одинаковое мировоззрение?
– Помимо прочего, – Персиваль Комб наклонил голову с таким же серьезным видом, как и у нее.
Его ответа хватило, чтобы у нее появилось мрачное предчувствие.
– И что это за прочее?
– Ничего неприятного, уверяю вас.
Мара вздернула бровь.
– Возможно, я предпочла бы решить это сама, – ответила она, затрепетав.
Она знала, что там было.
Ловушка.
Ее не могло не быть. Никто и никому не давал ничего просто так, безо всяких условий. И она была уверена в существовании некоего условия, также как и в том, что ее мягкие овощи по вкусу будут как вареный картон, даже не пробуя их.
– Итак, что я должна сделать? – она откинулась назад в ожидании взрыва. – Какова реальная причина того, что я являюсь бенефициарием?
Персиваль Комб вздохнул.
– Леди Уорфилд любила вас. Однако за ее решением стояло большее. Ваше имя, мисс Макдугалл. В самом деле, просто ваше имя.
– Мое имя?
– Вы знали, что леди Уорфилд была шотландкой? – спросил он, пристально глядя на нее.
Глаза Мары удивленно распахнулись:
– Я понятия не имела. – Она покачала головой в искреннем изумлении. – Она никогда не упоминала о Шотландии, и ее акцент был таким английским.
– Она развивала свой акцент, – он посмотрел на нее поверх бокала. – Она приехала в Вест Хайленд из Обана, хотя об этом знали немногие, и была урожденной Макду…
– Макдугалл? – от изумления Мара была близка к состоянию шока.
Персиваль Комб опустил фужер и утвердительно кивнул.
Лицо Мары пылало. Теперь она поняла, почему название «Рэйвенскрэйг» беспокоило ее.
Это был фамильный дом ее клана. Или, по крайней мере, лэрда той ветви Макдугаллов, из которой она происходила. Ее отец даже держал над рабочим столом размытую фотографию плана замка, которую он тщательно вырезал из шотландского журнала, и которую сделал не он лично, к большому сожалению Хью Макдугалла. В ее семье никто не мог позволить себе совершить такую поездку, а в последние годы здоровье ее отца стало слишком слабым для трансатлантического перелета.
Самое большее, что они смогли – это купить дом, пусть и скромный, на 1ой Керн Авеню. Но улица с таким шотландским названием находилась в рабочем районе Филадельфии, не в Шотландии.
– К сожалению, – произнес поверенный, – муж леди Уорфилд, лорд Бэзил не разделял с ней сильную любовь к ее родине. Из-за своей преданности ему она позволила англизировать себя. Решение, о котором она позже жалела.
Мара пошевелилась, чувствуя неловкость. У нее не было большой любви к тартанам
и волынкам. Торфяникам и овцам она предпочитала Лондон со всем его очарованием.Она начинала нервничать.
– Леди Уорфилд, конечно же, не думала, что мы родственники? – ее голос звучал на тон выше обычного. – Мой отец тратит все свое время на изучение нашей родословной. Он упал бы в обморок, обнаружив прямое родство с Макдугаллами из Рэйвенскрейга, но наша линия восходит к Джону Иммигранту, обедневшему фермеру, который покинул Шотландию в середине восемнадцатого столетия.
– Леди Уорфилд знала это, – признал поверенный, выглядя при этом слегка огорченным. – Мы исследовали Ваши биографические данные, надеясь обнаружить родство, хотя бы отдаленное. И когда наши усилия ни к чему не привели, она все равно решила передать Рэйвенскрэйг вам.
– Но почему? – Мара была озадачена. – Должна же быть какая-то более веская причина.
Поверенный выдохнул.
– Если бы вы изучили Шотландию так же, как ваш отец, вы знали бы, что семья для шотландца – все. – Выражение его лица посуровело. – Кланы имеют разветвленную систему строения, которая включает в себя широчайшее многообразие написания имен. В каждом клане есть члены, разбросанные по всему миру, но узы родства, тем не менее, остаются сильными.
– Знаю, – согласилась Мара, представляя своего отца, склонившегося над бумагами и книгами, с пледом на коленях и блеском усердия в глазах. – Шотландская диаспора насчитывает миллионы, и каждый горд до крайности и тоскует по родной долине.
Персиваль Комб склонил голову.
– Эта тяга сильна, мисс Макдугалл. Даже теперь, спустя столетия после эпохи их расцвета, кланы вызывают сильные чувства. Леди Уорфилд и вы были семьей. Макдугаллами.
Мара коснулась пальцами висков. В голове все еще стучало.
– Но ей, конечно, был известен кто-то, более подходящий?
– Она выбрала вас. – Поверенный склонился к ней, удерживая ее взгляд своими голубыми глазами. – Она была последним живым потомком первого вождя клана, и умерла бездетной. В других обстоятельствах ее выбор пал бы на подходящего наследника из представителей родной семьи. Но из-за брака с лордом Бэзилом, она отвернулась от большинства из них.
Он откинулся в кресле назад.
– И вот, моя дорогая, в игру вступаете вы.
– Вы имеете в виду, что я должна сделать что-то, чтобы это произошло.
– Есть оговорка, да, – он прочистил горло. – Вы должны выполнить то, чего не смогла достигнуть она.
Сердце Мары резко упало.
Она испуганно вздохнула. Конечно, все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Пожалуйста, не говорите мне, что я должна провести ночь в темнице с привидениями или опробовать средневековые орудия пытки, – сказала она. – В последнее время я уже имела дело с привидениями и странностями, и с меня хватит.
Поверенный отрицательно затряс головой, выражение его лица потеплело.
– Ничего столь авантюрного. В действительности, леди Уорфилд была уверена, что вы – наиболее подходящая кандидатура для этой цели.
Мара вновь выгнула бровь.
– В каком смысле?
– Она была убеждена, что ваши организационные таланты помогут вам привести в действие ее желание установить памятный мемориал Макдугаллам на землях замка. Это и было ее условие.
Мара села прямо, чувствуя, как в ней растет надежда. Все было не так плохо, как она думала. И если к замку прилагался капитал, задача казалась совсем нетрудной.
Однако должно быть что-то еще.
Уверенная в этом, она наклонила голову.
– Что еще я должна сделать?
– Вы должны воссоединить клан, – ответил он, наблюдая за ней. – Это, и еще сделать так, чтобы как можно больше Макдугаллов присутствовало на церемонии открытия мемориала.
Мара схватила фужер и опустошила его. Ее благодетельница поступила неблагоразумно. Она являлась последним человеком из тех, кто знает, как примирить семью, и еще меньше знала о том, как заделать трещину размером с клан.
Ей, как единственному ребенку, было известно только о маленьких семьях.
О маленьких, неблагополучных семьях. Мать сбежала, когда ей было два года. А отец, зарывшись носом в бумаги по генеалогии, не поддерживал контактов с немногочисленной горсткой родственников.
Мара откинулась на спинку кресла.
