— Начнем с этого. — Он поцеловал ее лоб, каждое веко закрытых глаз, и она охнула от внезапного горячего импульса возбуждения. — Или с этого. — Его губы скользнули по ее щеке во впадинку за ухом. — Или так. — Наконец, его губы встретились с ее губами, они коснулись языками, и она задрожала.
От него пахло вином, сладкими фруктами и им самим — ее любовником. Розамунда, крепко прижимаясь к нему, поднималась на цыпочки, чтобы быть ближе, ближе, чтобы впитать в себя этот момент навсегда.
Энтон застонал, его руки скользнули ей на бедра, а корпусом он прижимал ее к стене. Он приподнял ее, чтобы она ногами могла обвить его талию, а тяжелые юбки оказались отброшенными назад. Он поддерживал ее прижатой к стене, и она почувствовала, как его ладонь поползла по ее бедру, лаская обнаженное тело выше чулок. Каждое место, которого он касался, горело, как в огне, от острой жажды удовольствия. Медленно, возбуждающе его пальцы заскользили выше, ближе к ее ноющему влажному женскому естеству, но еще не дотрагиваясь. Он целовал ей шею.
Розамунда застонала, забыв, где они, забыв о зале, отделенном от них тонкой занавеской. Она хотела его. Девушка запустила дрожащую руку под его камзол и нащупала железное давление его эрекции, распирающей шнуровку на его гульфике.
Оглушающий рев труб остановил руку, будто ее окатили холодной водой. Энтон тоже замер, придавив лоб к ее плечу, пальцы выскользнули из нее, чтобы вцепиться в стену. Энтон отстранился, и они смотрели друг на друга в темноте, потрясенные тем, как скоро они забывают обо всем, когда вместе. Медленно, осторожно он опустил ее на пол, расправил ей юбки. Она поправила прическу под украшенной жемчугом шапочкой, но боялась, что с горящими щеками ничего не поделать. И впрямь «Розочка».
— Сожалею, — прошептал Энтон, целуя ей руку. Она почувствовала запах своих духов на его коже и снова задрожала.
— А я не жалею, — шепотом же ответила она, чувствуя свою поразительную необузданность, поразительную непохожесть на самое себя. Или, напротив, в большей мере чувствуя самое себя, чем до встречи с Энтоном.
Когда они могли стоять и идти без дрожи, Энтон отвел в сторону гобелен и выпустил ее. В ногах чувствовалась слабость, но она, не переставая, улыбалась. Трубачи просигналили о прибытии новых гостей, и танцующие пары остановились, чтобы поглазеть. В таком замкнутом мире, как королевский двор, новенькие всегда вызывали большое любопытство. У Розамунды сейчас такого любопытства не было. Ее интересовал только Энтон и желание снова укрыться с ним за гобеленом и оставаться там в его руках всю ночь. Она обернулась, стараясь вести себя благоразумно, и увидела, что он стоит в нескольких шагах сбоку и смотрит на нее с тем напряженным блеском в глазах, от которого она всегда трепетала. И сейчас у нее возникло желание взять его за руку и увести из толпы, чтобы он принадлежал только ей. Он ей заговорщически улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, пытаясь в улыбку вложить все, о чем думала, и все свои чувства. И это все, что она могла сейчас сделать. Другие фрейлины собрались вокруг королевы Елизаветы у большого камина и могли заметить отсутствие Розамунды. Она не должна позволить себе такой роскоши, чтобы навлечь неприятности на себя и, конечно же, на Энтона. Если их поймают, его тут же вышлют в Швецию, и английского поместья ему не видать, а ее с бесчестием выгонят домой. Тогда она его больше никогда не увидит, и не будет ни малейшего шанса на счастливое будущее с ним. Она отвернулась от него, распрямилась и пошла на свое место рядом с Анной.
Анна вопросительно посмотрела на нее, но времени, чтобы переговорить, не было, — в зал вошли новые гости королевы. Идущий впереди паж нес штандарт королевы Марии: красный лев, стоящий на задних лапах, на золотом фоне — эмблема Шотландии. Это были новые представители, посланные из Эдинбурга. За штандартом шел господин в черном, с суровым лицом, а за ним — два изысканно одетых молодых человека несли ящики, которые, несомненно, были рождественским подарком королеве Елизавете от ее кузины. А за ними… Розамунда задохнулась, зажимая себе рот руками. Нет! Невозможно! Она протерла глаза, но призрак оставался там же.
Ричард! Ошибки быть не могло! Лицо его было не таким загорелым, как летом, и у него была коротко подстриженная борода. Он был одет в прекрасный новый камзол из небесно-голубого и серебристого атласа, высокий, с мощной грудью и солнечной копной белокурых волос. Его напряженно-настороженный взгляд метался по залу.
Не появлялся столько месяцев, не подавал никакой весточки, а теперь объявился здесь, при дворе, с шотландской делегацией?! Розамунда была в полном замешательстве. Будто несколько месяцев просто исчезли, и она снова попала в прошлое, только с новым опытом, который успела получить. Она посмотрела через зал, где стояла Сесилия с леди Леннокс.
Казалось, невестка Ричарда совсем не удивлена, но ее вообще трудно было чем-то удивить.
Взгляд Розамунды вернулся к Ричарду. Он ее пока не видел. А что будет, когда увидит? Улыбнется ей, заговорит? Помнит ли, что было между ними прошлым летом? Сама же она совершенно не понимала, что чувствует. Она стояла, оцепенев, замороженная от насильственного вмешательства прошлого в ее настоящее.
— Розамунда? — шепнула Анна, мягко касаясь ее рукава. — Что с тобой?
Розамунда покачала головой, глядя, как новые гости, включая Ричарда, раскланиваются перед королевой.
— Ваше величество! — заговорил пожилой господин в черном. — Я лорд Еггертон. Мы счастливы, что нам выпала честь доставить вам рождественские поздравления от вашей кузины, королевы Марии, так же как и ее официальное послание с надеждой, что вы можете вскоре встретиться в дружеском и семейном согласии.
— Мы от души желаем того же и приглашаем вас к нашему двору, — ответила Елизавета. — Королева Мария очень великодушна тем, что выделила такую большую депутацию от своего личного двора!
— Мы безмерно счастливы, послужить вам, ваше величество, и быть полезными королеве Марии, — ответил лорд Еггертон. — Могу ли я представить лорда Глазгоу и мистера Макдональда? А это — мистер Ричард Саттон, один из ваших подданных, который привез заверение в преданности многих ваших друзей в Эдинбурге.
— Вы все желанные гости, — отвечала королева: — Горю от нетерпения, чтобы прочесть ваши депеши… Завтра! А сейчас вы, должно быть, проголодались за долгое путешествие. Пожалуйста, примите участие в нашем банкете. Мои фрейлины принесут вам вина.
И тут Ричард увидел Розамунду, и его брови в изумлении приподнялись. Улыбка медленно расползлась по его лицу, и он отошел от своей группы, чтобы взять ее руку в свою. Розамунда испуганно отшатнулась. Его рука показалась ей грубой, а ладонь липкой. И не почувствовала она трепета, как от прикосновений Энтона.
Но он держал ее руку крепко, не отпуская.
— Розамунда! Вот ты где, наконец-то, моя дорогая маленькая соседушка. Еще красивее, чем раньше. Лондонская жизнь тебе на пользу. — Он поднес ее руку к губам, слюняво поцеловал косточки пальцев, глядя ей в глаза.
Нет, не осталось в ней никаких прежних чувств, никаких прежних иллюзий. Она чувствовала себя до смешного глупой, что ее родители все время были правы.
— Так вот, значит, где ты пряталась? При дворе королевы?! — усмехнулся он.
— Я
— Но твои родители заявляли, что они не могут раскрыть, где ты! Мы думали, что тебя отправили в какой-нибудь женский монастырь на континенте.
Розамунда даже рассмеялась, представив себе, что ее родители — непреклонные протестанты — упрятали ее в монастырь.
— Если кто и прятался, так это ты! С самого лета никто о тебе ничего не слышал.
— Я искренне прошу у тебя прощения за это, — с чувством произнес он, — но я все время думал о тебе!
Не очень-то в это верилось.
— У тебя ведь было важное дело в Эдинбурге?
— Да. Я хочу тебе объяснить…
