Абрахам Меррит
ОБИТАТЕЛИ БЕЗДНЫ
К
северу от нас взметнулся в небо луч
света. Он вырвался из-за горы, к ко
торой мы брели с самого утра, — сверкающий столб, видимый очень отчетливо, как полоса дождя на фоне грозовых туч. Рассекая вечернюю дымку, словно луч прожектора, он не отбрасывал тени. Благодаря ему мы смогли как следует разглядеть вершину — пятиконечную, напоминавшую формой человеческую руку, которая как будто что-то отталкивала от себя. Луч продержался в воздухе всего лишь несколько секунд, а затем рассыпался мириадами искр: те закружились над землей, словно выискивали некую пропажу.
В лесу все стихло. Впечатление было такое, будто деревья затаили дыхание. Собаки жались к моим ногам. Я чувствовал, как они дрожат, видел, что шерсть на загривках встала дыбом. Псы неотрывно следили за порхающими в небе искорками. Я посмотрел на Старра Андерсона. Тот глядел на север, где тянулся к зениту новый луч.
—
Гора-рука! — выдавил я. В горле у меня пересохло, как если бы я выпил гнусное снадобье Лао Цзая.
—
Она-то нам и нужна, — отозвался Андерсон.
—
Но свет… Что это такое? Наверняка не зарницы.
—
Какие сейчас могут быть зарницы? — буркнул Старр. — Мне кажется, там идет какая-то странная погоня. Нам повезло, до нас лучи не достают.
—
Смотри, гора словно движется, — заметил я. — Интересно, кого или что она отталкивает? Знаешь, мне вспоминается облачная длань Шан Надура, которой он запечатал Врата Призраков, чтобы избавить мир от всякой нечисти.
Андерсон жестом призвал меня к молчанию и прислушался.
Налетевший с севера ветерок принес с собой диковинный звук, тихий, едва различимый, в котором тем не менее ощущалась скрытая сила, как в завываниях тех вихрей, что бушевали на заре мироздания, обрывая листву дерев, среди которых пряталась Лилит. Звук повелевал, манил за собой, звал туда, где сверкали лучи. Он требовал повиновения. Мне стало страшно; в то же время меня так и подмывало выбежать на свет, нырнуть в него, погрузиться с головой. Я испытывал, должно быть, муки подобные тем, что выпали на долю Улисса, когда он, привязанный к мачте, слышал гибельное пение сирен. Внезапно звук сделался громче.
—
Черт возьми, что творится с собаками? — воскликнул Старр Андерсон. — Ты только взгляни!
Животные, поскуливая, устремились на свет и вскоре исчезли за деревьями. До нас донесся скорбный вой, который, впрочем, быстро затих.
Поляна, на которой мы разбили лагерь, находилась, по моим подсчетам, милях в трехстах от того места, где делает свой первый поворот река Кускоквим. Мы вышли из Доусона ранней весной, соблазнившись легендой, рассказанной нам знахарем из племени атабасков: о пятиконечной вершине, на склонах которой золото валяется прямо под ногами. Индейцы наотрез отказались сопровождать нас, заявив, что на ту гору наложено заклятие.
Наш путь был долгим и тяжелым. Наконец вчера вечером мы заметили на горизонте цель своих поисков, а сегодня окончательно убедились в том, что не ошиблись.
Андерсон насторожился. Сквозь призывный звук можно было различить хруст и треск, словно в кустарнике на краю поляны возился медвежонок. Я подбросил в костер хворосту, и тут из кустов выползло на четвереньках какое-то существо, нелепое и вместе с тем вызывающее чувство брезгливости. Способ, каким оно передвигалось, напоминал мне карабкающегося по лестнице малыша. Мы схватились за оружие, но оно не понадобилось. Перед нами был человек! Он кое-как добрался до костра и рухнул навзничь.
—
Спасен, — прошептал он мгновение спустя. — Спасен. Им теперь меня не достать. Только не отвечайте…
—
Спятил, — убежденно заявил Андерсон, наклоняясь над беднягой. — Не волнуйтесь, — прибавил он. — За вами никто не гонится.
—
Не отвечайте им, — повторил человек, — я имею в виду огни!
—
Огни? — любопытство пересилило во мне жалость. — Что это такое?
—
Обитатели бездны, — выдавил он. Андерсон опустился на колени.
—
Господи Боже! Фрэнк, посмотри!
Он указал на руки ночного гостя. Те заканчивались культышками: пальцы стерлись до основания, кожа слезла, тыльная сторона ладоней начисто лишилась мяса. Мой взгляд задержался на толстом металлическом обруче, что опоясывал мужчину; к нему крепилось кольцо, с которого свешивался десяток звеньев золотистой цепи.
—
Кто он такой и откуда взялся? — проговорил Андерсон. — Видишь, он спит и даже во сне пытается ползти! А колени, Фрэнк, колени! Боже, Боже мой!
Андерсон не преувеличивал. Руки и ноги спящего продолжали двигаться, однообразно, размеренно, будто он куда-то взбирался; казалось, конечности обрели вдруг собственную волю и как бы отделились от тела, которое оставалось неподвижным. Если вам доводилось когда-нибудь наблюдать, как поднимаются и опускаются штанги семафоров, вы без труда поймете, что я хочу сказать.
Внезапно призывный звук пропал. Луч света в очередной раз рассыпался искрами и больше не появился. Спящий затих. Небо над нами посерело: короткая летняя аляскинская ночь близилась к концу. Андерсон потер глаза и повернулся ко мне.
—
Эй! — воскликнул он. — Ты, часом, не заболел?
— Посмотри на себя, Старр, — посоветовал
я. — Мы
оба перепугались так, что до сих пор поджилки трясутся. Что будем делать?
—
Подождем, пока проснется, — ответил он, тыча пальцем в фигуру, что лежала на земле, укрытая на
шими одеялами. — Он все нам расскажет: от кого бежал и почему за ним гнались. Те огни, Фрэнк, не полярное сияние и не зарницы, а скорее блики адского пламени. — Сегодня дальше не пойдем, — сказал я. — Не хочу будить его, ни ради золота, которого якобы навалом за той горой, ни ради бесов, что прячутся в ее тени.
Наш новый товарищ спал крепким сном. Мы вымыли и перевязали ему культяшки рук. Он не шевелился, лежал в той самой позе, в которой уснул, слегка поджав колени. Я взял напильник и принялся пилить металлический обруч. Тот оказался золотым, но такого золота мне еще видеть не доводилось. Оно внушало отвращение и вело себя как живое: прилипало к напильнику, корчилось, извивалось — я готов в этом поклясться. Сняв обруч с тела, я немедленно отшвырнул его в кусты.
Мы провели на поляне весь день. Наступила ночь, а беглец все спал. Той ночью нас не тревожили ни лучи голубого света, ни назойливые искры, ни призывные звуки. Зло отступило — но недалеко. Мы с Андерсоном по-прежнему ощущали его; оно затаилось и выжидало.
Вы читаете «Если», 1994 № 02
