«Если», 1996 № 10

обострение ее болезни, причем на сей раз все гораздо серьезнее, чем раньше. Она молчит, но вчера я заметил на ее платке кровавые пятна и настоял на том, чтобы она обратилась к врачу. Тот сказал, что ничего сделать нельзя. Л. удивительно спокойна, в отличие от меня. Помолитесь за нее, дорогой друг. Быть может, Господь внемлет нашим мольбам».

Письмо было датировано 25 сентября, то есть с возвращения Люка из путешествия прошло всего несколько дней. А сразу за письмом шла дневниковая запись, словно он хотел выговориться.

«Луиза упорно твердит то, во что я никак не могу поверить: ее болезнь — справедливое наказание, Господь карает нас за грех. Ее спокойствие и мужество просто поразительны! Смерти она не боится, радуется тому, что я здоров, и просит не расстраиваться. Что же мне делать? Сидеть и смотреть, как она медленно угасает? Впрочем, разве полгода — это «медленно»?»

Теперь Люк и не вспоминал о «холодных людях», и аналитическая машина его больше ни капельки не интересовала. Однако краткая дневниковая запись поведала мне очень и очень много. Я достал рисунок, на котором были изображены Дервенты, и стал рассматривать. Тут из своей спальни появился взлохмаченный Билл.

— Я знаю! — вырвалось у меня. — Знаю, почему они приехали в Новую Зеландию!

Он недоуменно воззрился на меня, потом перевел взгляд на рисунок.

— Ну?

— Мы должны были догадаться еще вчера вечером. Помнишь родовое древо в Библии? Они родственники, правильно? А теперь смотри сюда. — И я ткнул пальцем в рисунок.

Билл потер глаза, прищурился.

— Ну?

— Это же свадебная карточка! Букет, кольцо на пальце у Луизы… В Англии они пожениться не могли; только представь, какой разразился бы скандал. Но здесь их никто не знал, потому они преспокойно могли наслаждаться всеми прелестями семейной жизни.

— Черт побери, ты прав! Это все объясняет. Ты дошел до того места, где Люк упоминает о грехе?

— Я как раз его перечитываю.

— Там осталось всего ничего. Давай, досматривай и пойдем завтракать. Потолкуем по дороге.

Он повернулся и пошел приводить себя в порядок, а я вернулся к книге. Мне осталось последнее письмо, датированное 6 октября 1855 года — короткое, сдержанное по тону:

«Дорогой Дж. Г.! Через несколько дней нам с Л. предстоит отправиться в долгое путешествие на далекий остров, где обитают дикари-язычники. А еще там живут гетероморфы (Л. решила называть их именно так, поскольку внешне они сильно отличаются от людей, но обладают незаурядными умственными способностями). Мы понесем им Слово Господа нашего, Иисуса Христа. Путешествие предстоит опасное, посему, если в течение четырех лет от нас не будет вестей, Вы вправе распоряжаться нашим имуществом в соответствии с моим завещанием. Надеюсь, что это письмо — не последнее, но на всякий случай хочу уверить, что мы постоянно вспоминаем Вас, наш верный друг и брат во Христе. С наилучшими пожеланиями Л. Д.».

За письмом следовала запись личного характера:

«Возможно, я сумею обмануть Луизу и всех остальных, но себя не обманешь. Прости, Господи, но тебе известно, что моя истинная цель — вовсе не обращение гетероморфов. С проповедью Слова Христова вполне можно было, подождать до следующей зимы, но вот с другим… Моя бедная Луиза! Врач сказал, что она протянет от силы полгода. Она слабеет буквально на глазах, на щеках у нее появился нездоровый румянец. Нет, до зимы ждать нельзя. Я должен увезти Луизу сейчас. Боже, молю тебя, пускай рассказы маори о лекарствах гетероморфов окажутся правдой!

Мы понесем язычникам Слово Господне. Луиза уверена, что этого достаточно, однако меня как закоренелого еретика, терзают сомнения. А что если гетероморфы не внемлют Слову? Я точно знаю, чего хочу от них, но что мне предложить взамен?

Быть может, это воистину чудо Господа нашего? Ведь я могу предложить им то, чего не видел еще ни один человек — машину Луизы, механический шедевр, способный воспроизводить мыслительные процессы живых существ. Машина наверняка представляет собой громадную ценность для всех».

Заканчивалась книга абзацем, написанным явно второпях:

«Луиза наконец расшифровала сведения, которые я получил от гетероморфов. Теперь мы точно знаем, где лежит наша цель, и отплываем завтра с утренним приливом. Провизии у нас достаточно, дикари готовы плыть куда угодно и вообще, чувствуют себя гораздо увереннее, чем я. Как говорил Рабле, «Je m'en vais chercher un grand peut-etre…»³ Да поможет мне Господь его найти!»

Я вздрогнул, прочитав последнюю строчку, поднялся и прошел в спальню. Билл натягивал свитер.

— Они забрали аналитическую машину с собой.

— Да. — Его лицо выражало одновременно удовлетворение и раздражение. — Но скажи мне, куда они отправились?

— Не знаю.

— Надо выяснить. Взгляни-ка. — Билл прошел мимо меня, взял с кухонного стола книгу с чертежами и раскрыл ее. — Ты их толком не рассмотрел, а я уделил им столько же внимания, сколько письмам. Держи.

Я увидел рисунок, изображавший насекомое спереди. Четырнадцать ног, четыре длинных тонких усика, две пары стебельчатых «глаз».

Эти черты в облике насекомого были заметны с первого взгляда. А со второго я рассмотрел по бокам нечто вроде сумок, прикрепленных к туловищу ремнями. И потом, в четырех из своих четырнадцати ног насекомое держало некий предмет с нанесенными на него рядами цифр.

— Измерительная шкала, — пояснил Билл, когда я ткнул пальцем в рисунок. — Если ориентироваться по ней, рост гетероморфа составляет около трех футов.

— А сумки на боках — для инструментов.

— Для инструментов, пищи, приборов связи — да для чего угодно. Теперь понимаешь, почему последние две недели мне казалось, будто я схожу с ума? Иметь в руках такое и не знать, как с ним поступить…

— А место, о котором он упоминает, остров Маккуари, существует на самом деле?

— Да. Расположен приблизительно в семистах милях к юго-западу отсюда. Но я больше чем уверен, что там мы ничего не найдем. Остров очень маленький, на нем успело побывать великое множество людей. Если бы кто-то нашел что-либо, связанное с гетероморфами, об этом сразу же стало бы известно всему свету. К тому же Дервент не говорил, что они поплывут на Маккуари. Вспомни. — Глаза Билла сверкали от волнения. Он слишком долго хранил в себе эту тайну, и сейчас его буквально распирало от предчувствий. — Что будем делать?

— Пойдем завтракать в Большой Дом.