рюкзачок.
— Привет!
— Как самочувствие? — Я встал и подвинул ей стул.
У нее был такой вид, словно она впервые в жизни столкнулась с проявлением мужской галантности. Улыбнувшись, девушка села.
— Неплохо. Я гуляла и пыталась придумать, почему мне не следует иметь с тобой дела… но так ничего и не придумала. Должна сразу предупредить: я не верю во всякие ауры и в деревья, из-за которых люди влюбляются друг в друга. Просто хочется побольше о тебе разузнать.
— Взгляни-ка вот на это, — предложил я, показывая на пояснения в ботанической книжке.
У нее расширились глаза. Я наблюдал, как ее убеждения трещат по швам. То было чуть заметное изменение в окружавшем ее многоцветном свечении.
— Надо же, дерево действительно имеет отношение к Луне!
— Как видишь. А теперь оно влияет на каждого, кто к нему приблизится.
Она прыснула.
— Меня всегда радовала дружелюбная атмосфера нашего университета. Теперь я знаю, в чем дело! — Она склонила голову. — Наверное, ты считаешь, что «свободная любовь», расцветшая в шестидесятые годы, имела те же корни? Все дело во внимании, которое тогда вся страна обращала на Луну?
Я опустил глаза.
— Мне хочется думать, что это был сознательный выбор жизненного стиля, вызванный уважением к Земле и населяющим ее людям. Но если на нас как-то повлияла Луна, я не возражаю.
Ее взгляд сделался задумчивым.
— Может, поэтому все астронавты как на подбор такие молодцеватые на вид?
Я пожал плечами.
— Тебе виднее. Но в твоих словах есть смысл. Те, что были самыми молодыми, когда туда слетали, нынче выглядят лучше всех. Наверное, Луна сильнее влияет на молодежь.
— Ну да: семена, младенцы… — Она нахмурилась. — Вот, значит, что такое астрология! Наверное, люди еще в древности заметили связь между тем, под каким небесным светилом рождается ребенок, и тем, как он растет. Связи наслаивались, как снежный ком, и в итоге мы имеем кучу противоречий.
— Большинство мифов имеют в основе хоть что-то реальное. — Я отхлебнул кофе. — Если люди вернутся на Луну и построят постоянную базу, то там будут рождаться потрясающие дети. Появится совершенно новая раса.
— Представляю, какие из них получатся кинозвезды! — подхватила Меган. Потом она откинулась на спинку стула и вздохнула. — Увы, в ближайшее время новых экспедиций на Луну не предвидится.
— Разве? Даже когда войдет в строй орбитальная станция?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Власти задумали продать публике еще более захватывающее зрелище, поэтому теперь они планируют экспедицию на… — Она прикусила губу. — На Марс!
Я вспомнил красную ауру вокруг сердитого студента, собиравшегося поколотить меня несколько минут назад. Может, на него влияет Марс? Для продуманной гипотезы у меня не хватало информации, но мне стало нехорошо, когда я представил, как могут подействовать на человечество образцы, доставленные с планеты, отождествляемой с богом войны!
Собственно, образцы марсианского грунта на Земле уже имеются, и в немалом количестве, но все это метеориты, а им тысячи, может, даже миллионы лет. За это время их сила поубавилась, однако по- прежнему ощущается: вон, как кидаются друг на друга ученые, стоит какой-нибудь лаборатории объявить, что на одном из метеоритов обнаружены следы жизни! Не хотелось думать о том, к чему приведут свежие образцы тамошней породы; тем более о том, какие будут последствия появления в Вашингтоне какого- нибудь Марсианского дерева…
— Необходимо что-то предпринять! — воскликнул я.
Меган вытянула руки.
— Что мы можем?
Я встревоженно на нее посмотрел.
— Честное слово, не знаю.
— А что если показать американскому президенту, как Лунное де рево влияет на людей? Если он поймет опасность марсианской экспедиции, проект положат под сукно.
Я покачал головой.
— Президента сюда не заманишь. А если бы мы его убедили, ему бы еще больше захотелось осуществить проект. Под нашим деревом он бы временно размяк, но потом, вернувшись в Вашингтон, снова стал бы самим собой. Представляю, какие у него появятся мысли: например, усеять кусочками марсианского грунта весь Ближний Восток, чтобы спровоцировать массовый конфликт и положить конец неопределенности.
Она прищурилась и закусила губу.
— Ты прав, конечно, но, может быть, найдется хотя бы одна светлая голова? Что скажешь о руководителе НАСА?
— Его сюда тоже не затащить…
В следующую секунду я вспомнил, с какой целью пришел в университет, и громко расхохотался.
— Ты что?
— Просто вспомнил одного человека, которого можно было бы сюда заманить. От него, между прочим, больше пользы, чем от самого президента.
— Кто же это?
— Дон Рейвон! Главный проповедник нетерпимости и ненависти во всем Орегоне.
— Это чудовище? Он еще хуже президента.
— Вот именно! Потому-то он — главный претендент в кандидаты от республиканской партии на следующих президентских выборах. Если бы нам удалось до него достучаться…
Но жизнь — сложная штука. Сенатора просто так не пригласишь на пикник в университетский городок. Рейвон к тому же раскручивал свою избирательную кампанию, напряженно обдумывая наиболее эффективный способ уничтожения оппонентки-либералки.
Мы навели подробные справки об обоих, прежде чем начать действовать. Ведь существовала опасность пропихнуть в Белый дом еще более зловещую личность, чем сам Рейвон. Но оказалось, что позиция Айрин Молдоя в области развития космических исследований отвечает нашим интересам, так что мы с чистой совестью закрыли глаза на прочие ее недостатки. Она предлагала осторожно достраивать орбитальную станцию, потом приступить к сооружению базы на Луне, используя залежи льда южной полярной шапки, и только потом, в будущем, обратить взоры на Марс. В случае осуществлении ее плана о воздействии Луны на живые организмы стало бы известно задолго до начала освоения других планет.
Остаток октября и ноябрь мы с Меган готовились, не поднимая головы. Дважды в неделю мы раскрывали зонты и садились на кусок брезента под Лунным деревом, наблюдая, как оно действует на других: студенты, бежавшие через парк, замедляли вблизи дерева шаг и брели дальше с улыбкой. Нередко они сбивались здесь в пары, подтверждая то, что мы уже и так знали.
В начале декабря мы перешли к делу. Как я уже говорил, неизвестный срубил верхушку Лунного дерева. Спустя несколько дней, когда скандал утих, двое людей (как значилось в сопроводительном письме, лесопромышленник с женой) сделали взнос в предвыборный фонд сенатора Рейвона. В качестве личного подарка они привезли в избирательный штаб рождественскую елку. Было известно, что Рейвон и его добровольные помощницы — в основном, молодые учащиеся колледжей, поющие в церковном хоре, — будут вместе праздновать Рождество.
Мы решили не ставить в известность прессу. Скандал все равно не мог не разразиться, ведь умудренные политические противники Рейвона и без нас сумели бы извлечь пользу из разнузданной оргии, в которую обязано было теперь превратиться невинное торжество.
Тем временем мы спокойно предались собственным радостям. У меня есть за городом кое-какая
