Горец в её постели

– А если у меня не получится?

Поверенный глубоко вздохнул.

– Если после завершения монумента и всех попыток наладить связи между членами клана и вами, как новой хозяйкой Рэйвенскрэйга, чувство негодования по отношению к моей покойной клиентке не уляжется, вы должны уехать.

– Понимаю, – Мара удивилась глубине своего разочарования. – И что тогда будет с замком?

– Проще говоря, вы сохраните половину состояния, оставленного вам леди Уорфилд, а Рэйвенскрейг отойдет Национальному Фонду Шотландии.

Глаза у Мары затуманились, она отвела их в сторону, поражаясь своей реакции. Эмоции нечасто одолевали ее, и она гордилась тем, что прочно стоит на ногах, а ее надежды и мечты вполне достижимы.

Но никогда еще она не убегала от вызова.

В действительности, она разбогатела на этом.

– Мисс Макдугалл? – голос Персиваля Комба звучал с ободрением, как будто он уже почувствовал ее капитуляцию. И она сдавалась. Ее решимость подняться в эту гору росла с каждым вздохом.

– Вы можете быть уверены, что я помогу всем, чем смогу, – заговорил он снова, в его словах проглядывала попытка привлечь ее на свою сторону, – все, что вы…

– Все? – сердце Мары дрогнуло, у нее появились дикая идея.

Мистер Комб улыбнулся.

– Это мелкие подробности.

– В общем,– начала она, – есть кое-что.

– Нет никакой необходимости быть нерешительной, моя дорогая.

– Речь идет о кровати…

Намного позже, сразу после полуночи, но на другом конце Лондона, сэр Александр Дуглас подавил зевок со всем присущим ему благородным достоинством. Редко он бывал так утомлен. Или более возмущен, так что не позволил себе поддаться искушению и проспать несколько веков.

Вместо этого он проводил ночь, вышагивая в ее спальне и напрасно надеясь, что шпоры на его обуви будут звенеть достаточно громко, чтобы разбудить ее. Но в несчастной гостинице, которую она выбрала, полы были устланы гобеленами!

Скрючив пальцы, Алекс впился взглядом в мерзкое половое покрытие. По такой плотной ткани мог протопать боевой конь в полном снаряжении и при этом никого не потревожить.

Он сделал все возможное, тем не менее, эта девка спала.

Охваченный нарастающим гневом, он остановился и еще раз оглядел попку этой щедро одаренной прелестями спящей новой Макдугалл.

«Бакстон Армз», как объявляла вывеска заведения. Такое английское название омрачило его настроение. Также как и убранство комнаты. И не только расстеленные на полу гобелены. Это было всего лишь малой частью декаданса.

Святые угодники, маленькая комнатка гостиницы была обставлена лучше, чем весь королевский двор Роберта Брюса.

Красивое мягкое кресло, крайне роскошное, вызывало у него особую ярость. Эта штуковина стояла в изножии кровати и, ох, она манила. Алекс сложил на груди руки, его решимость была твердой, как гранит. Он предпочел бы стоять голый в крапиве, чем утонуть в кресле Макдугалла.

Неважно, болят конечности или нет.

Его брови сошлись в недовольстве, когда он бросил взгляд на отражение в зеркале, хмурясь не от своего пугающего вида, а от безукоризненно гладкой поверхности стекла.

Благосостояние Макдугаллов явно не уменьшилось за прошедшие века, если член их подлого семейства мог позволить себе поселиться в таком великолепии.

– Полы с гобеленами, подумайте! – фыркнул он и отвернулся.

Его приветствовали тишина и тени. Шум падающих капель дождя и дыхание ночного ветра усилили его усталость. Не говоря о весе рубашки с серебряной кольчугой и другого рыцарского снаряжения, надетого для того, чтобы посеять ужас в девушке Макдугаллов, когда она проснется и увидит его над собой. Но, увы!..

Он рискнул бросить еще один взгляд на кресло, рассматривая возможность продолжать наблюдение из его мягких глубин. В конце концов, никто не узнает, и конечно, если он предоставит себе короткую отсрочку, это же не будет ниже его достоинства?

Девчонка Макдугаллов не шевелилась несколько часов.

Кроме того, он был закаленным воином, очень уважаемым в свое время, и не нуждался в доказательствах своей доблести и выносливости.

Не было никаких оснований для опасения.

Не потому, что это Макдугалл.

Не смотря на то, что выглядела она как проститутка, единственным острым предметом у нее был язык.

И маленький каприз, в виде нескольких мгновений комфорта, был самым меньшим, что Макдугаллы задолжали ему.

Приняв решение, он опустился в кресло, почти вздохнув от удовольствия. Вместо этого он вынул меч из ножен и положил его поперек коленей.

Для эффекта и благой цели.

Одетый в боевые доспехи рыцарь с мерцающим мечом наготове напугает больше, чем совершенно утомленный некто, осевший в кресле!

Как только он нашел удобную и достаточно пугающую позу, девица пошевелилась. Его усталость мгновенно пропала. В самом деле, каждый его нерв тревожно напрягся, когда она поерзала и свернулась под покрывалом кровати.

Опытные движения, что и говорить, и рассчитанные на то, чтобы заставить мужчину любоваться этой распутницей и даже затвердеть от сильного желания обладать ею. Желать глубоко погружаться в нее до тех пор, пока она не начнет извиваться и стонать от его ритмичных скольжений внутрь и обратно, а не просто следовать капризам сна.

Сразу же изгнав эту глупую идею, Алекс уставился на нее, решив не возбуждаться, независимо от того, как бы провокационно она не металась и вытягивалась под покрывалом. Действительно, как будто почувствовав его болезненную скованность, она внезапно успокоилась, повернувшись на бок, но он не мог в точности определить ее позу, поскольку девушка натянула покрывало до подбородка.

Только по волосам можно было опознать ее как Магдугалла, вознамерившегося потребовать его кровать. И к тому же, какие волосы это были. Волосы соблазнительницы, взъерошенные волны с ярко-пламенными завитками. Они заставляли мужчину жаждать спрятать лицо в этом богатстве и вдыхать их аромат до тех пор, пока окончательно не утонешь в водовороте шелковых локонов.

И этот ее неуловимый, чувственный аромат.

Сердито нахмурившись от таких мыслей, он попытался отвести взгляд, и обнаружил, что не может.

Макдугалл она или нет, но у нее и в правду великолепные волосы.

Прекрасная, блестящая путаница золотисто-рыжих струй, способная околдовать чувствительного наблюдателя, пламенем растеклась по подушке. И на один волнующе-безумный миг он даже задумался, будет ли это великолепие таким же шелковистым на ощупь, как и на вид. И каково ощутить, как эта роскошь скользит по обнаженной груди или неким другим чувствительным местам.

Не то чтобы его интересовало что-то подобное.

Должно быть, прошедшие столетия размягчили его мозги, если такое пришло ему на ум. Но когда она снова пошевелилась, слегка сдвинувшись и привлекая внимание к зрелым формам своего тела, его охватили еще более нескромные мысли.

Правда, он не был в состоянии справиться с этим потому, что она перевернулась на спину, вытянулась и закинула руки за голову, лежа в такой соблазнительной позе и, безусловно замышляя использовать в