Афония боязливо вошла в казарму к стражникам. Для них она была невидима, однако ее задача состояла в том, чтобы ни до кого не дотронуться и не издать ни звука. Опасно было также оказаться в луче света, чтобы не отбросить тень. Она имела дело с непроходимыми тупицами, но у света свои законы, и его гораздо труднее обмануть.
Она грациозно обогнула обнявшуюся парочку, пригнулась, чтобы не получить по лбу брошенным кубком, и на цыпочках устремилась к двери. Но тучный заросший охранник, источавший винный и прочие мерзостные запахи, бросился ей наперерез.
— Кто ты? — проревел он, выпучив маленькие красные глазки. — Что ты тут вынюхиваешь?
Афония не растерялась и ткнула его пальцем в середину лба.
— Ты меня не видишь, — сказала она, надеясь заворожить его взглядом.
Он отбросил ее руку.
— А вот и вижу!
Мужлан сорвал с ее головы платок и просиял, сообразив, что за красотка попала ему в лапы. Он оглянулся, в надежде поймать завистливые взгляды. Однако соратники по караульной службе были слишком заняты.
«Попробую выманить его в коридор», — решила Афония. По всей видимости, толстяк оказался невосприимчив к колдовству, поскольку был слишком пьян. Она улыбнулась ему. Воодушевленный, он ухватил ее грубой лапой за талию.
Афонии пришлось по ходу дела менять тактику. Она нанесла ему сокрушительный удар прямиком в нос, опрокинув навзничь, и хотела было перепрыгнуть через распростертое тело, но тот успел поймать ее за ногу и уронил на себя.
— Воровка! — завопил он. — На помощь!
Его нетрезвые товарищи, наподобие старых боевых коней, услышавших боевую трубу, вскинули головы. Не прошло и нескольких секунд, как Афонию держали сразу несколько пар сильных, хотя и нетвердых рук.
Она не пыталась оказывать им сопротивление, так как была совершенно ошеломлена, и не столько фактом своей поимки, сколько тем, что не сработала ее испытанная магия.
— Хозяину захочется на нее взглянуть, — проговорил один.
— Нас ждет вознаграждение, — пробормотал толстяк, размазывая кровь по физиономии. — Хозяин будет доволен.
— Верно, — поддакнул третий, пожирая ее похотливым взглядом. — Бьюсь об заклад, она придется ему по вкусу.
Солдатня разразилась хриплым пьяным гоготом и выволокла Афонию из своей вонючей казармы.
Малагиросу казалось, что он торчит в темной яме уже не один час. Он задремал — или это ему только почудилось: в кромешной темноте нельзя было ручаться, закрывались ли его глаза.
Узник задавал себе один вопрос: придут ли за ним? Под ногами не оказалось костей и прочих останков, которые свидетельствовали бы о печальной участи прежних пленников. Он догадывался, что голод мог заставить крысу подъесть даже кости, однако что-то — куски одежды, клочки волос — должно было остаться… Он старался не давать своим мыслям такого печального хода. Существовала также вероятность, что пленников — или их трупы — было принято вынимать из ямы.
Раз так, ему надлежало сохранять готовность. Он вспомнил о валяющемся где-то неподалеку крысином трупе. Отломав челюсти, он мог бы воспользоваться ими как оружием. Впрочем, узник не сомневался, что чудовище было бешеным, и побаивался порезаться об его зубы. Правильнее было бы заточить кость, выбрав ту, что помассивнее. Эта мысль заставила его содрогнуться от омерзения. В этот момент камень в потолке приподнялся, и яму залило светом, словно расплавленным золотом. Малагирос временно ослеп, но был готов плясать от радости.
Вниз полетела веревка с узлом. В отверстии появилась физиономия Раббы.
— Эй! — крикнул он во тьму. — Где ты там?
Помедлив, Малагирос вступил в круг света. Ему показалось, что Рабба испытал огромное облегчение, обнаружив его живым.
— Вылезай, — скомандовал Рабба. — У главного мага есть для тебя работенка.
Малагирос скептически приподнял бровь, однако обмотался веревкой и стал карабкаться вверх. Выбравшись из ямы, он вгляделся в своих тюремщиков. Феср держал факел и выглядел уже не таким скучающим.
Малагирос заметил, что в коридоре больше не горит колдовской свет, и вопросительно посмотрел на Раббу. Тот держал в руке обнаженный меч, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Смотай веревку и повесь ее сюда, — приказал Рабба, указывая на кольцо в стене.
Малагирос медленно поднялся и, стоя к ним спиной, принялся нарочито медленно вытягивать из ямы веревку.
— Митра! — ругнулся Рабба. — Пошевеливайся, мерзавец! Не заставляй мага ждать, иначе пожалеешь.
— Я знаю, что способно вызвать у меня сожаление, потому и не тороплюсь на встречу к вашему магу, — небрежно бросил Малагирос.
— Я сказал, поторапливайся! — прорычал Рабба, подступая к нему.
Крепко держась за веревку, Малагирос размахнулся и заехал ему по физиономии тяжелой, словно окаменевшей, крысой. Рабба осел, как мешок с зерном. Малагирос нанес еще один удар дохлой крысой. Феср получил удар в висок, сопровождавшийся смачным звуком. Стражник оторопел. Малагирос, бросив крысу, схватил его за голову и ударил подбородком о свое колено, после чего сбросил в яму. Туда же последовал не пришедший в чувство Рабба. Малагирос задвинул каменную крышку, подобрал факел и меч и отправился дальше по коридору.
Пьяная стража Марка Лициния Севера тащила Афонию по извилистым коридорам. Под конец она увидела бронзовую дверь, охраняемую двумя людьми в потешной форме, и невольно прыснула. Не приходилось удивляться, что сменившиеся после караула стражи предпочитают не носить это разноцветное тряпье.
Караульные скрестили копья, преградив пьяной ватаге путь. Завязался спор, в ходе которого двое трезвых пытались отговорить хмельных от мысли нарушить покой человека из Старого Города. Решение принял волосатый толстяк, нанесший несколько сильных ударов ногой в дверь.
Воцарилась тишина. Наконец голос, давший петуха от негодования, спросил:
— Кто смеет меня беспокоить?
Все мигом протрезвели и поняли, что совершили непростительную ошибку.
— Сюда! — раздался визг из-за двери.
Обеспокоенно поглядывая на товарищей, стражники с копьями распахнули двери. Поймавшие Афонию люди поволокли ее вперед с гораздо меньшим воодушевлением, чем раньше.
Зал, в котором они оказались, к изумлению Афонии, сильно напоминал зал императорских приемов, вплоть до украшений из серебра и золота. Его освещали сотни свечей, от запаха которых перехватывало дыхание. Посредине зала стояла увеличенная, размером с кровать, копия трона, на которой восседал тучный человек в льняной тунике. Его тщательно завитые волосы лоснились от пота, близко посаженные глазки метали молнии.
По его левую и правую руку сидели обнаженные женщины. Появление в зале гурьбы мужчин их несколько напугало, но ничуть не смутило.
Внезапно позади трона раздвинулись занавески, и появился пожилой человек. Он метнулся к Марку Лицинию.
—
Результата не последовало. Он обернулся к старику, закусив губу и ожидая объяснений.
— Волшебство кончилось, господин.
