— Может быть, в эту розетку включены три вилки?
Лицо отца озарилось пониманием. Точно так же, как и мое лицо, и лицо мамы.
— Мертвец разговаривает вовсе не с вами, Том, — сказала Леди. — Он разговаривает со своим убийцей.
— Вы… хотите сказать, что я…
— Вы видите сны убийцы, Том, точно так же, как я вижу ваши сны. Господи, Том! Похоже, во сне у вас открывается зоркое око!
— Значит, он не хочет… чтобы я убил себя за то, что не смог вытащить его из машины?
— Нет, — ответила Леди. — Я в этом уверена.
Отец зажал свободной рукой рот. В его глазах заблестели слезы, и я услышал, как мама рядом со мной всхлипнула. Отец наклонил голову вперед. На стол упала одна-единственная слеза.
— Теперь надо сделать разрез поглубже, — сказала Леди, кладя руку на предплечье отца. — Это будет больно, но принесет вам облегчение, Том. Словно вырезать из тела рак.
— Да. — Голос отца звучал хрипло. — Да.
— Если хотите, можете выйти и полчасика погулять, а потом возвращайтесь назад.
Плечи отца задрожали. Непомерная ноша покидала его, тонна за тонной. Он глубоко, с усилием вдохнул воздух, словно человек, чья голова только что показалась на поверхности темных вод.
— Со мной все в порядке, — сказал он, но так и не поднял глаз. — Дайте мне всего минуту.
— Я не тороплю вас, подождем сколько нужно.
Наконец отец взглянул на Леди. Он по-прежнему оставался тем же человеком, что и мгновение назад; его лицо все так же было изрезано морщинами, а подбородок немного отвис. Но в глазах его появился свет, словно он снова стал мальчишкой. Он был свободен.
— Наверно, вы пытаетесь угадать, кто убийца? — спросила отца Леди.
Отец кивнул.
— На том берегу реки у меня много друзей. Доживете до моих лет, Том, и у вас там друзей будет больше, чем на этом берегу. Они видят и знают гораздо больше нас и иногда говорят об этом мне. Но они обожают играть со мной в игры, загадывать всякие шарады. Ни разу в жизни я не получила от них четкого и прямого ответа на свой вопрос. Ответ всегда был уклончивым, но я не помню ни одного случая, чтобы обитатели того берега ошиблись. Как вы посмотрите на то, что я обращусь к ним по этому поводу?
Леди спросила отца так, словно говорить о таких вещах для нее было делом привычным.
— Я не возражаю.
— У вас не должно быть возражений. Вы ведь твердо решили, Том?
— Да, — после краткого колебания ответил отец.
Открыв серебряную шкатулку, Леди вытряхнула на стол шесть небольших гладких костей.
— Положите на стол голыши, — приказала она отцу. — А это возьмите в правую руку.
Отец брезгливо посмотрел на то, что лежало перед ним на столе.
— Это обязательно? — спросил он.
Леди ответила не сразу. Потом вздохнула и сказала:
— Вовсе нет. Эти кости создают нужное настроение, только и всего.
Быстрым движением руки Леди смахнула со стола кости обратно в серебряную шкатулку и отставила ее в сторону. Потом снова взялась за саквояж. На этот раз на столе появился флакон с прозрачной жидкостью и пластмассовая коробочка с ватными тампонами. Поставив все это между собой и отцом, Леди откупорила бутылочку.
— Оставьте в покое голыши, Том, — сказала она отцу. — И дайте мне указательный палец.
— Зачем?
— Затем, что я об этом прошу.
Отец повиновался. Откупорив пузырек, Леди перевернула его, смочив один из ватных тампонов, после чего протерла тампоном кончик указательного пальца отца.
— Это спирт, — объяснила она. — Я купила его у доктора Пэрриша.
Взяв лист бумаги, она положила его на стол. Потом развернула нечто, находившееся в куске синей ткани. Это была палочка с двумя иголками на одном из концов.
— Не отдергивайте палец, — предупредила Леди отца, взяв в руку палочку с иглами.
— Что вы собираетесь делать? Вы что, хотите уколоть меня этим?
Быстро качнувшись вниз, иглы впились в кончик отцовского пальца.
— Ой! — вскрикнул он.
Я тоже вздрогнул, даже почувствовал в кончике указательного пальца фантомную боль. Через мгновение в дырочках, пробитых иглами, появилась кровь.
— Держите палец так, чтобы кровь не попадала на бумагу, — велела Леди отцу.
После этого, действуя очень быстро, она протерла спиртом кончик собственного указательного пальца на правой руке, а левой резко уколола себя иглой. У нее тоже потекла кровь.
— Теперь задавайте свои вопросы, — сказала она. — Проговорите их отчетливо, но не вслух, а про себя. Спрашивайте так, будто ожидаете, что вам сразу ответят. Давайте говорите.
— Сделано, — сказал отец через несколько секунд. — Что теперь?
— Какого числа машина упала в озеро Саксон?
— Шестнадцатого марта.
— Капните восемь капель крови в центр листа. Не жалейте. Восемь капель — ни больше ни меньше.
Отец сдавил кончик пальца, и капли крови закапали на бумагу. Леди добавила на белый лист бумаги восемь капель своей крови.
— Хорошо, что это случилось не тридцать первого, — пробормотал отец.
— Возьмите бумагу в левую руку и скомкайте так, чтобы кровь оказалась внутри, — приказала Леди отцу, не обращая внимания на его шутку.
Отец сделал все так, как она сказала.
— Держите бумагу и повторите свои вопросы вслух.
— Кто убил человека, который лежит на дне озера Саксон?
— Сожмите бумагу крепче, — сказала отцу Леди, зажимая ранку на своем кровоточащем пальце другим ватным тампончиком.
— Ваши друзья сейчас здесь? — спросил отец, стискивая левой рукой бумажный комок.
— Мы скоро все узнаем, чуточку терпения.
Леди вытянула вперед левую руку, раскрыв ладонь.
— Отдайте бумагу мне.
Как только она оказалась на ее ладони, Леди строго проговорила, обращаясь в пустоту:
— А теперь не выставляй меня дурой. Вопрос, который ты слышала, очень важный и заслуживает ответа. И по возможности, поменьше загадок. Нам нужен ответ, который мы могли бы понять. Надеюсь, ты поможешь нам.
Леди замолчала и ждала, наверно, секунд пятнадцать. Потом бросила скомканный листок бумаги на середину стола.
— Разверните бумагу, Том.
Отец послушно принялся разворачивать листок. Сердце мое бешено колотилось. Если бы я увидел написанное кровью имя «доктор Лезандер», наверно, тут же грохнулся бы в обморок.
Когда листок наконец был развернут и разглажен на столе, мы с мамой заглянули туда через плечо отца. В самом центре листка расплылось большое пятно крови, несколько капелек поменьше кольцом окружали его со всех сторон. Я не смог бы разглядеть в этом беспорядке имя, даже если бы речь шла о моей жизни. Леди несколько секунд рассматривала бумагу, а потом, достав из саквояжа карандаш, принялась соединять между собой отдельные пятнышки.
— Я ничего не вижу, — признался отец.
— Нужно верить, — сказала Леди.
Как завороженный, я следил за тем, как кончик карандаша скользит по бумаге от одного пятнышка крови к другому. За карандашом тянулась длинная изогнутая линия.
