— Обещаю тебе. Счастливого Рождества, — улыбнулся он нам.
Мама попыталась улыбнуться в ответ, но у нее это плохо получилось.
— Ты сумасшедший, Том! — сказала она и крепко поцеловала отца.
Чтобы собраться, мне и маме понадобилось десять минут. Сирены гражданской обороны зазывали целых пятнадцать минут подряд: от них по спине бежали мурашки, а на улице замолкали даже настырные собаки. Все жители уже знали о случившемся. Многие семьи отправились в путь, чтобы провести ночь в домах своих друзей и родственников, в других городках или в мотеле «Юнион Пайнс», что в Юнион-Тауне. Вскоре приехал мэр Своуп, чтобы забрать отца. К тому времени мы с мамой были полностью готовы к отъезду. Прежде чем мы успели выйти за дверь, мне позвонил Бен и торопливо сообщил, что он с родителями едет в Бирмингем к тете и дяде.
— Классная штука, правда? — радостно спросил он. — Знаешь, что я слышал? Говорят, мистеру Моултри раздавило спину и ноги, бомба лежит прямо на нем и он не может даже пошевелиться! Вот это действительно круто, точно?
Я не мог с этим не согласиться. Никто из нас не ожидал, что Рождество обернется чем-то подобным.
— Ну все, мне нужно бежать! Эй, постой… Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, Бен!
Я повесил трубку. Мама подняла мне воротник, мы уселись в пикап и покатили в гости к деду Остину и бабке Элис. Никогда в жизни я не видел на Десятом шоссе столько машин. Если бы в тот момент зверь из Затерянного Мира решил на нас напасть, то только небеса могли спасти машины, что ползли друг за другом бампер в бампер; однако позади нас зловещей тенью нависала бомба, и люди торопились убраться подальше из города, позабыв о нажитом за столько лет добре.
Зефир, залитый рождественскими огнями, остался позади.
Все, что произошло потом, я узнал позже, потому что, само собой, никак не мог быть свидетелем событий.
Любопытство всегда было отличительной чертой моего отца. Внезапно он понял, что ему просто необходимо увидеть бомбу собственными глазами. Потому, когда дома и улицы Зефира постепенно опустели, он оставил группу добровольцев, с которыми, на случай, если кому-то понадобится помощь, объезжал город, и отправился к дому мистера Моултри.
Дом четы Моултри был деревянным, с выкрашенными голубой краской стенами и белыми ставнями на окнах. Через пробитое в крыше жилища Моултри сквозное отверстие в небо лился свет. Перед крыльцом дома Моултри стояла машина шерифа с включенными мигалками. Отец поднялся на крыльцо, перекосившееся от чудовищного удара, сотрясшего дом. Входная дверь была нараспашку, стены были испещрены трещинами. Сила удара бомбы сдвинула дом с фундамента. Войдя внутрь, отец сразу увидел в просевшем полу огромную дыру, занявшую едва ли не половину гостиной; Вокруг дыры на полу валялись елочные украшения, на самом краю, балансируя непонятным образом, висела маленькая серебряная звездочка. Самой елки видно нигде не было.
Отец подошел к дыре в полу и заглянул вниз. Стропила и балки были перекручены под самыми немыслимыми углами, словно гигантские макаронины. Слои пыли походили на пармезан. Бомба тоже была видна; большая часть металлического хвостового оперения высовывалась наружу из обломков, наваленных внизу в подвале, а ее нос воткнулся в земляной пол подвала.
— Вытащите меня отсюда! Ох, мои ноги! Мне нужно в больницу, слышите! Я умираю!
— Ты не умрешь, Дик. Просто старайся не двигаться. Лежи тихо.
Мистер Моултри лежал посреди груды мусора в середине подвала, сверху на нем покоилось то, что осталось от нового верстака, припертое сверху балкой, толстой как ствол столетнего дуба. Расколовшаяся вдоль балка, как догадался отец, в обычное время служила опорой большей части пола в гостиной. Поперек же балки, крест-накрест, лежала елка — осколки елочных украшений и еще целые шары поблескивали по сторонам от мистера Моултри. Бомба вовсе не придавила мистера Моултри, но находилась возле него, всего в каких-то четырех футах от его головы. Рядом с Моултри на коленях стоял шериф Марчетте, рассматривая мистера Моултри и, вероятно, оценивая ситуацию.
— Джек! Это я, Том Мэкинсон!
— Том? — Шериф Марчетте поднял вверх голову, и отец увидел, что все его лицо покрыто пылью и известкой. — Тебе нельзя здесь находиться — немедленно уезжай из города!
— Я заглянул, чтобы узнать, как у вас дела! А бомба-то совсем не такая здоровая, как про нее болтали!
— Но заряд в ней приличный, — отозвался шериф. — Если бомба взорвется, то от квартала вблизи этого дома камня на камне не останется.
— 0-о-о-ох-х! — застонал Дик Моултри. Острые щепки разорвали на нем рубашку, и было видно, Как его объемистый живот переваливается с одной стороны на другую. — Джек, я не хочу умирать!
— Что с Диком? — спросил шерифа отец. — Он сильно ранен?
Под обломками трудно разобрать, что к чему. Он говорит, что у него сломана нога. Кроме того, может быть, у него сломано несколько ребер, судя по тому, как он хрипит, когда разговаривает.
— Он всегда так разговаривает, — крикнул сверху отец.
— Как бы то ни было, «скорая помощь» скоро прибудет. — Шериф Марчетте взглянул на свои наручные часы. — Я вызвал «скорую» сразу же, как сюда прибыл. Не знаю, что они там возятся.
— А что ты сказал им? Что несчастного парня привалило неразорвавшейся бомбой?
— Да, именно так, — ответил шериф.
— Если ты действительно так сказал, то Дику придется долго ждать помощи.
— Вытащите меня отсюда! — снова заорал мистер Моултри, пытаясь спихнуть с себя особенно острый и пыльный кусок штукатурки, но, поморщившись от боли, отказался от своей затеи и снова откинулся на спину. Потом, повернув блестящее от пота лицо, он взглянул на бомбу.
— Господи, ради всего святого, вытащите меня отсюда! — взмолился он. — Иисус Мученик, помоги мне!
— А где миссис Моултри? — поинтересовался отец.
— Эх! — Припорошенное белой штукатурочной пылью лицо мистера Моултри горестно сморщилось. — Она как уразумела, что здесь происходит, задала стрекача. Она и пальцем не пошевелила, чтобы помочь мне!
— Ну это не совсем верно, Дикки! Ведь это она позвонила мне, так? — подал голос шериф.
— Ну и что толку? Господи, о-ох, мои ноги! Говорю вам, у меня переломы в двух местах!
— Может быть, мне спуститься? — спросил шерифа отец.
— На твоем месте я бы не стал этого делать. На твоем месте я бы рванул из города куда глаза глядят, как и все остальные разумные люди. Но если тебе невтерпеж, то, конечно, спускайся. Но, ради всего святого, будь осторожен! Лестница обвалилась, поэтому я воспользовался стремянкой.
Отыскав глазами стремянку, отец осторожно к ней приблизился. Спустившись вниз, он несколько минут стоял, обозревая кучу штукатурки, стенных рам, досок, стропил и балок, под которой покоился мистер Моултри, а на ее вершине красовалась елка.
— По-моему, мы сможем снять с Дика вот эту балку, — заметил наконец отец шерифу Марчетте. — Ты, Джек, возьмешься за один конец, я за другой, и мы вместе…
Он не стал продолжать дальше — все было ясно и так. Встав по обе стороны кучи щебня и первым делом сняв сверху елку, они со всеми предосторожностями подняли и перенесли самую большую балку, ту, что в диаметре могла поспорить с дубом и была ужасно скользкой и так и норовила выскользнуть из рук. Однако все прошло удачно, первый этап был закончен. Груз, возложенный на мистера Моултри, тем не менее по-прежнему был велик.
— Мы осторожно выкопаем Дика, — предложил отец, — перенесем его в твою машину, Джек, и отвезем в госпиталь. — Потому что сдается мне, что «скорая помощь» не приедет.
Шериф снова опустился рядом с мистером Моултри на колени.
— Эй, Дик? Когда ты последний раз вставал, на весы?
— Когда я последний раз вставал на весы? Черт возьми, я не помню! А зачем тебе это понадобилось?
