бы уметь назвать свою профессию.
Он на месте придумал слово и произнес его с неколебимой уверенностью:
— Я — детектив.
— Так я же и спрашиваю: кто-кто?
Но тут, к счастью, внимание бармена отвлекла красивая седая женщина примерно тех же лет, зашедшая за стойку через другой вход.
— Лизбет! — попросил он. — Погляди-ка и скажи, кто это, по-твоему.
Она отставила кувшин, который хотела наполнить, и присмотрелась к портрету. Мэтью увидел, что и она нахмурилась. У него екнуло сердце: это означало, что она
— Это Эмили Свенскотт.
— Вот и я так подумал. Этот молодой человек говорит, что приехал из Нью-Йорка. Он там этот… ну, какой-то юрист. И говорит, что его клиент желает опознать женщину на портрете.
— Эмили Свенскотт, — повторила Лизбет, обращаясь к Мэтью. — Можно ли спросить, кто ваш клиент и откуда у вас этот рисунок?
— Боюсь, что вынужден буду хранить конфиденциальность, — ответил Мэтью, стараясь говорить как можно более дружелюбно. — Сами понимаете, закон требует.
— Пусть так, но
— Минутку. Вы
— Так же, как в том, что сейчас вижу вас. Миссис Свенскотт выходила мало, но я однажды встретила ее на кладбище у церкви Христа. Я пришла навестить могилу сестры, а миссис Свенскотт клала цветы на могилы сыновей.
— Цветы? — Он хотел на самом деле спросить «Могилы?», но слово застряло в горле.
— Да. Она была очень доброжелательна, рассказала мне, какие цветы лучше привлекают бабочек. Кажется, ее старший сын, тот, который утонул, любил их ловить.
— Вот как, — сказал Мэтью, полуоглушенный. — Старший сын.
— Ужасный случай, — вступил в разговор бармен. — Одиннадцать ему было, когда утонул, насколько я помню.
— А сколько у нее было сыновей?
— Вот эти двое, — ответила Лизбет. — Младший умер от лихорадки, когда ему было… сейчас…
— Еще и шести не было, — подсказал мужчина. Мэтью подумал, что он, наверное, муж Лизбет, и «Семью звездами» они владеют совместно.
— Мы с Томом слыхали, что миссис Свенскотт болеет. — И снова карие глаза пристально посмотрели на Мэтью. — В своем доме. А потом она просто исчезла. Вы знаете, где она?
— Знаю, — ответил Мэтью одновременно и с облегчением, и настороженно.
— Так зачем вам для опознания нужен портрет? — спросил Том. — Ну, раз вы знаете, где она?
— Вина, пожалуйста! — крикнул кто-то из посетителей в строну бара. И это было очень удачно для Мэтью, потому что бармену пришлось вернуться к работе, и от вопроса удалось уйти.
Однако недалеко.
— Так где миссис Свенскотт? — спросила Лизбет.
— Она действительно больна, — ответил Мэтью. — К сожалению, ее возможности общения очень сильно снизились.
— Я бы и не сомневалась. Учитывая, что ей пришлось вынести.
— Вы имеете в виду смерть ее сыновей?
— О нет, — ответила женщина, и губы ее сжались. — Это, конечно, было очень плохо. Но я о той трагедии.
— О
Вернувшийся Том услышал последнюю фразу.
— Несчастный случай или преступная небрежность, на ваше усмотрение. Ни то ни другое доказать не удалось, но мистера Свенскотта признали ответственным, и суды отобрали почти все. Конечно, его предприятие было застраховано, но репутация погибла. И это стыд и позор, потому что оба они — люди хорошие и достойные. Он всегда был со мной любезен, хотя с его женой я не была знакома. Но когда пять человек погибли, и еще двадцать с лишним были на грани смерти, кого-то нужно было назначить ответственным.
— Пять человек погибли? Как?
— Плохое вино, — сказал Том. — Чем-то загрязненное. Никто так и не узнал, как и чем. Случилось это в «Белом лосе», на Арк-стрит, сразу за Четвертой улицей. Теперь, конечно, там уже никакой таверны — на таком месте никто снимать помещение под таверну не станет. Когда это было? — повернулся он к Лизбет.
— В девяносто седьмом, — ответила его жена. — В середине лета.
Эту дату Мэтью отметил. Джоплин Поллард говорил, что Деверик купил оптовую фирму в Филадельфии в девяносто восьмом, но купил ее у человека по имени Айвз, который остался здесь управляющим. «Древняя история — для деловых людей».
Один вопрос он должен был задать, хотя ответ знал заранее.
— А каковы были ваши отношения с мистером Свенскоттом?
— Он был здешний оптовик, — был ответ, которого Мэтью ждал, но который все же заставил его поежиться от мысли, в какой глубокий и темный колодец он заглядывает. — Снабжал все здешние таверны. Вино, мясо, эль… все вообще.
Вот тут вспомнились слова, которые сказал в холодной комнате Мак-Кеггерса Роберт Деверик: «У моего отца было одно кредо. Он говорил… что коммерция — это война. И он в это горячо верил».
Плюс еще фраза, которую Роберт Деверик сказал насчет кредо своего отца у себя в доме: «Коммерсант, — говорил он, — должен быть воином, и если кто-то тебе бросает вызов, то ответом может быть только его уничтожение…»
— Ответом может быть только его уничтожение, — произнес он мысль вслух.
— Простите? — переспросил Том.
— Нет, ничего. — Мэтью заморгал и вернулся в настоящее. — Я знаю, что сейчас горячее время, вы не против, если я приду позже задать несколько вопросов? О Свенскоттах и этой трагедии?
— Ну, я здесь точно не специалист. — Том наполнял кувшин из бочонка за стойкой. — Но я вам скажу, кто наверняка знает все досконально. Гордон Шалтон все еще держит ферму к северу по дороге.
— Именно, — поддержала его Лизбет. — Мы у него как раз покупали на той неделе фасоль и кукурузу.
— Две мили отсюда по тракту, — продолжал Том, ставя кувшин на прилавок, откуда служанка тут же понесла его к столу. — Гордон может вам рассказать все с начала и до конца. Он у Свенскоттов долго был кучером и конюхом. С ними из Лондона приехал.
Лизбет взяла портрет и снова принялась его рассматривать:
— Он будет рад узнать, что она хотя бы жива. Он так убивался после смерти мистера Свенскотта.
— А как произошло это печальное событие?
— Никто точно не знает. Был это несчастный случай или же…
— Самоубийство, — договорил за нее Том. — Дело было в сумерках. Мистер Свенскотт шел по улице, обремененный тяжкими мыслями о судах, грозящих ему разорением и тюрьмой за преступную небрежность. Никто не знает, шагнул он навстречу карете случайно или же намеренно. Ходили предположения, что он застраховал свою жизнь в одной лондонской компании. Миссис Свенскотт уже была больна, когда это случилось. Она всегда была нелюдимой, но после этого… никто ее больше не видел.
— Трагедия. — Лизбет покачала головой. — Трагедия и позор.
Она отдала Мэтью портрет Королевы Бедлама.
— Спасибо, — сказал он. — За потраченное время и за ваши ответы. — Ему бы радость ощутить,