Минну, конечно же, не посадили бы за решетку. Но отдали бы на воспитание в благонадежную советскую семью. И — прощай Америка, прощай возможность стать человеком свободного мира...
Я мог смириться с тем, что уготовано Милану, Софии, Зенте и другим гимнасткам, даже мне. Но так хотелось, чтобы случившееся не коснулось Минны.
И тут из дальнего конца огромного помещения донесся тоненький, нежный голосок: «Папа! Папа!»
Охранники повернулись на голос.
Между рядами металлических столов Минна направлялась ко мне, прижимая к груди тряпичную куклу. По ее розовым щечкам катились слезы.
Глава пятнадцатая
— Папа!
— Это его дочь...
— Как она сюда проникла?
— Папа!
— Кто знает?
— Какая она милая! Бедняжка плачет. Пусть подойдет к отцу.
— Папа...
Она побежала ко мне, ее маленькие ножки летели над бетонным полом.
Я протянул руки, она бросилась ко мне в объятия. Я поднял ее, прижал к груди, она громко рыдала.
— Все хорошо, Минна, — успокаивал я ее. — Не плачь, все хорошо...
Продолжая рыдать, она вытащила что-то из-под куклы, вдавила мне в живот.
Я чуть передвинул руку. И мои пальцы сомкнулись на рукоятке автоматического пистолета.
— Держи меня на руках, — прошептала она. — Когда услышишь выстрел, отбеги в сторону. И застрели как можно больше охранников.
— Где ты это взяла? Милан оглушил часового.
Охранники, улыбаясь, наблюдали, как я успокаиваю плачущую девочку.
— Красотка, — сказал один. — И как она любит отца.
— Он будет вспоминать о ее любви, сидя в тюремной камере.
— Хотелось бы знать, почему такая малышка не спит в столь поздний час?
— Может, вся семья хотела перебраться в Финляндию?
— Милиция скоро подъедет.
— Приготовься, — прошептала Минна.
В дальнем конце помещения прогремел выстрел.
Охранники все, кроме одного, повернулись на звук. Тот, кто не повернулся, потянулся за пистолетом. Я выстрелил ему в грудь, крепче прижал Минну к себе и бросился к большим машинам по правую от меня руку. Загремели выстрелы, вокруг засвистели пули. Мы успели укрыться за железными чудовищами. Я выглянул, прицелился, выстрелил в эстонца, который допрашивал меня. Целился в голову, попал в ногу. С такой меткостью на чемпионат по стрельбе меня, конечно, не взяли бы, но, по крайней мере, я уложил мерзавца на землю.
Милан стрелял из-за стола. Он уже уложил двоих, но на ногах оставалась еще с дюжину охранников, так что наши шансы взять верх равнялись нулю. В обойме моего пистолета осталось только два патрона. Я не знал, стрелять ли мне сейчас или подождать, когда они пойдут в атаку. Я повернулся к Минне:
— Как Милан узнал, что я здесь?
— Он следил за тобой.
— Следил?
— Велел нам сидеть в автобусе и пошел за тобой. Боялся, что ты можешь угодить в ловушку. Потом вернулся, тяжело дыша, и сказал, что ты в нее угодил.
«Никакой ловушки не было, — подумал я. — Так уж сложилось. Не повезло Андерсу, еще больше не повезло мне».
— Он уверен, что ты рассердишься на него за невыполнение приказа.
— Он знал, какие приказы не следует выполнять, но, боюсь, только все усложнил. Я не уверен, что мы сможем выбраться отсюда живыми.
— Посмотри, Ивен... — она указала на потолок. Я вскинул голову. В дальнем конце помещения вскрикнул Милан. А под потолком, среди канатов, тросов, блоков и проводов, вступила в игру женская гимнастическая команда Латвийской Советской Социалистической Республики.
Они рассыпались по потолку, как обезьянки на прутьях и перекладинах клетки, а уж оттуда планировали или пикировали на охранников, которые остолбенели от изумления.
— Смотри, Ивен!
София, повиснув на толстом проводе, по параболе неслась к толстому с выпученными глазами охраннику. Он попытался поднять пистолет, но София одной ногой изящно выбила его из руки, а второй нанесла нокаутирующий удар в подбородок. Другой охранник попытался поднять выпавшую из рук винтовку, но Зента прыгнула с высоты двадцати футов, точно приземлившись ногами на плечи охранника. Того бросило на пол. Помещение наполнилось хрустом ломающихся костей.
Минна танцевала у меня за спиной, хлопала в ладоши, заливалась истерическим смехом. Те немногие охранники, что оставались на ногах, забыли про оружие. Думали только об одном: как бы увернуться от обезумевших латышских гимнасток.
У них не было ни единого шанса.
Снаружи вновь завыли сирены. А внутри сражение подходило к концу. Охранников взяли не числом, а классом. Их не готовили к отражению гимнастической атаки, и они просто не знали, что делать. Не прошло и нескольких минут, как мы с Минной вышли из укрытия, переступая через неподвижные тела. «Христиане» записали на свой счет четырнадцать очков, «Львы» — ни одного. Лишь одна девушка, кажется Линя, чуть потянула ногу и теперь прихрамывала. В остальном мы обошлись без потерь.
Девушки сияли от гордости. Милан, смущенно улыбаясь, направился ко мне.
— Я нарушил приказ, потому что заподозрил ловушку.
— Ловушки не было, — ответил я. — Пограничники арестовали Андерса, а потом я сам заварил эту кашу.
— И что теперь?
— Нам надо выбираться отсюда. Сюда едет отряд МВД. И одному Богу известно, что творится за этими стенами.
— Так нам бежать к автобусу, Ивен?
— А потом куда? На автобусе нам из России не выбраться.
— Мы сможем спрятаться.
— Где?
— Не знаю.
Мысли у меня путались. Мы в здании, двери закрыты, но рано или поздно кто-то сумеет проникнуть внутрь. Если мы сами откроем дверь, они, конечно же, могут войти...
Но и мы сможем выйти.
То есть поначалу шансы были равными. Я подошел к двери, открыл ее. Увидел перед собой солдат. Больше — никого. Тишину ночи рвал только вой сирен.
«МВД, — подумал я. — Легки на помине».
— Наконец-то прибыли, — прорычал я.
— Но мы здесь давно, — ответил, как я понял, офицер. — Дверь...
— В здание! — оборвал его я. — Быстро!
Они поспешно выполнили приказ. Я же подхватил Минну, шмыгнул за дверь. Девушки и Милан последовали за мной. Дверь я запер.
Что теперь?
На стене здания увидел металлическую коробочку, закрытую стеклянной крышкой. Рядом с коробочкой на цепочке висел маленький молоток. Пожарная тревога, догадался я. Задался вопросом, а как наказывается в Эстонии ложный вызов пожарных. Решил, что это будет самым безобидным из совершенных мною противоправных действий.
