обрадуется гостям, которые зачастят к нему из любопытства. Хорошо… тогда, может быть, стоит написать про Леди и Человека-Луну? Нет, я их почти не знаю, это будет неприлично Тогда о чем же? Что, если мне написать…
., об утопленнике в машине, покоящемся на дне озера Саксон?
Что, если я напишу рассказ о том, что случилось с нами, со мной и отцом, в то утро? Напишу, как выкатившийся из леса автомобиль свалился в озеро прямо у нас на глазах, как отец выскочил из нашего пикапа и бросился на помощь водителю? Я напишу обо всем, что я почувствовал и увидел в то мартовское утро перед восходом солнца? А что, если… что, если… я напишу про человека в шляпе с зеленым пером, который следил за нами с опушки леса?
Да, я мог развернуться, у меня почти все было готово. Я начал прямо со слов отца, с которыми он разбудил меня:
«Кори? Пора подниматься, сынок. Скоро выезжаем». Не прошло и нескольких минут, как я уже сидел рядом в нашем грузовичке, пробиравшемся по тихим предутренним улицам Зефира. Я вспомнил, о чем мы разговаривали с отцом в то утро: о том, кем я собираюсь стать, когда вырасту. Но потом предрассветная идиллия нарушилась, из леса прямо перед нашим носом выскочил автомобиль, и, чтобы избежать столкновения, отец резко крутанул руль, после чего неизвестный автомобиль свалился с красного гранитного утеса прямо в бездонные воды озера Саксон. Я вспомнил, как отец со всех ног бежал к озеру, как сжалось мое сердце, когда я увидел, что он бросился в воду и плывет к машине. Я отлично помнил, как машина тонула в озере, как бурлил вокруг нее воздух. Я помнил, как, оглянувшись зачем-то к лесу, я заметил на опушке фигуру в длинном темном плаще, поля которого разлетались на ветру. На голове человека была шляпа с зеленым…
Минуточку.
Все было совсем не так. Я наступил на зеленое перышко и потом уже обнаружил его на подошве своего кеда, измазанного грязью. А потом я решил, что этому перу просто неоткуда было взяться, кроме как из-под шляп ной ленты. Так я и должен буду все записать, не отступая от истины ни на йоту. До самой ночи наводнения я, по сути дела, не видел человека в шляпе с зеленым пером. Поэтому, решив быть честным сам с собой и с будущими читателями, я напечатал все так, как оно было: всю правду о зеленом перышке, о том, как я нашел его, и остальное. Я решил умолчать о домике мисс Грейс и о Лэнни и все о заведении с дурными девушками, потому что маме наверняка не понравился бы этот кусок.
Добравшись до конца, я перечитал рассказ, решил, что некоторые фразы можно улучшить, и потому, не поднимаясь из-за машинки, перепечатал свое произведение заново. Некоторые предложения звучали по- настоящему здорово, в них чувствовалась подлинная жизнь, другие же казались мертвыми и сухими, и сделать их реальными и выразительными было не так-то просто. В конце концов, трижды пропущенный сквозь мой «Рой-ял», рассказ было готов к тому, чтобы предстать на суд постороннего человека. Рассказ занял две страницы через два интервала, ни больше ни меньше. Это был мой шедевр.
Через несколько минут в мою комнату вошел отец, одетый в свою полосатую пижаму, с еще влажными после душа волосами, и я показал ему напечатанные страницы.
— Что это такое? — спросил он, поднося мое творение к свету настольной лампы. — «Перед восходом солнца», — прочитал он заголовок и вопросительно посмотрел на меня.
— Это рассказ, который я хочу послать на литературный конкурс, — ответил я. — Я его только что закончил.
— Вот как? Я могу его прочитать?
— Конечно, сэр.
Отец начал читать. Я неотрывно следил за выражением его лица. Когда повествование добралось до места, где из леса нам наперерез выкатывается неизвестный автомобиль, его челюсти чуть сжались. Потом отец прислонился к стене, и я понял, что он добрался до места, где описывалось, как он плывет к тонущей машине. Я видел, как медленно напрягаются и расслабляются его пальцы.
— Кори! — позвала мама. — Пойди посади Рибеля на цепь!
Я двинулся к двери, но отец остановил меня:
— Задержись на минуту. — И его взгляд вернулся к первым абзацам.
— Кори! — снова позвала мама от телевизора.
— Мы разговариваем, Ребекка! — ответил маме отец и положил страницы с рассказом на мой письменный стол. Потом повернулся и взглянул на меня. Лицо отца было наполовину скрыто в тени.
— Ну, как рассказ? — спросил я. — Тебе понравилось?
— Это не похоже на то, о чем ты обычно пишешь, — тихо ответил отец. — Обычно это истории о привидениях, ковбоях, космических полетах. Почему ты решил написать именно такой рассказ?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто я решил… что если уж писать о чем-то, то о том, что случилось на самом деле.
— Значит, все, что ты здесь написал, правда? И то, как ты заметил человека среди деревьев?
— Да, сэр.
— Тогда почему ты не рассказал об этом раньше? Почему ты не сказал ничего ни мне, ни шерифу Эмори?
— Не знаю. Может быть, потому, что не был до конца уверен в том, что действительно кого-то видел.
— Но теперь ты уверен? Прошло почти полгода с того дня, как все это случилось, и вдруг ты почувствовал уверенность? Хотя должен был сразу обо всем рассказать шерифу, но решил промолчать?
— Да… я думаю, что должен был так поступить. Я хочу сказать, мне показалось, что я увидел там какого-то человека, но я не был до конца в этом уверен, потому что испугался. На нем было темное пальто или плащ с развевающимися полами, и он…
— Значит, это был мужчина, — перебил меня отец. — Ты заметил его лицо?
— Нет, сэр. Лицо я не разглядел.
Отец покачал головой. Желваки на его скулах снова напряглись, на виске пульсировала жилка.
— Господи, зачем мы вообще оказались на этой дороге у озера! Сейчас я бы просто проехал мимо и не стал бы никого спасать. Потому что этот человек… этот человек, что утонул в своем автомобиле и сейчас покоится на дне озера, не дает мне покоя ни днем ни ночью.
Отец крепко зажмурился. Когда снова открыл глаза, они были полны слезами и мукой.
— Кори, никто не должен больше видеть этот рассказ, я требую этого. Ты понял меня, Кори?
— Но, сэр… я хотел отдать его на конк…
— Нет! Господи, ни в коем случае! Рука отца сильно стиснула мое плечо.
— Слушай меня внимательно! Все полгода назад началось — все тогда же и закончилось. И этот твой рассказ сейчас… в общем, не нужно опять все вытаскивать наружу и ворошить у всех на виду!
— Но я написал правду! — чуть не плакал я. — Все так и было.
— Может, это правда, — ответил отец, — но это та правда, которую мы видим в ночном кошмаре. В городе никто не пропал, шериф потратил не один день, чтобы в этом убедиться. В полицейские участки округа, да и всего штата, тоже не поступали заявления об исчезновении мужчины с татуировкой, которую я видел у утопленника. Ни одна жена или мать в окрестности не обратилась в полицию с заявлением о пропавшем муже или сыне, ни одна семья. Ты понимаешь, что это означает, Кори?
— Нет, сэр, — признался я.
— Это означает, что человека, утонувшего в озере Сак-сон, никогда не существовало, — объяснил мне отец срывающимся и полным боли голосом. — Никто его не ищет, и никому даже не интересно, что с ним случилось. Когда я видел его в последний раз в машине, быть может, уже забитого до смерти, да и скорее всего уже мертвого, он и на человека-то едва был похож. Он покоится на дне озера, под огромной толщей воды, а не на кладбище, как это принято у добрых христиан. И сегодня я — последний человек на земле, который согласится снова увидеть, как его машина опускается в темную воду Саксона, как он навсегда исчезает в его глубинах. Ты знаешь, что стало со мной после того, как я побывал в этом озере?
Я потряс головой.
Отец снова молча взял со стола мой рассказ, потом аккуратно положил страницы на место, рядом с пишущей машинкой.
