– Вас, наверное, беспокоит царапина? – продолжала Руби.
Я снова промолчал, но Руби, видимо, подтверждение не требовалось. Она обратила на меня свою вечную улыбку.
– Как замечательно вы сегодня поступили, Хаскелл! Рисковали своей жизнью.
Честное слово, непросто оставаться скромным в присутствии Руби. С тех пор как Присс поведала матери о сегодняшних событиях, старушка вела себя так, словно собиралась представить меня к правительственной награде.
– Ну… – промямлил я, – особого риска не было.
Преувеличивать свои заслуги можно было перед Верджилом, но не в присутствии Присс. Она-то прекрасно знала, что я всего лишь сбил ее с ног.
Но Руби отмахнулась от моих слов.
– Не надо скромничать! – с жаром возразила она. – Съешьте-ка еще картофельного пюре! Вы такой храбрец! Такой храбрец!
Я покосился на Присс, чувствуя, как мои щеки начинают багроветь.
– Ну… не знаю, стоит ли называть меня храбрецом. Скорее это просто рефлекс…
Улыбка Руби стала еще шире.
– Возьмите кукурузную лепешку! Посмотрите, какая румяная и поджаристая!
Видимо, Руби полагала, что благодарность измеряется калориями. Пока ее чувство признательности равнялось где-то трем тысячам калорий, но продолжало неуклонно расти.
Я с улыбкой покачал головой.
– Спасибо, Руби, я уже сыт. Честное слово. Больше не могу.
– Но для моего яблочного пирога вы ведь местечко оставили, правда?
Моя улыбка поблекла. Господи! Понадобится подъемник, чтобы оторвать меня от стула. Как бы половчее отказаться и при этом ее не обидеть? Еды, которую мать Присциллы захватила с собой, хватило бы, чтобы накормить футбольную команду. Она без устали подкладывала мне то горошек, то картошку, то гренки, а теперь отправилась на кухню за десертом! Я вдруг осознал, что не могу дышать. Если так будет продолжаться, еще до полуночи окажусь в реанимации.
Меня спас Рип.
Когда Руби вышла из кухни с торжествующей улыбкой на лице и пирогом в руках, глупый пес впал в истерику и принялся оглушительно лаять. Должно быть, вид яблочного пирога окончательно лишил его душевного равновесия. Руби споткнулась и едва не уронила свое творение на плюшевый ковер. С полминуты она балансировала на одной ноге, а я, как завороженный, следил за пирогом, молясь про себя, чтобы он упал. Но не тут-то было. Руби изловчилась, встала на обе ноги, и пирог в ее руках перестал подпрыгивать, лишь пара крошек отлетела в сторону.
– О боже! – вскрикнула Руби и кинулась подбирать крошки.
Она выглядела искренне расстроенной. Словно несколько отколупнувшихся крошек могли испортить внешний вид пирога.
Рип не стал дожидаться, пока на него наорут за лай в доме, и рванул к входной двери, недовольно тявкая себе под нос. Вот тогда-то я и понял, что Рип лаял вовсе не из-за пирога и не по причине извращенного собачьего юмора, а потому, что за дверью кто-то был.
Я с облегчением вскочил. Перерыв даст мне возможность немного прийти в себя, прежде чем Руби затолкает мне в глотку изрядный ломоть.
Даже не будь я так сыт, все равно лишился бы аппетита, обнаружив, кто ко мне пришел. Переминаясь с ноги на ногу, на веранде стоял Верджил, как обычно мрачнее тучи.
Присцилла кинулась к двери следом за мной, и по ее лицу я понял, что она думает о том же, о чем и я. Верджил, несомненно, явился, чтобы арестовать Руби.
Лицо Присс посерело.
Однако она не могла не испытать облегчения, когда из-за спины Верджила выглянула Белинда Ренфроу. Эта женщина была в своем привычном одеянии: драных джинсах и обшарпанных мокасинах, но, видимо, сочла уместным приодеться к официальному визиту– на шее у нее болталось ожерелье из желудей.
– Хаскелл, – буркнул Верджил и кивнул мне.
– Верджил, – отозвался я и кивнул ему. Покончив с формальностями, шериф прочистил горло.
– Мне позвонила Белинда. – Казалось, на его загорелом лице проступило еще несколько морщин. Он грустно моргнул и добавил: – Это по поводу твоей собаки.
Рип, разумеется, нашел этот момент самым подходящим, чтобы обнюхать ботинки Верджила, продолжая при этом приглушенно тявкать себе под нос. Полное впечатление, будто пытается лаять с набитым ртом.
Верджила это, конечно же, ничуть не позабавило. Он посмотрел сначала на Рипа, а потом на меня.
– Рип, прекрати! – сказал я.
Рип, видимо, воспринял мои слова так, что следует прекратить обнюхивать ботинки Верджила, и потому взялся за обувь Белинды. Надо думать, мокасины Белинды были просто пиршеством запахов, поскольку глупый пес от восторга начал извиваться всем своим нескладным туловищем.
– Эй! – взвизгнула Белинда, отскакивая в сторону и явно вознамерившись дать Рипу пинка.
– Эй! – крикнул я, оттаскивая Рипа за ошейник.