передал деревянный ящик Большое Дуло.
В сентябре в моем почтовом ящике появился новый номер «Знаменитых чудовищ». На конверте с моим именем были размазаны зеленые сопли.
Однажды утром мама сняла трубку телефона и позвала:
— Кори, тебя!
Я взял у мамы трубку. На другом конце линии была миссис Эвелин Пратмор. Она известила меня, что на литературном конкурсе, устроенном Советом по делам искусств города Зефира, я занял третье место в номинации коротких рассказов, о чем будет свидетельствовать именная пластинка, которую мне вручат. Она звонила, чтобы предупредить меня, что мне предстоит прочитать свой рассказ на церемонии награждения в библиотеке во вторую субботу сентября.
Я буквально лишился дара речи. Пробормотав «Да, хорошо, мэм», я положил трубку на рычаг. Первым моим чувством была безудержная радость, от которой я чуть было не воспарил к потолку, а вторым — панический ужас, от которого я едва не рухнул на пол. Мне придется прочитать свой рассказ перед всеми? Вслух? Перед полным залом людей, которых я едва знаю?
Мама успокоила меня. Это было частью ее работы, и она с ней хорошо справлялась. Она сказала, что у меня еще предостаточно времени, чтобы как следует потренироваться, что она очень гордится мною и ужасно рада моему успеху. Она немедленно позвонила отцу на работу, и он сказал, что сегодня привезет мне в награду две бутылки холодного шоколадного молока. После этого я сообщил по телефону новость Джонни, Дэви Рэю и Бену. Они тоже поздравили меня, сказав, что третье место на конкурсе — это классно, но, уловив дрожь в моем голосе, поиграли у меня на нервах, представляя на разные лады, как я буду выглядеть, читая вслух свой рассказ.
«Что, если на твоей ширинке сломается молния и тебе не удастся ее застегнуть?» — спросил Дэви Рэй. «Что, если твои руки начнут трястись так, что ты не сумеешь удержать свое сочинение?» — спросил Бен. «А вдруг ты откроешь рот и не сможешь произнести ни слова?» — спросил Джонни.
И это мои друзья! Кто лучше них знает, как сбросить тебя с пьедестала?
За три дня до начала школы стоял отличный ясный день: по небу плыли кудрявые облака, а с юга дул теплый ветерок. Мы подъехали на великах к бейсбольному полю, перчатки были привязаны к рулю шнурками. Мы заняли позиции вокруг поля, заросшего за лето сорной травой. Взглянув на табло, мы убедились в том, что не только наша команда младшей лиги терпит бедствие; команда взрослых «Перепела» тоже продула 0:5 «Хайфлайерс», команде военно-воздушной базы. Стоя в высокой траве и перебрасываясь мячиком, мы с грустью рассуждали о том, что лето подходит к концу. Однако в глубине души мы с радостью предвкушали начало учебного года, потому что свобода уже… как бы это сказать, несколько приелась. Мы уже были готовы к тому, что на нас накинут узду, а следующим летом мы снова сможем полетать всласть.
Мы бросали фастболы, делали финты, высоко отбивали мяч вверх, посылали его низом. Бен делал такие сильные подачи, которые мало кому удавались, а Джонни пускал крученый так, что перед тем, как влететь в перчатку, мяч делал «рыбий хвост». Увы, все мы были свергнутыми королями. Ну что ж, новый сезон всегда впереди.
Мы тренировались уже минут сорок и хорошо пропотели, когда Дэви Рэй крикнул:
— Эй, смотрите-ка, кто идет!
Мы дружно оглянулись. Глубоко засунув руки в карманы джинсов, через траву к нам брел Немо Керлисс. Он был таким же тощим, с молочно-белой кожей даже в конце лета. Мать явно держала его на коротком поводке.
— Привет! — крикнул я.
— Привет, Немо! — подхватил Дэви Рэй. — Иди к нам, сделай пару бросков!
— Отлично! — подал голос Джонни без особого энтузиазма: он хорошо помнил отбитые пальцы. — Может быть, на этот раз Бен попробует принимать твои подачи!
Немо грустно покачал головой с потупленным взором. Пройдя через поле мимо Джонни и Бена, он направился ко мне в «дом», на основную базу. Когда он остановился передо мной и поднял лицо, я увидел, что он плачет. Его глаза за толстыми стеклами очков были красными и распухшими от слез, следы которых блестели на его щеках.
— Что случилось? — с тревогой спросил я. — Кто-то обидел, избил тебя?
— Нет, — всхлипывая, ответил он. — Прошто я… я…
К нам подошел Дэви Рэй с бейсбольным мячом в руке.
— Что случилось, Немо? Ты плачешь?
— Я…
Немо всхлипнул. Он изо всех сил пытался взять себя в руки, но у него ничего не получалось.
— Я уешаю, — наконец выдавил из себя он.
— Уезжаешь? — Я нахмурился. — Но куда?
— Прошто уешаю. Уешаю иж города. — Немо махнул своей тощей рукой в неопределенном направлении. — Мы переешаем.
К нам в «дом» подошли Джонни и Бен. Так мы и стояли кружком вокруг Немо, который всхлипывал, поминутно вытирая нос. Бен не смог долго это выносить и, отойдя в сторону, принялся пинать ногами камешки.
— Я зашел к тебе домой, Кори, чтобы попрощаться, но твоя мама шкажала, что ты на бейшбольном поле, — объяснил мне Немо. — Я прошто хотел попрощаться.
— Ясно. А куда вы едете? Навестить кого-то? — спросил я.
— Нет.
Новые потоки слез заструились по лицу Немо. Смотреть на это было тяжко.
— Мы переешаем в другой город, Кори.
— Переезжаете? Куда же?
— Не жнаю. Куда-то далеко отшюда.
— Господи, — протянул Джонни. — Да вы всего-то лето в Зефире и прожили!
— Мы надеялись, что в следующем году ты будешь играть в нашей команде! — воскликнул Дэви.
— Вот именно, — подхватил я. — Ты же должен был пойти в нашу школу.
— Нет, — покачал головой Немо, и я отчетливо увидел в его распухших глазах невыносимую муку. — Жавтра мы уешаем.
— Завтра? Куда вы так торопитесь?
— Так шкажала мама. Жавтра мы уешаем. Туда, где папа шможет продавать рубашки.
Рубашки. Вот в чем дело. Рубашки. Никто в Зефире не носит хорошо сшитые белые рубашки. Я сомневался, что они пользовались большим спросом хотя бы в одном городе, куда привозил жену, сына и свои образчики ткани мистер Керлисс. Не думаю, что где-нибудь нашлось бы такое место.
— Я не шмог…
Немо поднял на меня глаза. От боли в его взгляде у меня защемило сердце.
— Я так и не шмог… жавешти себе дружей, — сказал он. — Потому что мы вше время переешали.
— Мне жаль, Немо, — сказал я. — Очень жаль, что тебе приходится переезжать.
Под влиянием внезапного порыва я вытащил из своей бейсбольной перчатки мяч и протянул его Немо.
— Вот, возьми, — сказал я ему. — Сохрани его, чтобы иногда вспоминать о приятелях, которые остались у тебя здесь, в Зефире. Ладно?
Мгновение Немо колебался. Потом протянул свою волшебную руку и схватил мяч тощими пальцами, принимая подарок. Вот тут Джонни проявил себя истинным джентльменом: мяч принадлежал ему, но он не сказал ни слова против.
Немо вертел мяч в руках, перекладывая из ладони в ладонь, и я видел отражение красных швов мячика в стеклах его очков. Он рассматривал этот мяч с таким вниманием, словно это был магический кристалл.
— Я хочу оштатшя ждешь, ходить в школу, иметь дружей, — тихо проговорил Немо. Из носа у него по-прежнему текло, и он чихнул. Потом снова посмотрел на меня. — Я хочу жить, как вше. Мне до шмерти
