выругалась. — Сколько лет не видела ничего подобного! Думала, они все забыли!
— Жертвоприношение кому?
— Мне! Кому еще? Ты только взгляни!
Девочка смотрела на рыбу с сомнением.
— Пахнет странно.
— Чем?
— Горелым.
— Она же копченая, дурочка! Давай есть.
— Я не голодна.
— Ну хорошо. В конце концов, это не твоя рыба. Моя. Это мне принесли жертву. Эй вы, люди! Койотиха вас благодарит! Продолжайте в том же духе, и, может, я тоже сделаю что-нибудь для вас!
— Не кричи, не кричи, ма! Они же совсем близко.
— Это мой народ, — горделиво сказала Койотиха и уселась, скрестив ноги. Оторвала большой кусок рыбины и принялась есть.
В чистом небе сияла Вечерняя звезда, словно глубокое прозрачное озеро. Между двумя холмами стояло, как туман, тусклое зарево. Девочка отвернулась от него и снова посмотрела на звезду.
— Ох, — простонала Койотиха. — Вот дерьмо.
— Что случилось?
— Не стоило это есть, — сказала Койотиха, обхватила себя руками и начала дрожать, стонать, задыхаться, потом глаза ее выкатились, длинные руки и ноги заходили ходуном, между стиснутых зубов выступила пена. Тело страшно изогнулось, девочка попыталась удержать Койотиху — неистовые судороги отбросили ее в сторону. Она подползла и снова обхватила тело Койотихи, а та все билась в судорогах, извивалась, дрожала и наконец затихла.
К восходу луны тело остыло. До этого времени под желтовато-коричневым мехом сохранялось столько тепла, что девочка думала: может, она еще жива, может, если держать ее, сохранять в ней тепло, она выздоровеет. И крепко обнимала ее, стараясь не смотреть на отвисшие черные губы, на белые выкаченные глаза. Но когда холод — вестник смерти — проступил сквозь мех, опустила на землю легкое окоченевшее тело.
Она выкопала неглубокую яму в песчаном дне ложбины. Народ Койотихи не хоронит своих мертвецов, девочка это знала. Но ее народ — хоронит. Она перенесла маленькое тело в яму, уложила и прикрыла своим пестрым, голубым с белым, головным платком. Платка не хватило: четыре окоченевшие лапы торчали наружу. Она засыпала тело песком, камнями и полынью, вцепившейся корнями в камни. Потом пошла туда, где на куске коры лежала рыба, и завалила отраву землей и камнями. Потом выпрямилась и пошла, ни разу не обернувшись назад.
На вершине холма девочка остановилась и посмотрела на туманное свечение города за лощиной, в промежутке между холмами.
— Надеюсь, вы все умрете в мучениях, — произнесла она вслух.
Повернулась и пошла вниз, в пустыню.
На второй день, к вечеру, около холма Коня ей встретилась Синица.
— Я не плачу, — сказала девочка.
— Никто из нас не плачет, — ответила Синица. — Теперь пойдем со мной. Пойдем к Бабушке.
Это был подземный дом, очень большой и темный, и посредине его за ткацким станком сидела Бабушка. Она ткала ковер или одеяло из холмов, черного дождя и белого дождя, вплетая туда молнии. Говоря, она не переставала ткать.
— Здравствуй, Синица, здравствуй, Новенькая.
— Здравствуй, Бабушка, — почтительно поздоровалась Синица.
Девочка сказала:
— Я не из них.
Бабушка взглянула на нее — глаза у нее были маленькие и тусклые. Улыбнулась и вновь принялась ткать. Челнок проходил сквозь нити основы.
— Значит, Старенькая, — ответила Бабушка. — Тебе лучше вернуться назад, внучка. Туда, где ты жила.
— Я жила с Койотихой. Она умерла. Они ее убили.
— Не беспокойся о Койотихе, — сказала Бабушка, чуть усмехнувшись. — Ее то и дело убивают.
Девочка молчала, наблюдая за бесконечной работой.
— Значит, я… я могу пойти домой… в ее дом?
— Не думаю, что это поможет, — сказала Бабушка. — Как по-твоему, Синица?
Синица покачала головой.
— Там, должно быть, сейчас темно, пусто… И блохи… Ты выпала из времени своего народа к нам; но кажется мне, Койотиха хотела отвести тебя назад, понимаешь? Как умела. Если ты вернешься сейчас, еще сможешь жить с ними. Разве твой отец не там?
Девочка кивнула.
— Они тебя ищут.
— Правда?
— Да. С той минуты, как ты упала с неба. Мужчина разбился, но тебя не нашли. И все еще ищут.
— Так им и надо, — сказала девочка. — Так им всем и надо. — Закрыла лицо руками и принялась рыдать — отчаянно, без слез.
— Подойди ко мне, внученька, — сказала Паучиха. — Не надо бояться. Там ты сумеешь жить хорошо. Знаешь, я тоже там буду. В твоих снах, в мыслях, в темных углах подвала. Не убивай меня, не то я напущу дождь…,
— Я буду прилетать, а ты выращивай для меня сады, — сказала Синица.
Девочка сдерживала дыхание и сжимала кулаки, пока рыдания не утихли и ей не удалось выговорить:
— Я когда-нибудь увижу Койотиху?
— Не знаю, — отвечала Бабушка.
Девочка смирилась с этим. Помолчала и спросила:
— А глаз сохранится?
— Да. Твой глаз сохранится.
— Спасибо тебе, Бабушка, — сказала девочка. И не оглядываясь пошла вверх по склону навстречу новому дню. Впереди нее в лучах рассвета летела синица — легкокрылая птичка в черном беретике.
Марина и Сергей Дяченко
ХУТОР
У этого вечера был привкус тухлятины. И сумерки сгущались гнилые.
Мотор заглох прямо посреди проселочной дороги. В салоне зависла тишина, чуть сдобренная шорохом
