– Ты глупостями набит, Хвощинский! – Юренев воззрился на меня изумленно. – Ты на аксиологии сломался, это беда многих, тебя система ценностей подкосила. А ценить надо… – Он поискал не дающееся, ускользающее от него слово. – Ценить надо невероятность. На кой мне то, что объяснит даже буфетчица? Я ценю то, что даже тебе в голову не придет, что даже тебе в голову прийти не может!
– Провидец…
Но как ни злись, я отдавал Юреневу должное.
Ведь это он заставил Леньку Кротова купить лотерейный билет, а потом отмахивался, не желая принимать даже самую малую часть приличного выигрыша. Это он не пустил Ию в командировку в тот крошечный и несчастный азиатский городок, что был снесен через неделю с лица земли селевыми потоками. Это он предсказал одиноким девушкам из отдела кадров поголовную и внезапную беременность, что вскоре и произошло, к вящему гневу Козмина-Екунина. Короче, за словами Юренева далеко не всегда стоял треп.
Лучше молчать. Пусть выговорится.
А стаканы уже звякнули, он даже не сполоснул стаканы.
– Трогай, Хвощинский! Мы тут тебя ждем, как голубя с оливковой ветвью в клюве, а ты где-то за бугром болтаешься. Мало тебе было Алтая?
Лучше бы он не вспоминал про Алтай…
– Трогай, Хвощинский, трогай! – Юренев даже постанывал от нетерпения.
Я невольно усмехнулся. Юренев сразу расцвел:
– До дна!
И зарычал, заглотив свою долю:
– Бабилон!
Его любимая приговорка…
– Спирт на орешках. Сильно? – объяснил он и широкой ладонью прижал к голове топорщащиеся седые кудри. – Я этой настойкой Роджера Гомеса поднимаю на ноги. А он колумбиец, у них там мафия, – Юренев изумленно моргнул. – От похмелья иногда можно избавиться.
– От трезвости тоже.
– Ты прав! – Он восхищенно моргнул, но тут же нахмурился, полез в карман: – Ты напрасно ждешь хороших рецензий, Хвощинский. Не будет тебе хороших рецензий.
Провидец…
Номер в гостинице он мог, конечно, снять и вслепую, черт с ним, но откуда ему было знать, что я действительно жду рецензий?
– Книгу читал?
– С ума сошел! Время тратить… – Юренев рылся в карманах своего измятого пиджака. – Где зажигалка?.. Я твои романы и раньше читать не мог… – Это он врал, набивая себе иену, к чему-то меня готовил. – Где зажигалка?.. В буфете оставил!.. Роджер подарил, а я оставил… У них там, в Колумбии, мафия… Спички где? – рявкнул он на меня. – Тебе платят за твои романы? Где спички?
Он обхлопал карманы, заглянул зачем-то под стол, перевернул серый пакет, так и валявшийся на тумбочке. От толчка дверца тумбочки распахнулась, и Юренев узрел припрятанную там бутылку «Тбилиси».
– Ну вот! – восхищенно выдохнул он, будто искал именно бутылку. И выставил ее на стол. – К такому коньяку… – Он жадно потянул носом. – Лимончик! – Он даже огляделся, будто пытаясь понять, где я прячу лимон. – А хороших рецензий не жди… Будут тебе рецензии, Хвощинский, но лучше бы их и не было!..
– Ты еще не академик?
Он вдруг заколыхался, как спрут:
– Академик? Зачем?.. Спички где?.. – Спички явно интересовали его больше, чем ученые звания. – Ну, Бабилон… Писатель без спичек!
Он нашел пустую коробку и разочарованно раздавил ее в огромной ладони.
Скорее машинально, я тоже полез в карман, но там ничего, конечно, не оказалось. Лишь в нагрудном пальцы мне обожгла копейка.
– Нет спичек. Кончились.
– Бабилон! – мое сообщение изумило Юренева. – Ты же толстые романы печатаешь.
– Оплачивают их не спичками.
– Да ну? – он пораженно уставился на меня, он не мог этому поверить, он меня жалел. – В буфете надо было стащить. Были в буфете спички.
– Что за страсть хапать чужое?
– Чужое? Какое чужое? Нет ничего чужого, Хвощинский.
– А что есть?
– Неупорядоченное множество случайностей… – Он изумленно моргнул. – Ни больше ни меньше. Так что лавируй, не то жизнь уйдет.
Я снова сунул пальцы в нагрудный кармашек.
Копейку, что так обожгла меня, вручил мне два года назад Юренев. Правда, уже не на Алтае, а в Городке. И даже не в Городке, а на железнодорожном вокзале. Я уезжал один, ночью, я никого не хотел видеть, ни Ию, ни Козмина, ни Юренева, но именно Юренев все-таки отыскал меня на вокзале. Небритый и злой.
– Что? Бежишь?
Я кивнул:
– Бегу.
– Надолго бежишь?
Я кивнул:
– Надолго.
– Тогда катись!
Он выругался и что-то сунул мне в руку.
Копейка…
– За какие заслуги?
– Это ты у Ии спроси.
– У Ии?
– У нее, у нее, придурок.
Интересно, помнил он это?
Я с трудом отмахивался от вдруг всплывшего в памяти: ночь, чужой вокзал… и настоящая грусть… цыганка бормочет рядом… Юренев…
Но ведь он все-таки появился…
– Ну, Бабилон! Где спички?
Глава II
Огонь из ничего
Все это время серый скучный пакет незаметно валялся на тумбочке. Ни я, ни Юренев его просто не замечали.
Спирт ли подействовал, а может, ночное смутное состояние, но мы оба впали в болтливость. При этом я искренне презирал себя за беспринципность, что же касается Юренева, то он только все больше распалялся. А небо меж тем светлело, какая-то птаха за окном пискнула, тень мелькнула.
Может, мышь. Они тоже летают.
Юренев, рыча, снова искал спички, ни к кому, даже к колумбийцу, идти он не хотел. Я, ворочаясь, следя за ним беспокойно, спрашивал. Меня многое интересовало. Со стороны все наши действия могли казаться бессмысленными, но остановиться мы уже не могли.
– Ты исторические романы пишешь, – рычал Юренев. – Где спички?
– Мне Андрей Михайлович всегда говорил, ты плохо кончишь, – отругивался я. – Я звоню, а мне дают дурацкий телефон. Ноль шесть, ноль шесть. Зачем мне твой телефон?
– Я этих спичек могу припереть хоть ящик. Зажигалку оставил. Всех перебужу!
– Мне-то что, меня ты уже разбудил. Я из-за тебя никому не могу дозвониться.
