Несколько мгновений она не закрывала глаз, рассматривая ряд встроенных шкафов и лампу, звездочкой тлеющую на потолке. Стоило смежить веки, и перед глазами встали жуткие картины, а ноздри вспомнили запах смерти. Несмываемый запах.
Они удерживали Пелл. «Атлантика» и «Тихий океан» вместе со всеми рейдерами Флота несли вахту на подступах к станции, так что Сигни и остальные могли спать спокойно. Сигни искренне жалела, что в боевое охранение поставили не «Норвегию». Бедняга Ди Янц, измотанный до предела, распоряжался в доках; лишь изредка и очень ненадолго ему удавалось прикорнуть в «пуповине». Десантники «Норвегии» были рассеяны по всем докам. При прорыве «К» они убили девять и ранили семнадцать человек, но это нисколько не улучшило их настроения. Снова и снова будут они заступать на вахту и блюсти порядок на станции — никаких иных планов Сигни не строила. Она не сомневалась, что Уния скоро перейдет в наступление, и знала, как отреагирует Флот. Как во всех безвыигрышных ситуациях: будет вести огонь по доступным целям и держать позиции, пока есть запасные пути отхода. Так решил Мациан. Она тут ни при чем.
Она закрыла глаза, дыхание стало ровнее. Графф пошевелился и затих, и у Сигни потеплело на душе при мысли, что рядом с ней друг.
— Она спать, — сказала Лили.
Глубоко вздохнув, Атласка обхватила руками колени. Низовики сумели порадовать Спящую: она рассмеялась, услышав от Синезуба, что Константин-человек и его друг живы и здоровы.
Но как их испугали слезы на ее безмятежном лице! У каждого защемило сердце, но когда они поняли, что это слезы счастья, когда увидели теплоту в темной живой глубине глаз, хиза дружно воскликнули: «Ах!» и обступили Солнце-Ее-Друг.
— Люблю вас, — прошептала Спящая. — Люблю вас всех. — И добавила: — Берегите его.
Затем она улыбнулась и закрыла глаза.
— Солнце-Сияет-Сквозь-Облака, — толкнула Атласка всклокоченного Синезуба, и он, оставив попытки расчесать и разгладить свой мех (обиталище Спящей требовало к себе уважения), посмотрел на подругу.
— Иди обратно, иди и не спускай глаз с молодого Константин-человека. Хиза Верхней мудры, но ты — очень быстрый, ты — охотник с Нижней. Ты будешь присматривать за ним, приходить и уходить.
Синезуб нерешительно взглянул на Старого и Лили.
— Хорошо, — согласилась Лили. — Сильные руки, хорошо. Ступай.
Юный самец застеснялся, но остальные расступились перед ним, а Атласка посмотрела на него с гордостью: даже чужие Старые признают, что он хорош. А ведь правда: он такой смышленый и рассудительный…
Синезуб дотронулся до Старых, затем до Атласки и спокойно двинулся сквозь толпу к выходу.
Спящая спала в окружении верных хиза, а человеки уже во второй раз дрались с человеками, и Верхняя, совсем недавно такая надежная, незыблемая, качалась, как сброшенный деревом лист на груди реки. На Спящую взирало Великое Солнце, а вокруг него сверкали звезды.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
НИЖНЯЯ: 11.10.52; МЕСТНЫЙ ДЕНЬ
Вездеходы тяжко ползли мимо спущенных куполов и брошенных загонов. Компрессоры молчали, но это молчание было красноречивее любой песни об Исходе. Первая база — первый лагерь цепочки. От ветра лязгали двери шлюзов, качаемые ветерком. Усталая колонна еле плелась, путники тоскливо взирали на картину опустошения. У Эмилио ныло сердце: в этом лагере, который он строил своими руками, не осталось никого. Он подумал о том, далеко ли успели уйти поселенцы и каково им сейчас.
— Хиза тоже здесь побывали? — спросил он Топотуна — очевидно, единственного низовика, все еще сопровождающего колонну. Он не отходил от Эмилио и Милико.
— Мы глаза видеть. — Это было не совсем то, что ожидал услышать Эмилио.
— Господин Константин. — Сзади подошел один из «К». — Господин Константин, надо отдохнуть.
— За лагерем, — пообещал Эмилио. — Нам нельзя долго находиться на открытом месте, понимаете? За лагерем.
Рабочий постоял на обочине дороги, пока с ним не поравнялась его группа. Легонько похлопав жену по плечу, Эмилио прибавил шагу, чтобы догнать два первых вездехода. На опушке он забежал вперед и знаками велел водителю переднего вездехода остановиться через полкилометра. Потом постоял, дожидаясь Милико, глядя на идущих мимо и думая, что некоторые пожилые рабочие и дети, наверное, совершенно выбились из сил — столь долгое путешествие в противогазах измучило даже едущих на вездеходах. Все чаще люди просили о привале…
Колонна растягивалась, многие еле переставляли ноги. Эмилио отвел жену на обочину, и они постояли, пропуская колонистов. «Скоро отдохнем, — говорил он каждой проходящей мимо группе. — Потерпите». Наконец показался хвост колонны — горстка стариков упрямо брела вперед, ничего не видя от изнеможения. Последними тащились двое из его персонала.
— Никто не отстал? — спросил Эмилио. Они слабо помотали головами.
Внезапно Эмилио увидел человека, бредущего назад. Он шатался от усталости и натыкался на встречных, а вслед ему звучали взволнованные голоса. Эмилио подбежал к нему.
— Ком, господин Константин, — прохрипел тот. Эмилио бежал по скошенной обочине извилистой, окаймленной деревьями дороги, пока не увидел вездеходы и обступивших их людей. Он срезал угол напрямик сквозь заросли, и толпа раздалась, пропуская его к головному вездеходу.
Он забрался в кузов и пополз через гору клади. Джим Эрнст, прижавший динамик к уху, повернулся навстречу. По его взгляду Эмилио понял, что случилось нечто ужасное.
— Погиб, — сообщил Эрнст. — Ваш отец… Бунт на станции.
— А мать и брат?
— Неизвестно. Вообще ничего не известно. Пришла депеша от военных. Флот Мациана требует контакта. Отвечать?
Эмилио судорожно глотнул воздуха, кожей осязая молчание толпы, молчание глядящих на него пассажиров вездехода — старых «К» и резидентов. Глаза у них стали круглыми, как на скульптурах хиза.
Кто-то вскарабкался в кузов, пролез к нему поближе и обнял за талию. Милико. Его слегка затрясло от изнеможения и запоздалого шока. Весть о гибели отца не застала его врасплох. Она всего лишь подтвердила его наихудшие подозрения.
— Нет, — сказал он. — Не отвечай.
В толпе зашептались. Эмилио повернулся к ней лицом.
— Никаких подробностей военные не сообщили, — выкрикнул он, и голоса тотчас умолкли. — Эрнст, расскажи, что тебе известно.
Эрнст встал и пересказал депешу. Эмилио прижал к себе жену. На Пелле остались родители и сестра Милико. Племянники, дяди и тети. Все Ди. Возможно, они погибли, но военные этого не заметили. Впрочем, у Ди больше шансов выжить, нежели у Константинов. У них не так много врагов.
— Флот захватил власть, ввел законы военного положения. «К»… — Эрнст помялся перед нетерпеливыми слушателями и нерешительно договорил: — «К» взбунтовался и вырвался из своей секции. На станции серьезные разрушения и многочисленные жертвы. Погибли не только станционеры, но и «К»…
Один из старых «К» заплакал. «Наверное, — с болью подумал Эмилио, — у них тоже остались на Пелле близкие».
Он посмотрел вниз, на печальные и настороженные лица. На своих помощников, на «К», на хиза, стоявших поодаль. Никто не двигался, никто не говорил. Только ветер шуршал в листве и река журчала за
