образом бесконечно удалясь от условностей и привычных тем жанра, Желязны все время оставался как бы внутри него. Но оставался он в мире фантастики на особом положении — словно кусочек изысканного инопланетного пирожного, которое предстояло отведать едокам, явно изголодавшимся по столь тонкой пище. Впрочем, читатели научной фантастики скоро оценили вкус этой высокой гастрономии, и своим быстрым успехом писатель частично обязан, как ни парадоксально, отнюдь не новшествам стиля, непривычным для мира «НФ-гетто»: Желязны стал глашатаем возврата к докэмпбелловской манере письма. Он возродил неаналитическую, интуитивную и ассоциативную прозу, идущую не от ума, а от сердца».
В одном из сетевых интервью американская писательница Нэнси Кресс, отвечая на вопрос, почему в последние годы стал очевиден массовый «поход» в научную фантастику и фэнтези представительниц прекрасного пола, сказала следующее:
«А вас это удивляет? Когда мир был преимущественно «мужским» — напористым, агрессивным, нацеленным на экспансию, — научная фантастика, как авангард литературы и, по моему глубокому убеждению, единственное правдивое зеркало реальности, тоже была преимущественно «мужской». Сейчас, когда возникла необходимость оглядеться, подвергнуть построенный мужчинами мир трезвому и критическому анализу, а кроме того, заняться поисками какого-то иного мирового порядка, где большее внимание будет уделяться внутреннему самосовершенствованию, потребовались мы, женщины».
«Я всегда думал, что научная фантастика в определенном смысле так и осталась литературой XIX века. Я имею в виду эту неизбывную тенденцию: строить сюжет исключительно на основе логики. Ну, всякие там Три Закона Роботехники Азимова — или убежденность в том, что будущее может быть экстраполировано из настоящего… Но все это наука XX века превратила в занятие в лучшем случае непрактичное, а в худшем — вредное и порочное. Вспомним «теорию хаоса» (Chaos Theory), «эффекты бабочки» (Butterfly Effects) и прочие достижения современной мысли. Я бы никогда не смог написать азимовскую серию «Основание» — я не верю, что будущее может быть точно вычислено и просчитано. В каких-то своих отношениях с наукой я остаюсь человеком весьма консервативным: я, например, убежденный дарвинист, и ничто не сдвинет меня с этих позиций! И все же, по моему мнению, современная научная фантастика остается СЛИШКОМ логичной и рисует СЛИШКОМ механистический образ Вселенной, построенной по жесткому причинно-следственному принципу. А я в такую Вселенную поверить не могу…»
Патриарх и живой классик американской научной фантастики, один из основоположников «космической оперы», 93-летний Джек Уильямсон удачно совмещает прозу и академическое литературоведение (он автор книг по теории и истории научной фантастики, таких, как «Научная фантастика в колледже», «Обучая НФ», «Уэллс: критик прогресса» и др.). В сборнике «Современные авторы научной фантастики» Уильямсон, в частности, писал:
«Мои академические исследования научной фантастики — это, действительно, своеобразная пропаганда НФ, поскольку я искренне считаю эту литературу заслуживающей внимания серьезного, интеллектуального читателя. Чаще всего в ее защиту выдвигают следующий аргумент: наш мир стремительно меняется под влиянием новейших технологий. Показывая последствия тех или иных технологических новшеств, рассматривая различные альтернативы, научная фантастика оказалась способна ухватить те аспекты окружающей реальности, которые иные жанры игнорируют.
Я, однако, не думаю, что это лучшая аргументация. Научная фантастика — это литература. Способ художественного преломления жизненного опыта. Как и другие формы искусства, она может быть хорошей или плохой, истинной или ложной, туманной или вселенски ясной. Но в своих лучших образцах она ничем не хуже традиционной литературы».
(
На вопрос корреспондента одной из газет, не видит ли писатель какой-то «ущербности» в том, что сочиняет по большей части рассказы, а романы у него выходят, как правило, малоудачные, Роберт Шекли ответил:
«Что ж, такова, видно, моя писательская судьба. Конечно, романы живут дольше, а новеллы, как правило, ценятся лишь современниками и очень редко — следующими поколениями. Кому-то выпадает шанс радовать грядущие поколения, другим — своих современников. Если я могу заинтересовать, возбудить, рассмешить тех, кто живет рядом со мной, что ж — я довольствуюсь этой долей и умру со спокойным сердцем».
О молодом американском писателе-фантасте Роберте Шеррере (род. в 1970 году) известно немного. Судя по всему, он делает лишь первые шаги в научной фантастике: в библиографических справочниках удалось отыскать упоминания лишь о двух рассказах Шеррера — «День смерти» и «Совершенная история», — вышедших в этом году.
Родился в 1961 году в Виннице, где и проживает до сих пор. Окончил Винницкий политехнический институт по специальности инженер-системотехник. Публиковаться начал в конце восьмидесятых в местных газетах. В фантастике два первых рассказа вышли одновременно, в 1988 году: «Трамвай до конечной» («Уральский следопыт») и «Лабиринт» («Румбы фантастики»). Примерно тогда же организовал в Виннице Клуб любителей фантастики «Лаборатория», который кроме повседневной работы провел несколько всесоюзных слетов любителей фантастики «Винникон».
Читателям известны книги автора: «Открытие» (сборник рассказов, 1989), «Первая печать» (1991), «Новое небо» (2001). И.Федоров также выпустил сборник детских сказок «Сказки странного леса» (1996) и книжку стихотворений «Кощун» (1999). Занимался переводами с английского (в частности, перевел роман Джейн Йолин «Карты печали») и сценариями.
Работает в коммерческой фирме. Хобби — все связанное с «Секретными материалами» (в том числе беллетризация). Любимые писатели: Стругацкие, Шекли, Желязны, Павич, Зюскинд.
ПРИЗ ЧИТАТЕЛЬСКИХ СИМПАТИЙ «СИГМА-Ф»
Минул год, и новая «Сигма» ждет новых лауреатов. Настало время вам, члены Большого жюри, назвать имена достойнейших. Условия конкурса остались без изменений.
1. Членом Большого жюри может стать любой читатель журнала, наполнивший лист для голосования и отправивший его в редакцию.
