немного с сожалением, и объяснил очевидное: «Мама, я никогда не стал бы покупать одного завра! Я купил бы всех сразу, чтобы они никогда не расставались».
Мысленно повторив свои детские слова, я почувствовал определенное удовлетворение, поскольку истекшие с той поры годы показали, что прав был я, а моя мать ошибалась. Я не только способен позаботиться об одном завре, у меня их девяносто восемь, и я справляюсь один.
— Том? — Маргарет помахала рукой перед моими глазами.
— Что?.. Прошу прощения, вы что-то сказали, Маргарет?
— Да, что у меня есть еще одна причина для беспокойства.
— Какая же?
— Томас Гровертон. — Она с врачебной бесцеремонностью окинула меня испытующим взглядом. — Вы слишком много времени проводите здесь, Том. В обществе завров… И я не уверена, что это не сказывается на вашем здоровье. Я не уверена, что подобный образ жизни вообще подходит человеку.
Она смотрела на меня с таким серьезным и печальным ожиданием, как будто я уже успел разочаровать ее или обидеть, и в этот момент так сильно напоминала мою мать, что я не сразу сумел подобрать слова для ответа.
— Я счастлив здесь, Маргарет, — сказал я наконец, на миг коснувшись ее руки, — и сам не знаю, почему… Я мог бы, конечно, придумать какое-нибудь объяснение, но только все это будет неправдой. Правда в том, что здесь я среди друзей.
Маргарет нахмурилась. Ее безупречный лоб прорезали тоненькие беспокойные морщинки, а это была совсем не та картина, какую мне хотелось бы видеть. Поэтому я сразу вспомнил о необходимости пополнить запас кофе, и мы немного поговорили о достоинствах различных сортов.
После обеда немало завров собралось в гостиной, чтобы посмотреть по видео спектакль «Турандот». В перерывах между актами Аксель демонстрировал всем присутствующим, как надо правильно падать навзничь с дивана на подушку, разложенную на полу. Возможно, с несколько избыточным энтузиазмом (и-и тут подо мной разверзлась дыра! Да, да! Это дыра в пространстве и времени! Ооооо! И вот я падаю, падаю, падаю, ПАДАЮ, ПА-ДА-Ю… ААААААААААААААААААААXXXX!..).
В финале «Турандот» многие зрители присоединились к хору; не то чтобы завры знали текст наизусть, но с удовольствием выводили мелодию без слов.
В библиотеке Пять Мудрых Буддозавров надолго оккупировали стереосистему, чтобы прослушать в который раз записи Луи Армстронга. Они обожают его надорванный хриплый голос, эта музыка приводит их в состояние чистейшего восторга. В глубине души Буддозавры совершенно уверены, что великий Сачмо был одним из них: черный, победительный, радостный и печальный заврианский ангел.
Слагго, собрав вокруг себя малышей, рассказывал им сказки о древней Заврии, о героических приключениях отважных юных завров, которые вернулись на родину.
— Вы знаете, почему герои бросили все и отплыли в Заврию? — строго спросила Агнес, когда очередная сказка закончилась.
— Из-за людей! — дружно ответили ей те, которые умели говорить, поскольку все малыши успели усвоить, какой ответ наверняка устраивает Агнес.
— Из-за людей, — удовлетворенно кивнула она. — Люди! Они портят все на свете! Они испортили весь наш мир!
— ФУУУУУУУУ! — дружно выдохнули малыши, и Агнес опять довольно кивнула, дирижируя хвостом. — Фууууу, люди, фууууу!
Покоучив с мытьем посуды, я направился в библиотеку почитать вслух для Хетмана, как обещал, и пара дюжин завров последовала за мной, чтобы послушать. Хетман сам выбирает для себя книги, и теперь это был «Потоп» Генрика Сенкевича.
— Не понимаю, зачем они сюда приходят, — задумчиво сказал Чарли, когда я на минутку остановился, чтобы перевести дух; он все еще был под впечатлением от утреннего визита. — И что они думают здесь найти? Прощение? Душевное спокойствие? Не лучше ли позабыть о нас навсегда, если им хочется быть счастливыми? Я бы на их месте забыл.
— Нет, Чарли, — с трудом проговорил Хетман, борясь с одышкой. — Ты бы не забыл. Даже если восспоминания причиняют нам боль, забыть — все равно что умереть. Но ничто, живущее по-насстоящему, никогда в дейсствительноссти не желает смерти… В том и состоит мера всех вещей.
К вечеру все небо затянуло непроглядно черными тучами, и разразилась гроза. Гром и молнии выводят из равновесия даже самых разумных и рассудительных завров. Кто-то из них нервно пошутил насчет атавистической памяти о комете, погубившей динозавров. Возможно, это так, однако люди тоже не лишены подобного атавизма.
Когда приходит время сна, завры собираются в просторной спальне на втором этаже. Рассеянную и бестолковую мелюзгу приводят туда завры побольше. Самые сильные осторожно переносят кроватку Хетмана вверх по лестнице и закатывают в спальню. Я разыскиваю отставших и заблудившихся малышей под столами, креслами, диванами, на нижних полках шкафов, за кухонной мойкой и в странных закоулках, которые всегда существуют в каждом доме. Иногда, когда я уже повсюду выключил свет и лег в постель, до моих ушей доносится чей-то тихий безнадежный скулеж. Тогда я поднимаюсь, иду на звук и нахожу хнычущего малыша застрявшим где-нибудь под ванной или между книгами в библиотеке, а затем доставляю его наверх к товарищам.
Это правда, что они спят вповалку, сгрудившись в кучки, как описывает Анджей Улачек в своей поэме под названием «На острове, где динозавры живут». Крупный завр обычно лежит в середине кучки, а к нему по бокам притуляются завры поменьше. Правда ли, что все они при этом «плывут совместно в том же самом сне», как информирует нас упомянутая поэма, я точно сказать не могу.
В нашем старинном доме немало уголков, где можно чудесно поспать, но даже самые необщительные завры присоединяются к какой-нибудь группе. Тибор оставляет свой драгоценный замок, Джеральдина сворачивает нелегальную лабораторию, Бронте привозит на самокате яйцо, заботливо обернутое байковой тряпочкой. Док, Хуберт и Диоген снуют по спальне, раздавая подушки, накрывают большими одеялами сформировавшиеся кучки и ложатся последними.
Той ночью весь дом сотрясали оглушительные раскаты грома, за окнами голубовато-мертвенным светом вспыхивали слепящие разряды. Я проверил, как обстоят дела в большой спальне, прежде чем отправиться спать. Груды одеял на полу конвульсивно вздрагивали при каждой вспышке. Положив ладонь на ближайшую выпуклость, я почувствовал под одеялом непрерывную аритмичную дрожь, словно там работал старый захлебывающийся моторчик.
— Я в полном порядке, — сурово заявила Агнес из-под одеяла, но снова затряслась при звуке грома и еще тесней прижалась к Слагго. — Все в порядке, — сдавленно повторила она, — я знаю, что это всего лишь гроза.
— Меня тоже пугает сильный гром, — заметил я.
— Это глупо, глупо… Но я ничего не могу поделать!
Я отошел, чтобы не смущать Агнес своим присутствием. Чарли спал в обнимку с Рози и резко вздрагивал во сне. Трясущийся Пьеро свернулся в крошечный клубок между Бронте и Жан-Клодом. Тайрон обнял худенькой передней лапкой Альфи, который лежал неподвижно, глядя своими огромными, навсегда испуганными глазами на черные тени, которые метались по стенам и потолку при каждой ужасающей вспышке. Аксель, разумеется, не спал и сразу сел, увидев меня.
— Большая буря! — закричал он, дрожа всем телом и улыбаясь во весь зубастый рот до ушей. — Очень, очень большая буря! Все гремит, все взрывается! Бррруууууумммм! БА-БАХ! ТАРРРАРАХ!
— О-ох, ради всего святого… — простонала Агнес.
— Да, это очень большая буря, — сказал я Акселю и погладил его по голове. Я гладил его, пока он не успокоился и не устроился снова на подушке.
— Страх, — произнес внезапно Док глубоким голосом, напоминающим отдаленный раскат грома. — Это такая штука, от которой никак не избавиться.
— Да.
— Неважно, если ты вырос большим и сильным. Всегда найдется кто-то больше и сильнее тебя.
