запутала их, пытаясь вытащить все шпильки, которые туда натыкали Лоретта и Элоиза, – с этими словами она вышла из-за шаткой перегородки, надевая через голову тонкую ночную рубашку. Гарет успел увидеть, как материя накрыла ее обнаженные белоснежные бедра и заструилась вокруг лодыжек. Через вырез рубашки появилась сначала ее макушка, а потом волна иссиня-черных локонов. – Мне гораздо больше нравится, когда они распущены. Я… – Ее рот открылся так же широко, как и глаза.
Гарет выпрямился, продолжая опираться о столб одним плечом, и улыбнулся ей.
Танон отступила назад и наткнулась на ширму. Та упала на пол.
– Что… что ты делаешь в моей спальне?
В ее спальне? Надо не забыть отблагодарить завтра Хьюберта за его ошибку. Гарет не спеша провел взглядом по соблазнительным изгибам ее тела, что виднелись сквозь прозрачную ткань.
– Хочу убедиться в том, что я не совершаю самую большую ошибку в своей жизни, беря тебя в жены.
– Меня? В жены? Ну… Нет, я никогда еще… – Танон закусила нижнюю губу, чтобы остановиться и не наговорить тех слов, которые не пристало произносить воспитанной девушке. Она схватила край простыни и потянула ее на себя. Закутавшись, она сказала: – Пожалуйста, оставь меня.
– Сейчас.
Он посмотрел ей в лицо. От его дерзкого поведения Танон вздрогнула.
– Нахал, – кинула она ему и отступила назад, когда Гарет сделал шаг в ее сторону. Но он продолжал приближаться к ней. Его глаза под бровями золотистого цвета жгли ее огнем.
– Если бы я был нахалом, – проговорил он низким голосом, полным сдерживаемого желания, – то ты бы уже лежала на этой кровати, моя госпожа. – Гарет произнес это язвительно-вежливым тоном.
Танон подумала, не стоит ли броситься к двери. Но тогда сначала пришлось бы промчаться мимо него. А он, казалось, занимал все пространство ее комнаты. И от каждого шага, который Гарет делал по направлению к ней, Танон становилось все трудней дышать. Его глаза, излучавшие синее пламя, мучили ее. Ни один мужчина еще не смотрел на нее так смело.
– Если ты подойдешь еще ближе, я ударю тебя, – сказала она.
Эта угроза показалась ему восхитительной. Его улыбка смягчилась. Гарет подошел к ней настолько близко, что почувствовал на своей щеке ее прерывистое дыхание. Он поднял руку к лицу Танон, нежно погладил ее по щеке, а потом убрал с плеча тяжелые угольно-черные пряди волос.
Надо было закричать, ударить его или оттолкнуть. Сделать хоть что-нибудь, а не стоять открыв рот и не смотреть в его глаза. Когда он коснулся ее с такой пронзительной нежностью, то колени Танон чуть не подогнулись. Гарет стоял очень близко, согревая ее своим теплом, овевая густым лесным ароматом, смешанным с запахом кожи. Это был тот самый аромат, который с детства сохранился в ее памяти. У Танон возникло странное чувство, словно она очнулась после долгого сна. Каждый нерв ее тела трепетал, каждой клеточкой тела она ясно ощущала волны силы и надежности, что исходили от него. Танон выросла в окружении мужчин, но ни с кем из них она еще не ощущала себя настоящей женщиной.
Наконец ей удалось оторвать от него взгляд, хотя предательская часть сознания жаждала и дальше смотреть на Гарета. Его мужественное суровое лицо было самым прекрасным и чувственным из всех, что ей приходилось видеть. И хотя Танон сознавала, что это очень плохо, она не могла подавить сладкое волнение, когда заглядывала в его глаза, горящие греховным пламенем.
– Ты должен уйти. Сейчас же, – произнесла она, пытаясь убедить себя в том, что еще не совсем потеряла разум. – Тебе нельзя находиться здесь. Это неприлично.
Гарет отошел от нее и взял с кресла пеньюар. Потом повернулся и протянул его Танон.
– Неприлично? Значит, мои желания были такими явными? А я-то думал, что выказываю необыкновенное самообладание.
Он проговорил это таким страстным голосом, что Танон поспешила поскорее накинуть на себя пеньюар.
– Боже мой, ты стал таким грубым, когда… – тут ее взгляд против воли измерил ширину его плеч, – повзрослел. Если мои отец застанет тебя в моей спальне, ты погиб.
На его губах появилась невозмутимая ухмылка. Только настоящий язычник мог улыбаться после подобного предостережения.
– Твое беспокойство о моей жизни очень трогательно.
Танон собралась ответить, что ее совершенно не волнует его жизнь, но тут дверь в ее комнату открылась.
Никто, даже самый неистовый воин, не был способен на столь смертоносные взрывы ярости, какие порой проявляли ее мать или тетя Джианелла. Они обе стояли сейчас на пороге, но были настолько ошеломлены, что несколько мгновений ничего не могли сказать.
– Кэтрин, приведи сюда отца, – наконец произнесла тетя Джианелла, обращаясь к маленькой девочке, что держалась за ее юбку. – И побыстрее, – добавила она, не сводя глаз с Гарета.
Гарет посмотрел на маленькую золотоволосую красавицу.
– А отец этой крошки, случайно, не тот огромный человек с вот такими… – Тут он показал на свои мускулистые плечи.
Тетя Джианелла утвердительно кивнула, и он тяжело вздохнул.
– Я считаю до десяти, и за это время вы подробно объясняете мне, почему находитесь в комнате моей дочери.
Леди Бринна Ризанде, одетая в платье из золотистого шелка, держалась гордо, словно настоящая королева. Ее тонкие руки были сложены на пышной груди. Раскрасневшееся лицо всего на несколько оттенков отличалось от роскошной короны собранных наверх волос.
