Психологи Дуг Кенрик и Ричард Киф из университета штата Аризона изучили более 1000 объявлений, помещенных одинокими мужчинами и женщинами. Оказалось, чем старше одинокие мужчины, тем большую разницу в возрасте они хотят видеть между собой и своей избранницей; по сути, они стремятся найти молодую женщину в пике фертильности (25–30 лет). Одинокие женщины, напротив, предпочитают мужчин, старше их самих лет на пять.
Исследователи также проанализировали около 900 объявлений из четырех американских газет. Мужчины чаще, чем женщины, ищут юную партнершу (42 % против 25 %) или физически привлекательную (44 % против 22 %), но при этом чаще умалчивают о своей внешности. Выяснилось, что в то время как 50 % одиноких женщин описывали себя с помощью таких эпитетов, как «миловидная», «эффектная», «с хорошей фигурой», только 43 % мужчин употребляли аналогичные термины («красивый», «статный», «атлетически сложенный»).
Психолог Дэвид Басс из Мичиганского университета в 1989 году изучал анкеты о предположительных качествах будущего супруга, которые заполнили 10047 человек из 37 стран мира от Австралии до Замбии и от Китая до США Женщины оказались разборчивее мужчин и оценивали будущего партнера по гораздо большему количеству критериев личностного и социального характера. Кроме того, они придавали больше значения социальному статусу и размеру заработка будущего партнера, а для мужчин важнее были молодость и физическая привлекательность подруги.
Барбара Сигел, Скотт Сигел
ЧУДОВИЩЕ КРОВАВОГО МОРЯ
Задыхаясь и теряя надежду, я мчался по мокрому песку, отчаянно пытаясь найти убежище. После ужасного шторма, что бушевал утром, бежать — все равно что передвигать ноги в огромной миске с вязкой кашей. Но Толстобрюхий Ник, деревенский булочник, грозился поймать меня во что бы то ни стало, поэтому иного выхода я не видел.
Прошмыгнув между двумя домами, я рванул к морю. Вот оно, мое убежище: ряд рыбацких лодок на берегу. Прижав к груди украденный каравай хлеба, я оглянулся. Толстобрюхий еще не достиг полоски песка. Не раздумывая, я нырнул в первую же лодку и накрылся тяжелой сетью.
Не знаю, сколько прошло времени. Если у тебя руки трясутся от страха, и ты лежишь, утопая в дождевой воде и стараясь не дышать, — нет ничего медленнее времени.
Быстро приближающиеся шаги заставили мое сердце вновь пуститься вскачь. Я вжался в дно лодки: теперь из воды высовывался только нос.
Шаги приближались. Все равно пропадать. Я поднял лицо над водой, открыл рот и откусил кусок хлеба: хоть наемся, прежде чем Толстобрюхий побьет меня.
Шаги были совсем рядом. Видел ли он, как шевелятся сети? Чувствовал ли мое тяжелое дыхание? Слышал ли, как я жую его хлеб? Я откусил еще, потом еще и еще, и мои щеки так раздулись, что стали не меньше, чем у дракона.
Шаги смолкли. Хлеб застрял в горле. Я начал задыхаться. С меня стащили сеть. Защищаясь от ударов Толстобрюхого, я прижал ладони к лицу.
Но ударов не последовало.
Я открыл глаза.
— Что это? — озадаченно спросил старик, разглядывая меня. — Никак малыш-эльф собственной персоной?
Я не ответил. Я судорожно жевал хлеб.
Когда наконец я пришел в себя и оглянулся, то увидел, что пляж пуст. Толстобрюхого не было видно.
— Что случилось, эльф? — спросил старик, поймав мой загнанный взгляд.
Я решил сыграть на его добрых чувствах.
— Толстобрюхий Ник не любит меня.
— Толстобрюхий Ник никого не любит, — со вздохом согласился старик. И добавил с хитрой усмешкой:
— Особенно он ненавидит одного эльфа, который таскает его хлеб.
Я покраснел.
— Как тебя зовут, эльф? — спросил он.
— Дьюдер.
— И это все? Просто Дьюдер?
— Хватит и этого, — ответил я, не собираясь вдаваться в подробности. — А вас как?
— Люди зовут меня Шестипалым Фиском.
Я украдкой посмотрел на его руки.
— Не ищи лишнего пальца, эльф, — рассмеялся он. — Когда мать меня рожала, доктор хватил лишку, ну и насчитал на моей руке шесть пальцев. А мать счету была не обучена, поверила, так прозвище и прилипло.
Вдруг рыбак схватил меня за плечи и вытащил из лодки.
— Ну ладно, парень, — сказал он. — Поговорили, и хватит. Тебе никак нельзя оставаться в лодке. А мне в море сейчас выходить.
— Ну да?! — пробормотал я в изумлении. — Все остаются на берегу из-за шторма. И потом, уже слишком поздно: через несколько часов совсем стемнеет.
— После ливня лучше клюет, — сообщил Шестипалый. — К тому же, — добавил он таинственно, — мне нужно поймать одну рыбу, а мое время истекает.
Я понятия не имел, о чем он толкует. Да и, по правде сказать, меня это не очень волновало. Но что меня действительно беспокоило — как не попасться на глаза Толстобрюхому.
— Я поплыву с вами, — быстро предложил я. — Когда вы будете возвращаться, станет уже совсем темно. У меня хорошие глаза, и я помогу вам найти дорогу назад.
Старик засмеялся.
— Не учи меня ходить в Кровавое Море, — сказал он. — Я рыбачил здесь, когда ты и на свет-то еще не появился.
Мне было шестьдесят два года, и по эльфийским меркам я считался подростком, но я не сомневался в том, что Шестипалый Фиск пережил меня на добрых десять, а то и пятнадцать лет. Значит, надо как-то по- другому убедить его взять меня с собой.
— Я буду рад посидеть на веслах за скромную плату всего лишь в десять процентов улова.
Старик задумался.
— Ладно, Дьюдер, — наконец сказал он. — Гребец ты, судя по всему, неважный, но возьму тебя в компанию, чтобы не заснуть темной ночью. И коль уж ты действительно собрался идти со мной, тебе надобно знать, что я собираюсь поймать Чудовище Кровавого Моря.
Я не смог удержаться от смеха.
— Так ты, значит, не веришь, что оно существует? — спокойно спросил старик.
— Сказки все это.
— Твое дело, эльф, верить или не верить, — упрямо сказал старик, — но именно Чудовище Кровавого Моря я и собираюсь поймать. Ты все еще хочешь идти?
Чего я не хотел, так это оставаться с Толстобрюхим Ником. Прикусив язык, чтобы снова не рассмеяться, я твердо произнес:
— Да, хочу.
Он еще не успел ответить, а я уже бросился толкать его маленькую лодку навстречу плещущимся волнам. Только бы он не передумал!
