Кингсли Эмис
НОВЫЕ КАРТЫ АДА
Для начала — цитата: «Сегодня, читая научную фантастику прошлых лет, мы зачастую можем получить куда более четкое представление о том времени, когда она была написана, нежели позволяет тогдашняя «современная проза» или даже научные исследования. Редко где мечты, надежды, страхи и противоречия эпохи отражаются с такой ясностью, как в НФ, — и редко что выявляет ее границы столь точно».
Это слова Г. Л. Голда, редактора журнала «Галактика» с момента его основания в 1950 г., человека, который, по-видимому, располагает более солидным материалом для обобщений, чем большинство из нас. Я намерен воспользоваться его тезисом и рассмотреть не сознательно декларируемые взгляды, но отражающиеся в современной фантастике мечты, надежды и страхи, проанализировать не идеи, но эмоции. Провести границу между этими двумя понятиями, разумеется, трудно, и я отнюдь не собираюсь чересчур категорично настаивать на критериях нелогичности либо незнания, согласно которым ту или иную вещь следовало бы отнести туда, а не сюда. Впрочем, для достижения поставленных целей я, как и прежде, разграничу НФ и фэнтези, благо последняя иногда предоставляет материал, который не вправе пропустить ни один исследователь.
Такой подход полностью оправдывает себя для группы чувств, занимающих в моем анализе почетное первое место, — а именно тех, что связаны с сексом. В этом пункте упомянутые жанры и впрямь довольно сильно отличаются друг от друга: если научная фантастика очевидно «связана» своим относительно реалистическим уклоном, то фэнтези оперирует сексуальными фантазиями в самом широком диапазоне. Чтобы сразу же отделаться от космической оперы, скажу, что в ранней, «берроузовской» форме она так же целомудренна, как и детская сказка: любовная сцена в духе Джорджа Элиота выглядела бы в ней чем-то опасно новым и сомнительным по части вкуса. Новая космоопера «галактическо-негодяйского» толка временами заимствует у своего детективного аналога небольшую дозу садизма, однако в целом остается пристойной. Предпочитает оставаться девственной и НФ. Журнал «Удивительные истории» недавно напечатал рассказ под названием «Блондинка из космоса» и вынес на обложку изображение двух личностей в скафандрах в состоянии эмоционального коллапса и сирены с открытым ртом, раскинувшейся на заднем плане. Вероятно, тираж журнала в тот месяц немного увеличился, но рассказ-то такой, что хоть в воскресных школах читай (пусть блондинка и оказалась очень злобной инопланетянкой)… Вообще, природа и объекты сексуального интереса в научной фантастике угнетающе нормальны, в гораздо большей степени нормальны, чем в любом другом жанре — за исключением вестерна. Уделяемое этому вопросу место, однако, невелико (факт, оплакиваемый — нередко фарисейски — множеством комментаторов). Как правило, в произведении имеется какой-нибудь бордель в марсианском космопорту, а также намек на нечто более изысканное и причудливое на курортах планеты Прокион IX, но если герой и попадает туда, то только для того, чтобы выпить, или поглазеть с надменным видом, или отыскать некоего негодяя, который является местным завсегдатаем. А когда фантасту вздумается описать пресловутое общество упадка (что происходит сплошь и рядом), можно быть уверенным: без осуждения «сексуальных излишеств» не обойдется. Словом, жене, муж которой увлекается НФ, нечего опасаться.
Совсем другую картину являет читательскому взору фэнтези, отдельные образчики которой вполне могут заставить нашу гипотетическую жену побледнеть. Для анализа я отобрал повестушку под заголовком «Цирк доктора Лао», впервые опубликованную в 1935 г. и перепечатанную в одноименном сборнике 1956-го (составитель Рэй Бредбери, прославленный автор как фэнтези, так и НФ). Начинается она с довольно неправдоподобного рассказа о том, как жители небольшого аризонского городка реагируют на появление неизвестно откуда приехавшего цирка, в афишах которого, среди прочего, значатся единорог, сатир, сфинкс, химера, оборотень, русалка и другие «знакомые незнакомцы». Заключительная часть повести содержит весьма подробное описание шоу-оргии, разыгранной этими существами с привлечением одного-двух зрителей. В основном читателю предлагаются истязания и изнасилования с элементами зоофилии, педерастии и вуайеризма — плюс добрая порция пота, мускуса и всего такого прочего. Интеллектуальной подкормкой служат высоконаучные лекции доктора Лао о тех или иных участниках, а в конце произведения помещено пятнадцатистраничное приложение, содержащее сардонические псевдоэпиграммы на упомянутых тварей и завершающееся списком из тринадцати парадоксов или вопросов без ответа, типа: «Что же сделал Мумбо Юмбо с пышновласой северянкой?» Действительная идея повести состоит, очевидно, в том, что шокирующие и непристойные вещи зачастую притягивают людей, и посему образ местной учительницы, которой пришлась по душе бесцеремонность сатира, выглядит здесь неизбежным. Я должен, однако, добавить, что не нахожу все это поучительным, а напротив, считаю, так сказать, отталкивающим. Вероятно, мне стоит пояснить, что лично я ничего против порнографии не имею, но — в силу моей старомодности — предпочитаю, чтобы дело делалось как положено, без жестокости и разных мерзостей. К сожалению, и то, и другое просто заполонило современную фэнтези.
Непосредственно за историей доктора Лао идет в упомянутом сборнике «Пруд» Найджела Нила, английского писателя, который сочинил в последнее время два довольно посредственных киносценария. Сюжет произведения сводится к следующему: омерзительный старик проводит свои дни, изготавливая чучела лягушек, пока оставшиеся в живых земноводные не делают чучело из него самого. Стоит отметить, что основным набивочным материалом, помимо тростника, служит слизь — вещество, которого заведомо много не только в тех местах, где живут лягушки, но и в литературных опусах подобного рода. Истории о том, как кого-то потрошат, вообще причиняют увечья, довольно обычные некогда для научной фантастики про спятившихученых, ныне являются неотъемлемой частью фэнтези. Парочка таких вот текстов принадлежит Рэю Бредбери. В рассказе «Человек наверху» гнусное человекоподобное существо (возможно, инопланетянин) лишается своих внутренних органов, напоминающих геометрически правильные студенистые ломти, и набивается всякой дрянью наподобие того лягушатника. Исполнителем экзекуции (что типично для Бредбери, но не типично для подобных произведений) выступает одиннадцатилетний мальчик, который на предложение отдохнуть и обо всем забыть произносит знаменательную фразу: «Разве я сделал что-то плохое? Ничего плохого не вижу. Мне хорошо». Герой другого рассказа («Скелет») какое-то время страдает от боли в костях, а под конец остается без них благодаря усилиям некоего человечка, способного забраться через рот в тело жертвы и выесть скелет изнутри. Рассказ завершается сценой возвращения домой жены несчастного:
«Когда-то, много лет назад, маленькая Кларисса бежала по песчаному пляжу, наступила на медузу и завизжала что было мочи. На сей раз, когда она обнаружила в собственной гостиной огромную, колышащуюся, как желе, массу, ей удалось сдержаться. Она сделала шаг назад.
И тут медуза назвала ее по имени…»
Ну что ж, довольно смешно, хотя, боюсь, бедновато в смысле духовности. Сказать по правде, не знаю, как принято интерпретировать такие вещи, однако чувствую, что сделать это необходимо. В конце концов, я не хотел бы, чтобы у вас создалось впечатление, будто фэнтези состоит исключительно из «Скелетов» и «Людей наверху». Напротив, существует множество вполне спокойных историй о сделках с дьяволом, о злых колдуньях и добрых феях и т. д. Я, разумеется, нисколько не осуждаю тех, кто пишет или читает про лягушек-таксидермистов и людей, превращенных в медуз. Тем не менее продолжаю пребывать в убеждении, что изучение списков подписчиков «фэнтезийных» журналов может принести неплохие дивиденды любому психоаналитику.
Обратимся теперь к гораздо более невнятной группе чувств, связанных с безотчетным ощущением опасности. Рационально объяснимые страхи, которые обусловлены какой-то конкретной угрозой вроде тотальной ядерной войны, останутся, конечно, за рамками обсуждения, но не могу мимоходом не заметить: если значительная часть научной фантастики описывает последствия подобной войны, то это следует понимать не как проявление пессимизма или фатализма, но как сюжетный прием, позволяющий поговорить о мутациях и первобытном обществе. Безотчетное ощущение опасности составляет эмоциональный фон нескольких излюбленных мифов (типичных ситуаций) НФ. Одним из них, без сомнения, является возможная гибель рода человеческого. Вариантов довольно много. Причиной гибели, например, может стать инопланетное вторжение. Причем, поскольку злобные инопланетяне выходят из моды, нежданные гости, скорее всего, прибудут с какой-нибудь миссией. Другая возможная причина — стихийное бедствие: новый
