Поэтому она казалась ослепленному мужчине образцом изящества.
— Мы знакомы, Децим Юний? — спросила Сервилия, жестом предлагая ему сесть на кушетку, а сама опускаясь на стул.
— Да, Сервилия, это было несколько лет назад. Мы встречались на обеде в доме Квинта Лутация Катула за несколько дней до того, как Сулла стал диктатором. Мы немного поговорили. Я помню, что ты тогда недавно родила сына.
Лицо ее прояснилось:
— О, конечно! Пожалуйста, прости меня за грубость! — Она с печальным видом дотронулась рукой до головы. — Просто так много случилось с тех пор.
— Ничего, не думай об этом, — тепло ответил Силан и замолчал, глядя ей в лицо.
Она деликатно кашлянула:
— Могу я предложить тебе вина?
— Благодарю, не надо.
— Я вижу, ты не привел с собой жену, Децим Юний. Она хорошо себя чувствует?
— У меня нет жены.
— О-о!
За ее замкнутым и заманчиво таинственным лицом роились мысли. Она нравится ему! В этом нет сомнения, она ему нравится!
И кажется, уже несколько лет. Он благородный человек. Зная, что она замужем, он не посмел продолжить знакомство с ней или ее мужем. Но теперь, когда она овдовела, он решил стать первым и опередить соперников. У Силана очень хорошее происхождение, да, но богат ли он? Он — старший сын, поскольку носил имя Децим: «Децим» всегда было первым именем старшего сына в роду Юниев Силанов. На вид ему около тридцати, и это тоже хорошо. Но вот богат ли он? Время ловить рыбку.
— Ты — сенатор, Децим Юний?
— Только с этого года. Я — городской квестор. Хорошо, хорошо! По крайней мере, у него сенаторский статус.
— Где у тебя земли, Децим Юний?
— О, везде. Мое главное поместье находится в Кампании, двадцать тысяч югеров, у реки Вольтурн, между Телесией и Капуей. Но у меня еще есть земли по реке Тибр, очень много земли у Тарентинского залива, вилла в Кумах и еще в Ларине, — быстро перечислил он, желая произвести впечатление.
Сервилия слегка откинулась на стуле и очень осторожно выдохнула. Он богат. Очень богат.
— А как твой мальчик? — спросил Силан.
Эту одержимость Сервилия скрыть не могла. Глаза ее вспыхнули, обычно загадочные черты лица осветились любовью.
— Скучает по отцу, но, думаю, он все понимает.
Децим Юний Силан поднялся:
— Мне пора, Сервилия. Можно мне прийти снова?
Ее кремовые веки опустились, черные ресницы легли веером на щеки. Слабый румянец проступил на щеках, еле заметная улыбка взметнула вверх уголки губ ее маленького рта.
— Пожалуйста, приходи, Децим Юний. Мне это будет очень приятно, — выговорила Сервилия.
«Вот тебе, Порция Лициниана! — подумала она торжествующе, лично проводив своего гостя из дома. — Я сама нашла себе будущего мужа, не пробыв вдовой и месяца! Подожди, когда я скажу дяде Мамерку!»
Спустя месяц после смерти Марка Юния Брута Луций Марций Филипп написал письмо Гнею Помпею Магну.
Сейчас уже вторая половина года, и дела идут очень хорошо. Я надеялся привязать Мамерка к Риму, но после того как пришло сообщение о смерти Брута и Лепида, он решил, что его роль принцепса Сената больше не требует его пребывания в Риме, и просит у Сената разрешения готовиться к войне с Серторием. Наши сенаторские козлы быстро превратились в овечек и дали Мамерку четыре легиона, принадлежавших Катулу и все еще вооруженных. Они находились в Капуе в ожидании демобилизации. Катул удовлетворен своей скоротечной кампанией против Лепида. Он (незаслуженно) заработал впечатляющую военную репутацию без необходимости отходить от Рима дальше Марсова поля и убедил Сенат назначить Мамерка губернатором Ближней Испании и командующим в кампании против Сертория. Возможно, Мамерк — это то, что нужно Испании. Поэтому я должен быть уверен, что он никогда не попадет туда. Ибо мне надлежит обеспечить тебе специальное назначение в Испанию прежде, чем Лукулл вернется из Африки. К счастью, у меня имеется способ подорвать позиции Мамерка. И этот способ — да, естественно, это некий человек, один из двадцати квесторов этого года, по имени Гай Элий Стайен. Жребий определил его в консульскую армию, ни больше, ни меньше! Другими словами, он находился в Капуе, работая на Катула с самого начала своего срока, а в будущем он должен работать на Мамерка.
Более надежного, худшего негодяя ты не встречал, мой дорогой Магн! Он там с Гаем Верресом. Это тот, кто обеспечил обвинение и ссылку молодого Долабеллы, свидетельствуя против него в суде, где председателем был молодой Скавр. И теперь он ходит с важным видом по Риму, обрученный с Цецилией Метеллой. Как тебе это нравится? Дочерью Метелла и сестрой тех троих энергичных молодых людей, которые, увы, представляют собой лучшее, что Цецилии Метеллы произвели в последнем поколении. Полная деградация.
Во всяком случае, мой дорогой Магн, я наладил контакт с нашим негодяем Гаем Элием Стайеном и заручился его поддержкой. Мы не обговорили точную сумму. Запросит он много, но сделает все необходимое, я уверен. Его идея — начать подстрекать войско к мятежу, как только Мамерк пробудет в Капуе достаточно долго, чтобы можно было выставить причиной мятежа самого Мамерка. Я возразил: в Капуе находятся ветераны Суллы и вряд ли они выступят против зятя их любимого диктатора, но Стайен только засмеялся. Мои опасения рассеялись, потому что смех был искренний. Этот человек уверен в успехе. Я не говорю уже о том, что невозможно сомневаться в способностях человека, который организовал собственное усыновление семьей Элиев! Он производит впечатление на любого, но особенно — на людей низшего класса, которым нравится его ораторский стиль.
Таким образом, я выступал против Мамерка, пока не нашел Стайена. Теперь я изменил тактику и всеми силами способствую его назначению командующим. Каждый раз, когда я вижу этого человека, я спрашиваю его, почему он все еще в Риме, а не в Капуе, где должен тренировать свои войска. Думаю, мы можем быть уверены, что самое позднее к сентябрю Мамерк станет жертвой огромного мятежа. И как только я услышу об этом, я начну убеждать Сенат применить статью конституции о специальном назначении.
К счастью, в Испании дела все хуже и хуже, что только упростит мою задачу. Наберись терпения и оптимизма, мой дорогой Магн, пожалуйста! Это произойдет, и довольно скоро. Ты сможешь перейти Альпы до того, как снег перекроет перевалы.
Мятеж, случившийся в начале августа, был организован Гаем Элием Стайеном очень умно, ибо не был ни кровавым, ни жестоким. В нем виделось столько искренности, что его жертва, Мамерк, даже не захотел наказывать виновных. К нему пришла делегация и твердо заявила, что легионы отправятся в Испанию только под командованием Гнея Помпея Магна, потому что они верят: лишь Гней Помпей Магн в состоянии побить Квинта Сертория.
— Наверное, они правы! — сказал Мамерк Сенату, когда прибыл в Рим для доклада (он был потрясен до такой степени, что говорил искренне). — Признаюсь, я их не виню. Они были вежливы, отнеслись ко мне с уважением. Солдаты с таким опытом разбираются в подобных делах, и меня они знают. Если они считают, что я не смогу справиться с Квинтом Серторием, следовательно, мне стоит задуматься: а смогу ли я действительно это сделать? Они полагают, что Гней Помпей — единственный человек, кому под силу решить эту задачу. Может быть, они правы.
Эти спокойные, откровенные слова произвели на сенаторов большое впечатление. Почтенные отцы почувствовали — все, даже сидящие в первых рядах, — что они не возмущены и что у них нет желания
