективного наркотика, чем сироп из анатолийских маков, госпожа. Если это не поможет, то не поможет ничего.
Всю ночь Друз метался и кричал, кричал, кричал. Крик несчастного проникал во все отдаленные уголки огромного дома, держал в страхе ребятишек, которые плакали и вздрагивали, вспоминая ужасную картину: залитого кровью дядю Марка на полу.
Маленький Цепион все прижимал к себе младшего братишку Катона:
— Я рядом! Не бойся, с тобой ничего не случится!
Возле дома собралась огромная толпа; крики Друза были слышны и здесь, прерываемые всхлипыванием и рыданием сочувствующих.
Внутри, в атрии, собрался почти весь Сенат, за исключением Цепиона, Филиппа (благоразумное решение, подумал Сулла) и Квинта Вария. Что-то незаметно промелькнуло возле входа; Сулла осторожно проскользнул, чтобы полюбопытствовать. Это оказалась девочка, темноволосая и хорошенькая, лет тринадцати-четырнадцати.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, внезапно возникая перед ней.
Она остановилась, пораженная и испуганная. Ее глаза блеснули ненавистью, но затем она их опустила.
— А кто ты, чтобы спрашивать меня об этом?
— Луций Корнелий Сулла. Так кто же ты?
— Сервилия.
— Иди спать, девочка. Тебе не пристало здесь находиться.
— Я ищу своего отца, — сказала она.
— Квинта Сервилия Цепиона?
— Да, своего отца.
Сулла рассмеялся, не пытаясь щадить ее или осторожничать:
— С какой стати ему быть здесь, если половина Рима подозревает его в убийстве Марка Ливия?
Ее глаза осветились радостью:
— Он действительно умирает? Это правда?
— Да.
— Прекрасно! — со злорадством воскликнула Сервилия и исчезла.
Сулла, пожав плечами, ушел в кабинет. Перед рассветом появился Кратипп:
— Марк Эмилий, Гай Марий, Марк Антоний, Луций Корнелий, Квинт Муций, хозяин зовет вас.
Друз теперь тихо бредил и стонал. Друзья поняли смысл этой перемены и поспешили в спальню, протолкавшись через толпу сенаторов.
Друз лежал белый как простыня, лицо словно маска, на которой оставалась еще капля жизни — чудесные, мудрые, огромные темные глаза. По одну сторону его стояла Корнелия, прямая и торжественная, по другую — Мамерк Эмилий Лепид Ливиан, тоже прямой и торжественный. Лекари ушли.
— Друзья мои, я должен попрощаться, — проговорил Друз.
— Мы понимаем, — мягко ответил Скавр.
— Моя работа не завершена.
— Не завершена, — подтвердил Марий.
— Они сделали это, чтобы остановить меня. — Друз снова вскрикнул.
— Кто это сделал? — спросил Сулла.
— Любой из оставшихся семи. Я не знал их. Обычные люди. Я бы сказал, третьего класса, не простолюдины.
— Тебе кто-нибудь угрожал? — спросил Сцевола.
— Никто.
— Мы найдем убийцу, — поклялся Антоний.
— Или человека, нанявшего его, — пообещал Сулла.
Они стояли возле кровати и молчали, не желая попусту тратить последние оставшиеся Друзу мгновения. Но перед самым концом он сделал над собой усилие, сел в кровати и посмотрел на них затуманенным взором:
— Кто сможет служить Республике, как я?
Глаза его подернулись золотой пеленой: Друз умер.
— Никто, — проговорил Сулла. — Никто, Марк Ливий.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Квинт Поппедий Силон узнал о смерти Друза из письма Корнелии, его матери. Послание дошло до Силона, находящегося в те дни в Маррувии, менее чем через два дня после несчастья, что стало новым доказательством стойкости и силы духа, присущих матери Друза. Корнелия не забыла об обещании, данном сыну, и сообщила весть Силону прежде, чем новости добрались до него окольным путем.
Силон, конечно, оплакивал друга, но настоящего потрясения не ощутил. Убийство Друза не стало для него неожиданностью. Полный новых замыслов, он даже почувствовал облегчение: время ожидания и
