Помпей говорит, что возвращается в свой любимый Пицен и больше никогда не переступит порог Сената. А у Красса только одно желание — заработать ту тысячу талантов, которую он потратил в этом году.
Он с удовольствием глубоко вдохнул.
— А я собираюсь в Дальнюю Испанию квестором при губернаторе, который, к счастью, мне нравится.
— Бывший зять Помпея — Гай Антистий Вет, — усмехнулся молодой Котта.
Цезарь ничего не сказал о своем самом заветном желании: уехать в Испанию прежде, чем умрет тетя Юлия.
Но этому не суждено было сбыться. В середине февраля, в ненастную ночь, его позвали в дом Юлии. Его мать уже несколько дней оставалась там.
Юлия была в сознании и все видела. Когда он вошел в комнату, взгляд ее немного посветлел.
— Я ждала тебя, — сказала она.
В груди стало больно от усилия сдержать чувства. Цезарь смог даже улыбнуться, целуя ее, потом сел на край кровати, как делал всегда.
— Ну вот я и пришел, — попробовал он шутить.
— Я хотела тебя видеть, — повторила она. Голос ее был сильным, слова звучали отчетливо.
— Ты видишь меня, тетя Юлия. Что я могу для тебя сделать?
— А что бы ты для меня сделал, Гай Юлий?
— Все, что хочешь, — искренне ответил он.
— О, это меня успокаивает. Это значит, что ты меня простишь.
— Простить тебя? — удивился он. — Ведь нечего прощать, абсолютно нечего!
— Простишь меня за то, что я не помешала Гаю Марию сделать тебя фламином Юпитера, — пояснила она.
— Тетя Юлия, никто не мог помешать Гаю Марию сделать то, что он решил! — воскликнул Цезарь. — Окрестности Рима усеяны могилами тех, кто пытался остановить его. Мне ни на мгновение не приходила в голову мысль обвинить тебя! И ты тоже не должна себя винить!
— Не буду, если ты не будешь.
— Я не виню тебя. Даю слово.
Юлия закрыла глаза, из-под век ее потекли слезы.
— Мой бедный сын, — прошептала она. — Ужасная судьба быть сыном великого человека… Надеюсь, у тебя не родится сыновей, потому что ты будешь очень великим.
Цезарь встретился со взглядом матери и вдруг увидел чуть заметный румянец — она ревновала!
Реакция была мгновенной и жестокой. Цезарь обнял Юлию, прижался к ее щеке.
— Тетя Юлия, — прошептал он, — что же я буду делать без твоих объятий и поцелуев?
«Вот! — говорил матери его взгляд. — Это она была источником объятий и поцелуев, когда я был маленьким, а не ты! Ты никогда меня не целовала, не прижимала к груди! Как я буду жить без тети Юлии?»
Но тетя Юлия не ответила и не открыла глаз, чтобы посмотреть на него. Она уже больше ничего не говорила и никуда не смотрела. И так и умерла в его объятиях несколько часов спустя.
Луций Декумий с сыновьями и Бургунд тоже находились там. Цезарь отослал мать с ними домой, а сам шел, пробираясь сквозь толпы и никого не замечая. Тетя Юлия умерла, и никто, кроме него и его семьи, не знает об этом. Жена Гая Мария умерла, и никто, кроме него и его семьи, не знает об этом. Эта мысль пришла к нему в тот момент, когда слезы готовы были хлынуть. Но он подавил их. Рим должен узнать о ее смерти!
— Похороны будут скромными, — сказала Аврелия, когда он вошел в ее квартиру уже на закате.
— О нет! — возразил Цезарь, необыкновенно высокий, полный света и мощи. — Похороны тети Юлии будут самыми грандиозными похоронами женщины со времени смерти Корнелии, матери Гракхов! И все маски предков будут продемонстрированы, включая маски Гая Мария и его сына.
Аврелия так и ахнула.
— Цезарь, ты не можешь этого сделать! Гортензий и Метелл — консулы, Рим опять стал мстительным. Некоторые плебейские трибуны — сторонники Гортензия — сбросят тебя с Тарпейской скалы, если ты выставишь imagines двух человек, которых Рим считает предателями!
— Пусть попробуют, — с презрением ответил Цезарь. — Я отправлю тетю Юлию в царство тьмы со всеми почестями, которых она заслуживает.
Это решение помогло легче перенести горе. Цезарь должен был делать что-то конкретное — выход, более достойный этой прекрасной, великодушной женщины, нежели потоки слез и постоянное ощущение невосполнимой утраты. Будь занятым чем-то, делай что-нибудь. Делай ради нее.
Конечно, он знал, как все осуществить. Надо сделать так, чтобы ни один магистрат не смог сорвать его планы или обвинить его, как бы они ни старались. Но лучше всего повернуть дело так, чтобы они даже не пытались. Похороны были организованы владельцами самых престижных похоронных бюро Рима по цене пятьдесят талантов серебром. За такую огромную сумму согласились участвовать все, несмотря на тот факт, что Цезарь намеревался выставить на обозрение всему Риму маски Гая Мария и Мария-младшего. Были наняты актеры и колесницы для них.
В ряду предков будут царь Анк Марсий, Квинт Марсий Рекс, Юл, первый консул из Юлиев, Секст Цезарь и Луций Цезарь, Гай Марий и его сын.
Но не это было самым важным решением. Самое главное Цезарь не доверит никому, кроме Луция Декумия и его братьев из общины перекрестка. Предстояло распространить по всему Риму весть, что великая Юлия, вдова Гая Мария, скончалась и будет похоронена через два дня в третьем часу. Все, кто хочет прийти, должны явиться. У Гая Мария не было общественных похорон, а у его сына — лишь голова, выставленная на ростре. Поэтому похороны Юлии будут великолепны, и Рим сможет продемонстрировать свою запоздалую скорбь по Мариям.
Цезарь застал всех магистратов врасплох, ибо им никто не сообщил о том, что должно произойти, и никто из магистратов не планировал быть на похоронах Юлии. Но Марк Красс был там, и Варрон Лукулл, и Мамерк с Корнелией Суллой, и даже Филипп. И еще Метелл Пий. Конечно, оба Котты. Всех их предупредили. Цезарь не хотел, чтобы кто-то был скомпрометирован поневоле.
И еще пришел весь Рим, тысячи тысяч простых людей, которым было наплевать на запреты и декреты об объявлении вне закона или святотатстве. Им дали шанс наконец-то погоревать о Гае Марии, увидеть это любимое энергичное лицо с огромными бровями и упрямой складкой на лбу. Нанятый для ношения этой маски актер был, как и Гай Марий, высоким и широкоплечим. И о Марии-младшем, таком красивом, таком выразительном юноше! Но еще выразительнее был живой племянник Гая Мария, одетый в траурную тогу, черную, как попоны коней, которые были впряжены в колесницы. Его золотистые волосы и бледное лицо ярко контрастировали с чернотой. Такой красавчик! Как бог! Это было первое появление Цезаря перед огромной толпой с тех самых дней, когда он поддерживал парализованного старого Мария. Он должен быть уверен, что народ Рима не забудет его. Он был единственным наследником Гая Мария, и он хотел, чтобы каждый мужчина, каждая женщина, что явились на похороны, знали, кто он такой. Гай Юлий Цезарь, наследник Гая Мария.
Цезарь произнес хвалебную речь с ростры. Он впервые говорил с этого высокого места. Впервые он смотрел на море лиц, чьи взоры обращены к нему. Сама Юлия была изысканно подготовлена для своего последнего появления на публике. Она была загримирована и одета так искусно, что выглядела молодой. При виде такой красоты толпа плакала. Три другие очень красивые женщины находились возле покойницы на ростральной площадке. Одной было за пятьдесят — агенты Луция Декумия шептали тут и там в толпе, что это мать Цезаря; другой — около сорока, и ее рыжевато-золотистые волосы свидетельствовали о том, что она — дочь Суллы. А маленькая темноволосая женщина на последнем сроке беременности, сидевшая в черном паланкине, оказалась женой Цезаря. У нее на коленях устроилась очаровательная семилетняя девочка с серебряными волосами. Было легко догадаться, что это — дочь Цезаря.
— Моя семья, — громко говорил Цезарь с ростры своим высоким голосом оратора, — состоит из одних женщин! В живых не осталось мужчин поколения моего отца. Из мужчин моего поколения только я один сегодня в Риме скорблю об уходе старейшей в моей семье — Юлии, чье имя всегда произносилось
