сможем, – продолжал он. – Но хоть за что-то прищучим.
В голове у меня все еще плавал туман, и я не сразу вник в смысл последних слов.
– Не понял?
Верджил сунул блокнот в карман и повернулся к двери.
– Говорю, хоть за что-то их прищучим, раз не можем посадить за убийство.
У меня по-прежнему плыло перед глазами.
– По-твоему, это Джо Эдди с Делбертом убили бабулю?
Верджил одарил меня своим фирменным тоскливым взглядом.
– Разумеется. А по-твоему, нет? Ясно как божий день. Бабуля узнала про их делишки, вот они с ней и расправились.
Нет, шевелить мозгами, когда голова и без того раскалывается, – сущая пытка…
Возможно, бабуля ненароком заглянула в сарай и узнала о плантации конопли и преступном бизнесе Джо Эдди и Делберта. О чем и намекнула Беатрис Оффут на похоронах Рэя Петерса. Но из этого вовсе не следует, что Джо Эдди и Делберт ее убили.
Слишком много оставалось вопросов, на которые мне хотелось бы найти ответ. К примеру… почему это упоминание о Рэе Петерсе и Мэрилин Блимел повергло Юнис в панику?
Но на споры с Верджилом мне не хватило бы сил. Так что, пока он шагал к двери, я не проронил ни слова.
Уверяю вас, если б голова болела хоть чуточку меньше, я бы поинтересовался у шерифа, чем, например, объяснить расправу над домашними питомцами бабули? Следуя логике Верджила, придется признать, что кот с попугаем тоже слишком много знали. Да-а… уж я бы поинтересовался… если б только чувствовал себя получше.
У самой двери Верджил притормозил и бросил:
– Не принимай близко к сердцу, Хаскелл. Договорились?
Видимо, это у него такая манера желать скорейшего выздоровления. Не стану лукавить – я был тронут.
Чуть позже в больницу наведался и мой брат Элмо. Суть его заявления сводилась к тому, что я уже слышал тысячу раз. «Помяни мое слово, дождешься, что тебя укокошат». Ну и рефреном звучали восхваления аптечному бизнесу. Это, мол, не просто бизнес, а водоворот увлекательнейших событий и океан приключений. Ни больше ни меньше.
Признаться, во мне теплилась надежда увидеть в больнице Корделию. Ведь и суток не прошло с тех пор, как ее обуревала страшная тревога за мое здоровье и благополучие. Ан нет. Тревога тревогой, но на несчастного уволенного детектива у Корделии времени не нашлось. Странно. Поневоле рождались сомнения в ее искренности.
Самый приятный сюрприз преподнесла Мельба. Заявилась под вечер, в платьице, которое у меня проходит под кодовым названием «яичница». Мельба частенько появляется в нем на работе. По блестящей шелковой ткани разбросаны громадные белые маки с ярко-желтыми сердцевинками. Забавное зрелище. Особенно издалека. Такое впечатление, будто в Мельбу швыряли глазуньей, причем швыряли меткой рукой.
Глаза дражайшей Мельбы размером конкурировали с яичными желтками на ее платье. В руках она тискала кожаную сумочку, прижимая ее к внушительной груди наподобие щита.
Должно быть, вид у меня был тот еще. И повязка на голове наверняка пропиталась кровью. Не пройдя и полпути от двери к койке, Мельба вдруг окаменела.
– Боже! Боже! Боже! – забормотала она.
Я, грешным делом, подумал, уж не спутала ли она больницу с церковью? Но на всякий случай улыбнулся:
– Я в порядке, Мельба!
– Господи! Господи! – отозвалась Мельба.
– Подумаешь, царапина какая-то!
Мелкими-мелкими шажками Мельба приблизилась ко мне и рухнула на стул рядом с койкой.
– Хаскелл… – Она еще сильнее прижала сумочку к груди, – я даже не представляла, что у вас такая опасная работа!
Тут меня осенила гениальная мысль. Я поморщился, жалобно скривился и издал протяжный тихий стон.
Мельба побледнела. По-моему, она была на грани обморока.
Ушла она примерно через полчаса, успев тридцать три раза повторить, что я могу рассчитывать лишь на ее «секретарскую» помощь.
– Поймите меня правильно, Хаскелл, – полным сожаления голосом твердила она, – в аптеке столько работы… Ну совершенно нет времени на то, чтобы заниматься еще и вашими расследованиями… Вы ведь не в обиде, правда?
Пришлось скрепя сердце согласиться, что секретарские услуги – лучше, чем ничего. Гораздо труднее оказалось удержаться от хохота до тех пор, пока за Мельбой не закрылась дверь.
Как только врач соизволил выпустить меня из больничных застенков, я съездил домой, снес ликующего Рипа во двор, затащил обратно, накормил и немедленно отправился к Юнис. Полутора суток вполне хватило для раздумий, и я умирал от желания услышать ответы на кое-какие вопросы.
Гектор, разумеется, был тут как тут, но на сей раз торжествовать ему не пришлось. Я только поднял ногу, и клыкастое чудовище с визгом отскочило в сторону. Очевидно, пинок Верджила произвел на пса неизгладимое впечатление.
Стучать в дверь обшарпанно-белого домика не было нужды – Юнис уже стояла на пороге.
– Я так и думала, что вы приедете, – прошептала она, вскинув на меня испуганный взгляд.
В гостиной навстречу нам поднялась Корделия. Поднялась с того самого дивана, на котором я не так давно истекал кровью. Кто-то попытался замыть пятно, но кровь, как известно, штука трудно-выводимая, так что, боюсь, обивку на диване придется сменить.
При виде меня Корделия округлила глаза. С тревогой взглянула на сестру. И наконец, выдавила:
– О, Хаскелл… как ты себя чувствуешь? Мы за тебя волновались…
У ног ее громоздились раскрытые коробки с тарелками, сковородками и прочей утварью. Из чего легко было сделать вывод, что сестры упаковывали пожитки.
– Уезжаете? – поинтересовался я.
Юнис кивнула и поспешно вынула из кармана платок, который и без того был мокрым от слез.
– Дом у нас конфискуют… здесь ведь изготавливали наркотики, – всхлипнула она. – Я переезжаю к дедуле. – Юнис вытерла глаза и присела на краешек дивана. – Простите… Даже не знаю, что сказать…
Я молча опустился на стул с прямой спинкой – тот самый, на котором восседал в свой первый визит. Если уж она не знала, что сказать, то я и подавно. Вот вы бы с какими словами обратились к женщине, которая помогла вам всадить две пули в собственного мужа, а? Искренне, мол, признателен, век не забуду?
– Послушай, Юнис… – голос у меня внезапно сел, – ты ведь понимаешь…
Юнис вскинула руку.
