Приликла и огромная рождественская елка, какой выглядел со стороны Космический Госпиталь: все они вращались вокруг застывшего в неподвижности носа чужого звездолета. Стоило ему закрыть глаза, как головокружение ослабевало, но тогда он не видел, куда идет. Он вынужден был шаг за шагом увеличивать мощность магнитных присосок, несмотря на то, что опасался повредить хрупкую металлическую обшивку. Впереди, в нескольких футах от него, из корпуса выдавалась короткая трубка, должно быть, перископ — Конвей осторожно направился к ней. Внезапно он поскользнулся, упал и инстинктивно ухватился за трубку. Та начала гнуться, и он тут же разжал пальцы и полетел прочь от корабля, как выпущенный из пращи камень.
— Куда вас понесло, доктор? — буркнул Маннен. — Вы что, провалились внутрь?
— Скорее, наружу, — фыркнул Конвей, включая один из аварийных фонарей скафандра. — Видите меня? — Ответ пришел немедленно: он ощутил, как скрестились на нем и повлекли к спасательному боту силовые лучи. — Нелепо все это, нелепо и смешно! Мы что-то слишком долго возимся. Лейтенант Харрисон, доктор Приликла, возвращайтесь на борт. Попробуем иначе.
Пока шло обсуждение его нового предложения, Конвей распорядился сфотографировать инопланетный корабль под всеми мыслимыми углами и отдал в лабораторию бота на анализ взятые им и Харрисоном образцы. Обсуждение затянулось, оно еще продолжалось, когда принесли снимки и результаты анализа.
Лаборатория установила, что предметом утечки является не топливо, а вода, которая используется только для дыхания, потому что в ней не содержатся те организмы, что кишат в морях и океанах Митболла. Кроме того, в ней присутствует избыточный процент С02, то есть, другими словами, она здорово застоялась.
Внимательно изучив фотографии, Харрисон, который оказался специалистом по истории космоплавания, объявил, что на корме звездолета имеется тепловой отражатель с энергоустановкой, работающей на твердом топливе. Теперь ясно, что на корабле есть не только система жизнеобеспечения, которая, исходя из размеров корпуса, должна быть весьма примитивной. Лейтенант прибавил, что, в отличие от дышащих воздухом астронавтов, которые могли брать с собой запас сжатого воздуха, вододышащие такой возможности лишены. На носу звездолета виднелись люки, из которых, очевидно, выбрасывались при посадке на планету тормозные парашюты. Футах в пяти от них располагалась панель около пятнадцати дюймов в поперечнике. Харрисон уверял, что это не что иное, как входной люк, ведущий в кабину пилота. Он заметил: примитивность конструкции звездолета исключает вероятность того, что за панелью находится переходник шлюза; она, по-видимому, открывается прямо в кабину. Лейтенант предостерег Конвея от того, чтобы пытаться проникнуть в корабль через этот люк, поскольку центробежная сила немедленно вышвырнет в пространство всю воду, которой заполнено судно. Вернее, произойдет выброс половины объема, потому что на корме вода останется; однако астронавт наверняка находится в носовой части корабля.
Конвей широко зевнул и потер глаза, потом проговорил:
— Мне нужно осмотреть пациента, чтобы определить, как его лечить и куда поместить. Предположим, лейтенант, я проделаю отверстие посредине, в центре вращения корабля. Значительное количество воды так или иначе уже утекло, а остаток благодаря влиянию центробежной силы распределился между носом и кормой, поэтому середина, вполне возможно, пуста, и мои действия не причинят астронавту серьезного вреда.
— Согласен, доктор, — ответил Харрисон. — Однако может случиться так, что вы нарушите герметизацию секций, где еще есть вода.
— Если мы наложим на корпус металлическую заплату, — возразил Конвей, — в которой будет воздушный шлюз, достаточно вместительный для человека моего роста, и загерметизируем ее по краям, все будет в порядке. Сварку, разумеется, применять нельзя. Тогда я сумею попасть внутрь без…
— По-моему, — заметил Маннен, — вы забываете, что корабль вращается.
— Пусть его, — отмахнулся Харрисон. — Мы установим легкую опорную раму, которая будет крепиться к корпусу магнитами, и все пойдет как по маслу.
Приликла промолчал. Цинрусскины отнюдь не отличались выносливостью или избытком физических сил. Маленький эмпат повис под потолком каюты и, похоже, погрузился в сон.
Договорившись, Маннен, Харрисон и Конвей принялись уточнять детали. Они запросили из Госпиталя необходимое оборудование и бригаду монтажников. Работа была в самом разгаре, когда радист бота сказал:
— Вас вызывает майор О'Мара. Экран «два».
— Доктор Конвей, — произнес Главный психолог, едва появившись на экране, — до меня дошли слухи, что вы стараетесь — и, возможно, преуспели в своих стараниях — побить рекорд продолжительности перемещения пациента из корабля в палату. Думаю, мне нет нужды напоминать вам о важности и срочности задания, но я возьму на себя смелость напомнить. Доктор, задание важное и срочное. Все.
— Пожалуй, — проговорил лейтенант, задумчиво поглядывая на Маннена, — я еще не оправился от перелома ноги при высадке на Митболл. Понимающий врач отправил бы меня обратно в Госпиталь, в палату четыре на двести восемьдесят третьем уровне.
— Тот же самый врач, — отозвался Маннен сухо, — может решить, что причиной вашей болезни является некая медсестра из палаты номер четыре, и направить вас, скажем, в палату семь на уровне двести сорок один. Вы получите незабываемые впечатления от общения с медсестрой, у которой четыре глаза и множество ног.
— Не обращайте внимания, Харрисон, — рассмеялся Конвей. — Временами он ведет себя хуже О'Мары. Денек выдался тяжелый, все, что могли, мы сделали, так что пошли спать.
Следующий день также не ознаменовался какими-либо существенными достижениями. Бригада монтажников торопилась установить опорную раму; спешка привела бы к тому, что рабочие теряли инструменты, упускали в пространство секции опоры, а иногда уплывали туда сами. Их тут же вылавливали силовыми лучами, но вот инструмент и секции опоры приходилось заменять новыми, поскольку на них, естественно, не имелось сигнальных огней. Люди ворчали, крыли на все лады того, кому взбрело в голову заключать в каркас инопланетную космическую карусель, однако худо-бедно работа продолжалась. Количество царапин и вмятин, оставленных на корпусе чужого звездолета инструментами и башмаками скафандров, мало-помалу возрастало, утечка воды из корпуса становилась все сильнее.
Стремясь ускорить работу, Конвей пропустил мимо ушей возражения Приликлы и попробовал снова замедлить вращение корабля. Эмпат сообщил, что на этот раз страха он не уловил — потому что пациент был без сознания. Приликла добавил, что хотя и не может описать эмоциональное излучение пациента, но настаивает на восстановлении прежней скорости вращения, а иначе не ручается за жизнь больного.
Сутки спустя раму установили, после чего монтажники взялись за заплату. Тем временем Конвей с Харрисоном обследовали корпус звездолета. Лейтенант, заинтересовавшись конструкцией, сопел, Конвей же либо разглядывал входной люк корабля, либо пытался что-нибудь увидеть в крохотный, два-три дюйма в диаметре, иллюминатор, снабженный изнутри створкой, которая открывалась буквально на долю секунды.
Только на четвертый день они проникли в инопланетный корабль, пилот которого, по заверениям Приликлы, едва дышал. Как и ожидалось, в средней части звездолета воды почти не было; центробежная сила оттеснила ее в концевые отсеки. Впрочем, спасателей встретила плотная завеса тумана, из которой проступали в свете фонарей многочисленные звездочки и цепи. Соблюдая осторожность, чтобы не угодить рукой между шестеренок или не пробить ненароком дырку в корпусе судна, лейтенант двинулся на корму, а Конвей направился на нос. Они разошлись сознательно, чтобы не сместить центр тяжести корабля, поскольку в противном случае немедленно возникала угроза крушения опорной рамы.
— Я понимаю, что для очищения и циркуляции воды требуется оборудование посложнее системы воздухообмена, — сказал Конвей в коммуникатор скафандра, — и, насколько мне известно, электрических цепей должно быть больше, чем механических. А тут — сплошные шестерни да приводные ремни. Вдобавок меня сносит течением, и я того и гляди напорюсь на что-нибудь этакое.
