— Я помогал переносить сокровища из Спайни. Носильщики тоже их таскали. И я касался трупов. Правда, надевал пластиковые перчатки, но это не предохраняет от воздушной или капельной инфекции. Каково бы ни было это заболевание, не думаю, что оно заразно.
— Ты, как и Хауард, считаешь, что мы столкнулись с ядом? — спросил я.
— Мое официальное мнение: в гробнице находился вирус, и когда ее открыли, вся группа, включая представителя Санда, подверглась его воздействию.
— И сам Санд?
— Бейя Санда вошла в гробницу раньше всех. За ней — археологи. Потом Санд. Моя
— Но ты не веришь в это?
— Нет.
— Тогда зачем ты избрал такую версию? Почему не обвиняешь Санда? Если ты хочешь заполучить сокровища, это самый верный путь. Комиссия…
— Тогда Комиссия прибудет на планету и начнет расследование по моему обвинению.
— Ну и что?
Хотелось спросить, почему его это так беспокоит, но я решил сначала выбраться из клетки, и лишь после этого задавать вопросы.
— Но если это вирус, чем же ты объясняешь, что бейя не заболела?
— Различием в химическом строении и размерах тел. Я объявил карантин, и Санд, в общем, согласился. Также он согласился дать нам отсрочку на неделю, чтобы проверить, нет ли инкубационного периода у вируса, подхваченного бейей, прежде чем он направит жалобу в Комиссию. Неделя истекает послезавтра. Если признаки заболевания появятся в ближайшие два дня…
Вот чем объяснялось присутствие бейи Санда здесь, в карантине, вместе с археологами, тогда как никто больше, даже стражники Санда, не появлялись в палатке. Она была не сиделкой Эвелин, а единственной надеждой экспедиции.
Непохоже, что она больна. Санд согласился на отсрочку, даже оставил бейю при археологах — он ни за что бы этого не сделал, если бы не уверенность, что у нее нет ни малейшего повода слечь. Значит, никакого повода и не было. Если только Эвелин не обнаружила яд. Если только не собиралась отравить бейю.
— Почему он не перебил всю команду прямо в гробнице? — спросил я. — Ведь мог сказать, что они погибли под обвалом или выдумать что-нибудь еще.
— В таких случаях всегда организуют расследование. Он не хочет рисковать.
— Кстати, где он?
— Отправился на север, в Камсин, собирать войска.
Камсин. Так значит, Санда все же не было в лагере, а бейя, скорее всего, просто сжевала записку Эвелин. А если он прибыл в Камсин, могу поручиться, никакая сила не убедит Брэдстрита в том, что все идет своим чередом. Интересно, понимает ли это Лако.
Он отпер клетку и сказал:
— Мы пойдем к Эвелин Херберт, но я бы хотел, чтобы ты сначала написал репортаж.
— Хорошо, — согласился я, довольно отчетливо представляя себе, каким будет этот репортаж. Обмануть Брэдстрита не удастся, но, возможно, я сумею удержать его на месте еще какое-то время и успею выдать свою сенсацию.
— Сначала мне нужна распечатка, — сказал Лако.
— У меня нет принтера, — ответил я, — но ты можешь придержать сообщение и стереть все, что тебе не понравится.
— Хорошо, — согласился он.
— Передатчик не включен, — сказал я, но Лако следил за мною все то время, пока я работал.
Я набирал статью, предпослав ей сообщение: «Важные события в Спайни. Примерно 12 столбцов».
— Ты пытаешься выманить его в Спайни? — спросил Лако. — Не пойдет. Он увидит купол. Кстати, может ли он выяснить содержание официального сообщения?
— Конечно. Каким образом, ты думаешь, я узнал, что к тебе летит корабль? Но Брэдстрит не поверит сообщению. А вот этому поверит.
Я набрал код местной связи и ввел файл — передатчик доложил, что информация не проходит. И не могла пройти, пока Лако не даст «добро».
Он поднял руку к подбородку и стал изучать текст.
Я подождал, прикидывая, не проигнорирует ли Брэдстрит местное сообщение, если оно не пойдет под грифом «срочно», затем все же решил отправить без грифа. «Вернусь так быстро, как сумею. Пока придержи», — набрал я и подписался: «Джеки».
— Кому ты это посылаешь? — спросил Лако.
— Никому. У меня в палатке стоит передатчик. С него сообщение пойдет в накопитель. Завтра напишу статью о Спайни, она будет передана отсюда, то есть с расстояния в один день пути от Спайни.
— Поэтому он решит, что ты делаешь именно то, что сказал. Направляешься к Лиси.
— Конечно, — подтвердил я. — Теперь я могу посмотреть на Эвелин Херберт?
— Да.
Лако двинулся назад по лабиринту ящиков и электрических проводов; я последовал за ним. На полпути он остановился и сказал, словно только что вспомнив:
— То… чем они заразились — скверная штука. У них вид… я хочу, чтобы ты приготовился.
— Я репортер, — буркнул я.
И все же мне не пришлось прилагать усилий, чтобы казаться потрясенным. Эвелин выглядела ничуть не лучше, чем в первый раз.
Оказывается, Лако установил у Эвелин на груди какой-то аппарат, подключенный к паутине проводов под потолком. Я включил переводчик. В сущности, я мало что мог сделать, пока Эвелин не сосредоточится на нас, однако немного повозился с переводчиком. Бейя во все глаза наблюдала за моими действиями. Лако надел пластиковые перчатки и подошел к гамаку взглянуть на Эвелин.
— Я сделал ей укол полтора часа назад, — сообщил он. — Надо подождать еще минут десять.
— Что ты ей даешь? — поинтересовался я.
— Дилаудид и сульфамиды. Из аптечки первой помощи.
Он говорил это спокойно, словно у него не вызывала ужаса необходимость делать уколы в руку, которая могла разрезать флаконы с лекарствами на куски. Казалось, он вовсе ее не боится.
— Дилаудид вырубает ее примерно на час, потом к ней полностью возвращается сознание, но она испытывает боль. Против боли помогает морфий, но от него она почти сразу отключается.
— Если время еще есть, я покажу бейе переводчик, хорошо? — спросил я. — Если я отнесу его в сторонку и все объясню, вероятность обнаружить его завтра утром на месте увеличится. Согласен?
Лако кивнул и снова наклонился над гамаком, глядя на Эвелин.
Я снял с аппарата верхнюю панель, подозвал бейю и начал свой спектакль. Вытащил все микросхемы, платы, шлейфы и разрешил бейе возиться с ними, подносить к свету, совать в рот и наконец уложить на место в надлежащем порядке собственными грязноватыми ручками. В середине этого занятия снова выключился свет, и мы минут пять сидели в полумраке, но Лако не пошевелился и не зажег керосиновую лампу.
— Виноват аппарат искусственного дыхания, — объяснил он. — К другому я подключил Борхарда. Перегрузка генератора.
Мне бы очень хотелось, чтобы горел свет и я мог видеть его лицо. Я готов был поверить, что генератор перегружен. Тот, что был у группы Лиси, то и дело выходил из строя без всяких аппаратов искусственного дыхания. Но я чувствовал, что Лако лжет. Всему виной был холодильник с двойными дверцами, стоявший напротив моего бывшего узилища, он-то и перегружал генератор, оставляя нас без света. Что спрятано в этом холодильнике? Кока-кола?
Зажегся свет. Лако наклонился к Эвелин, а мы с маленькой бейей поставили на место последнюю
