Владимир Войнович
ПУТЕШЕСТВИЕ, ОБРЕЧЕННОЕ НА УСПЕХ
«Антиутопия Уильяма Тэнна выносит издевательский приговор благодушной и расслабленной западной цивилизации» — таков вывод американского критика Джозефа Блэквуда. Но писатель не обходит вниманием и нас, сообщая, что у русских есть проблемы с татарами.
Правда, по мнению писателя В.Войновича, создавшего свой вариант будущего, мы сами — проблема для западной цивилизации.
Какую роль уготовила нам судьба: «индейцев» юга или «белых» севера — об этом беседа нашего корреспондента Наталии Сафроновой с автором «Москвы 2042».
Герой вашего романа «Москва 2042» не слишком лестно характеризует фантастику, однако созданием его Вы отдали дань жанру. В самом деле, антиутопия, как определили ваш роман критики, не что иное, как фантастика социально — политическая. В этой сфере предсказывать будущее рискованно: в политике считают себя специалистами все. А что если прогноз не оправдается? Все же коммунизм в Москорепе пал, а недавно приказало долго жить ведомство БЕЗО…
— Начнем с определения жанра. Как справедливо заметил один мой друг, роман — не утопия, не антиутопия, он антиантиутопия В этом сочинении автор пренебрег канонами первого и второго жанров, даже позволил себе внутреннюю полемику с весьма известными утопиями и антиутопиями.
Исправил бы я что-то, если бы писал роман сегодня? Думаю, нет. Все сказанное, описанное в нем пока не устарело, поскольку попытки вернуться на старый путь продолжаются. Есть коммунисты и такие же, как они, но с приставкой «анти», что сути не меняет Поэтому предупреждение (я бы так определил цель романа) остается в силе. Он лишь напоминает о том, к чему могло бы привести развитие данной системы, останься она живой и невредимой. Если Россия вернется к тоталитаризму (не важно, какой лидер будет его олицетворять), развитие пойдет прямо по роману, как по рельсам.
Я никогда не желал оказаться пророком, просто хотел предупредить о возможности весьма грустных событий и даже, может быть, помешать их развитию. Впрочем, роль литературы в истории, тем более роль собственную, я никогда не переоценивал.
— Однако у романа есть нечто общее с другими вашими сочинениями, где употребим! та же приставка «анти». Например, эффект «анти» достигается скрупулезным вниманием к реалистическим подробностям во многих произведениях сборника «Антисоветский Советский Союз». В романе тоже, несмотря на фантастичность происходящего, многие ситуации выглядят почти правдоподобно. Это усиливает ощущение абсурда.
— Меня даже называли сатириком, с чем я не всегда соглашался, скромно замечая, что просто описываю жизнь. Все дело в том. какова же сама жизнь.
Иногда надо просто записать увиденное, услышанное, и все будут смеяться, читая Когда пытаюсь искусственно усилить юмористический или сатирический эффект, всегда терплю неудачу Когда пишу, что называется, один к одному, попадаю как раз в точку.
Весьма часто приходилось слышать: да где вы такое видели?1 Убедить в том, что видел вот здесь, прямо на этой улице, невозможно До известного времени представления о реальной жизни у многих людей складывались из смеси виденного и прочитанного в книгах. А книги» писались вполне определенные Лучше всего о творениях автора сказал в свое время один критик: «Войнович придерживается чуждой нам поэтики изображения жизни, какова она есть».
— Возможно, так мы подходим к свойству российского человека, благодаря которому оказался возможен наш головокружительный прыжок в утопию, — принимать все за чистую монету. Мечтали Платой, Блаженный Августин, Руссо. Мор, Кампанелла, но в их странах утопий как-то не случалось. Рискнули русские, увлекли других. Что. подвела доверчивость?
— Может быть. Верно, что в России не создано классических утопий, но мечтателей здесь всегда хватало С наиболее типичным познакомил нас Гоголь. Маниловых в России было полным-полно, и все они ждали, когда же можно будет прорыть какой-нибудь канал, повернуть речку в другую сторону, скрестить яблоню с елкой. И дождались в конце концов.
Правда то, что коммунистической идеологией был заражен весь мир, во всяком случае Европа переболела коммунизмом основательно Меньше досталось Америке; как после прививки, болезнь здесь не набрала силы. Россия оказалась наиболее слабым звеном, у нее было слишком мало защитных механизмов К тому же всегда в русском народе жила надежда на чудо, которое поможет сразу решить все проблемы.
Как утопия сумела так сильно завладеть умами? Люди решили, что Бога нет, зато наука может все. она даже знает, что дважды два четыре! Просто надо вот начертить, потом построить, так и так. В утопии все кажется ясным, разумным и радостным. Это сейчас, задним числом, зовем мы учение дьявольским, а в начале века… Да что ходить далеко. Совсем еще недавно едешь там, в капитализме, на машине, попадаешь в пробку, застреваешь среди тысяч железных коробок, дышишь отработанными газами и… вспомнишь вдруг с нежностью, как бывало в России.
Подъедет автобус, заберет сразу всех на остановке, не надо никакой тебе индивидуальной машины, не надо широкой автострады. Да, со стороны многое в утопии кажется весьма соблазнительным.
К тому же в России всегда любили самозванцев. Это чувствуется и теперь. Как легко бросаются люди за новоявленными пророками — Жириновскими, кашпировскими. А дева Мария? Приходит этакая комсомолка, говорит, что она Богородица, и вот уже столько людей готовы идти за ней на край света и даже дальше этого края. Я поражен появлением на ТВ-экране хорошо известного в эмигрантской среде Миши Моргулиса, подвизающегося теперь в бывшем своем отечестве в качестве проповедника. Фигура просто комическая.
— Сейчас проповедники неплохо могут заработать, толкуя священное писание «туземцам». Моргулиса очень хлестко разделал на радио «Свобода» Борис Парамонов (россияне, как уже замечено, доверчивы). Впрочем, действия это никакого не возымело.
— Когда имеешь дело с «магией», логические доводы и действия не дают эффекта. Бороться разумными методами невозможно Вот одна старая, весьма престранная история, которая случилась лет 20 назад в городе Москве. Не знаю даже, как и сказать: меня, видите ли, пытались отравить. Факт такой попытки совсем недавно подтвердил официальный представитель вроде бы упраздненного ведомства Подтвердил во всеуслышание на большой международной конференции. Но я хочу сказать о другом. Когда это со мной произошло, — я заболел серьезно, выкурив сигареты, подмененные во время встречи в гостинице «Метрополь», — никто не хотел верить в случившееся. Магия… Все вокруг заклинали меня: молчи, а то объявят сумасшедшим. Не хотелось, конечно, прослыть сумасшедшим, но и промолчать казалось рискованным С «магией» нельзя воевать с помощью разума. Вопреки всем советам я тогда расшумелся. И убежден, что правильно сделал Иначе меня бы доконали. Такая была фантастическая жизнь. Тот самый представитель ведомства, что сделал признание на конференции, философски заметил: «Все наше общество было отравлено».
Когда после упорных атак, подкрепленных высочайшими резолюциями (включая президентскую), мне показали — очень издалека в некоторых случаях — документы, которые исправно велись ведомством на мою скромную персону, оказалось, что имел я оригинальную кличку Звался Граниным. Самый простой каламбур, приходящий на ум кличка Гранина, видимо, была «Войнович»? Ох, и «хитрая» эта магия
— Как же выбраться на дорогу? Если учесть прошлый опыт, не нужна ли снова утопия, способная увлечь всех, как это было раньше, увлечь и объединить? Общество расслоилось, все будто ждут чего-то, кого-то. Многие ринулись за помощью (или оправданием) к церкви. Возникает ностальгия и по недавнему, и по давнему прошлому, словно историю можно «переиграть» назад.
— Снова в утопию? Ни в коем случае. Всякая утопия, воплотившись в жизнь, приобретает черты своей противоположности — антиутопии. Разве не привлекателен в теории коммунизм? Равенство, братство, всеобщее счастье… Сколько безумцев навевало человечеству золотые сны об этих оранжереях с райскими яблоками, стеклянных домах с зимними садами. Только вот оказывалось: чтобы подобный рай построить, кого-то требуется расстрелять, кого-то поставить под конвой. Помните, Кампанелла в «Городе солнца»
