— Не обманывай себя, Корнелия. О Фарсале сейчас, я думаю, уже знают и у парфян.
— Все равно ложись спать. Завтра все прояснится.
Письмо Помпея, отданное Филиппом самому младшему придворному клерку, ползло по ступеням бюрократической иерархии несколько долгих часов и лишь к закату доползло до канцелярии, которой ведал Потин. Писец машинально проверил, цела ли печать, и застыл. Голова льва: ГН ПОМП МАГ вокруг гривы!
— Серапис! Серапис!
Он бросился к секретарю, который помчался к Потину.
— Господин! — крикнул он, протягивая тому свиток. — Письмо от Гнея Помпея Магна!
Одетый в льняное просторное домашнее платье Потин вскочил с ложа, схватил свиток и, не веря своим глазам, уставился на печать. Письмо от Магна! От самого Помпея Великого!
— Пошли за Феодотом и Ахиллом, — приказал он, надламывая красный воск.
Дрожащими руками он развернул свиток и попытался разобрать небрежно-размашистый почерк. Смысл греческих фраз плохо доходил до него.
Когда пришли Феодот и Ахилл, он сидел, глядя в окно с видом на гавань. На пристани еще толпился народ, но он неотрывно смотрел на три стоявшие в отдалении триремы.
— В чем дело? — спросил Ахилл.
Он был в равных долях македонцем и египтянином. От первых ему достался рост, от вторых — смуглая кожа. Гибкий и стройный в свои тридцать пять, он твердо знал, что должен разбить Клеопатру. Иначе крах, вечная ссылка, но скорее всего смерть.
— Видишь эти три корабля?
— С верфей Памфилии, судя по их обводам.
— Ты знаешь, кто на борту одного из них?
— Понятия не имею.
— Гней Помпей Магн.
Феодот вскрикнул и упал в кресло. Ахилл прижал мускулистые руки к груди, точнее, к коже кирасы.
— Серапис!
— Вот именно.
— Чего он хочет?
— Аудиенции у царя. Он плывет в Александрию.
— Царь должен быть здесь, — сказал Феодот, с трудом поднимаясь. — Я приведу его.
Ни Потин, ни Ахилл не протестовали. Царь все равно одобрит все, что бы они ни решили. Зато потом всегда можно будет сослаться на высшее монаршее повеление.
Тринадцатый Птолемей переел сладкого и чувствовал себя плохо. Но когда ему доложили, кто находится на одной из трех трирем, он мгновенно ожил, глаза заблестели.
— О-о! Я увижу его, Феодот?
— Там поглядим, — ответил уклончиво воспитатель. — А теперь садись, слушай и не перебивай нас. Великий царь, — добавил он, чуть помедлив.
Потом сел в кресло и посмотрел на Ахилла.
— Сначала выскажись ты. Что нам теперь делать?
— Ну, в его письме ничего тревожного нет. Только просьба об аудиенции и о свободном проходе в Александрию. У него три военных корабля и, без сомнения, сколько-то там солдат. Но это совсем не повод для беспокойства. Я думаю, надо дать ему аудиенцию и позволить следовать дальше. Это ведь только формальность. Он так и так поплывет в Африку, к своим друзьям.
— А тем временем, — взволнованно сказал Феодот, — станет известно, что он искал у нас помощи и был принят царем. Он ведь не победил при Фарсале, он потерпел там поражение! Можем ли мы позволить себе оскорбить его победителя, Гая Юлия Цезаря?
Красивое лицо Потина было спокойным. Он с равным вниманием выслушал и того и другого, потом подвел итог:
— Пока доводы Феодота весомее. А что ты думаешь об этом, великий царь?
Двенадцатилетний царь Египта с торжественным видом нахмурился.
— Я согласен с тобой, Потин.
— Хорошо! Феодот, продолжай.
— Подумайте хорошенько! Помпей Магн разбит. Разгромлен в борьбе за власть в Риме, самом мощном и сильном из известных нам государств. По переданному Сулле завещанию покойного царя Птолемея Александра, Египет отошел к Риму, но Александрия опротестовала его. Марк Красс попытался нас урезонить, но мы ему не поддались, а потом кое-кому дали взятку, чтобы подтвердить права Авлета на трон. Вы помните, кому мы ее дали? — Его накрашенное лицо исказилось. — Гаю Юлию Цезарю. Тому самому человеку, который, можно сказать, теперь правит миром. Можем ли мы с ним не считаться? Да он одним щелчком лишит нас независимости. Речь идет не только о нас, но и о Египте с его древней историей, с его образом жизни. Мы идем по лезвию бритвы! Нам нельзя не оглядываться на Рим.
— Ты прав, Феодот, — резко сказал Ахилл. Он провел по зубам костяшки пальцев, потом прикусил их. — У нас здесь своя война — семейная, тайная! Нам вовсе не следует привлекать к ней внимание Рима. Иначе Рим может решить, что мы не способны управиться с собственными делами. То завещание все еще существует. Оно все еще в Риме. Я предлагаю завтра на рассвете послать Гнею Помпею Магну ответ, что он может плыть по своим делам. Как частное лицо, без приемов и аудиенций.
— Что ты думаешь, великий царь? — спросил Потин.
— Ахилл прав! — вздохнул тринадцатый Птолемей, потом вздохнул еще тяжелее. — Но мне так хотелось увидеть его!
— Феодот, ты хочешь сказать еще что-то?
— Да, Потин.
Воспитатель встал с кресла и, обойдя стол, сел рядом с царем. Он стал перебирать густые, темного золота волосы Птолемея Тринадцатого, потом пальцы его скользнули к гладкой мальчишеской шее.
— Я не думаю, что предложение Ахилла разумно. Конечно, могущественный Цезарь не будет преследовать Помпея сам. У правителя Рима есть для этого флот, легионы и сотни легатов. Как мы знаем, в настоящий момент он в провинции Азия и ведет себя там как царь.
Глаза царя-ребенка закрылись. Он прислонился к педагогу и заснул.
— Почему бы, — вкрадчиво спросил Феодот, растягивая ярко-красные губы, — почему бы нам не послать могущественному Цезарю подарок от египетского царя? Голову его врага? — Он с деланным простодушием захлопал накрашенными ресницами. — Говорят, мертвые не кусаются, а?
Наступило молчание. Потин переплел руки и застыл, внимательно их разглядывая. Потом поднял голову.
— Да, Феодот. Мертвые не кусаются. Мы отправим Цезарю этот дар.
— Но как нам все это обстряпать? — спросил Феодот, очень довольный, что столь замечательное предложение внес именно он.
— Предоставьте это мне, — быстро сказал Ахилл. — Потин, напиши письмо Помпею Магну от имени царя с согласием на аудиенцию. А я с его помощью выманю Помпея на берег.
— Он может и не поплыть с тобой без охраны, — так же быстро произнес Потин.
— Он поплывет. Видишь ли, я знаю одного давнего знакомца Помпея. Он римлянин. И Помпей поверит ему.
Наступил рассвет. Помпей, Секст и Корнелия без особого удовольствия позавтракали черствым хлебом и запили его чуть солоноватой водой.
— Будем надеяться, — сказала Корнелия, — что мы здесь хотя бы пополним запасы.
Появился сияющий вольноотпущенник.
— Гней Помпей, пришло письмо от царя! На дорогом папирусе!
Печать была сорвана. Да, папирус и впрямь не дешевый! Помпей впился в текст. Потом вскинул
