Майя: Форс-минор

Я неопределенно пожала плечами. Протягивает руку:

— Боку ва Хиро дэс.

Из беглого японского мне удается опознавать лишь некоторые слова и фразы, но этого достаточно для того, чтобы понимать, о чем говорит Хиро. Отвечаю, конечно, довольно примитивными фразами, но это не мешает испытывать гордость за свою эрудицию и боковым зрением разглядывать его складное тельце, мысленно раздевать, и я буду не я, если он этого не чувствует!

Ален с явным восхищением следит за нашей короткой беседой, слепленной из самых простых фраз, типа «Откуда ты?», «Сколько тебе лет?», «С кем ты путешествуешь?», «Нравится ли тебе Индия?», но для человека, который вообще не знает японского, это однозначно выглядит внушительно. Я давно обнаружила простой прием, позволяющий сорвать с человека налет значимости и обнаружить в нем банального искателя авторитетов и впечатлений. Стоит только произнести несколько фраз на разных иностранных языках, желательно редких, как в глазах собеседника обычно начинает светиться интерес и даже уважение. Мне такие люди сразу становятся неинтересны, чаще всего они оказываются беспомощны и инфантильны. Меня можно упрекнуть в скороспелости выводов, конечно, но это не вывод, а лишь сигнал, своеобразная лакмусовая бумажка, ну и говоря откровенно — будет ли кто-то искать интересного собеседника в том, у кого глаза загораются при виде позолоченного ситечка? Наверное, нет.

Холодно… холодно, холодно, холодно. Все не то, все не так. Не того я хотела, не к тому ехала. Поперлась в Кашмир… дура… красиво тут… да, красиво, только красота эта с душком, да и не затем бросала я свою работу, чтобы качаться тут на посудине посреди разноцветной лужи, заноза продолжает колоть во всех местах сразу.

Шафи зовет ужинать, и я, не успев проявить себя как полный профан в японском, ухожу, виляя хвостом, убежденная в том, что меня неравнодушно провожают глазами… На большом деревянном столе стоят начищенные до блеска кастрюльки с едой. И все такое вкусное… просто деликатесы для вегетарианца. Шафи периодически заглядывает, проверяет, не закончила ли я еду. (Все ОК, Шафи, не мозоль глаза, я тебя позову, когда дожую, не тревожь маленькую мэм). …Уф, ну все, неси сладкое… Шафи торжественно вносит на подносе маленькую блестящую форму, в которой по моим ожиданиям должен находиться десерт. С благоговением он ставит Это передо мной и гордо объявляет, что Это — особый кашмирский десерт. Каково же мое удивление, когда я обнаруживаю там густую манную кашу! Оборачиваюсь к Шафи, который, по-видимому, ожидал более ярко выраженного восхищения этим изысканным блюдом.

— Это же манная каша!

— Да, мэм, это манная каша, национальный кашмирский десерт.

— В России такой десерт дают детям каждое утро, — не хочется его расстраивать, поэтому решаю не говорить, как русские дети относятся к этому десерту.

— Превосходно! Этот десерт напомнит Вам о родине!

Манную кашу есть совершенно не хочется, обижать гостеприимного Шафи тоже, на некоторое время зависаю в замешательстве, и все же решаю сказать все так, как есть.

— Шафи, не хочется тебя, конечно, расстраивать, но этот десерт не для меня. Я так часто ела его в детстве, что он мне успел порядком надоесть.

— Мне очень жаль, мэм, если бы я знал раньше…

— Не извиняйся, откуда ты мог знать, что мне это не нравится?

— Что я могу для Вас сделать?

(Надеюсь, после этого вопроса ты не отвернешься к стенке и не заснешь…)

— Есть у тебя печенье?

— О да, печенье у меня есть, сейчас принесу.

Ну и слава богу, встреча цивилизаций пришла к благополучному финалу.

Спать пока не хочется, пойду еще немного поболтаю с Хиро и Аленом. Хочется еще немного впечатлений. (Что за наглая ложь? — мне хочется много, очень много впечатлений! )

Прохлада с озера и окружавших его гор, невидимых из-за темноты, стала еще более ощутимой. Все закутались в большие шерстяные пледы и сидят на причале, болтая ни о чем. …Никак не могу привыкнуть к тому, что не надо никуда спешить, что я могу лечь спать тогда, когда захочу, потому что можно спать завтра сколько душе угодно… И не только завтра, а и послезавтра, и через неделю, и через месяц. Впереди — неизвестность, и я готова даже к тому, что вообще никогда не вернусь из Индии, и эта неизвестность наполняет радостным предвкушением, ведь в любой момент может произойти нечто, что перевернет все мои представления о мире. Я жду этого.

Глава 04

Запах раннего утра выхватывает из хаотического нагромождения сновидений и сразу становится тихо. Как ухватить это тонкое равновесие, хрустальный мостик между сном и бодрствованием, когда еще нет беспокойств и озабоченностей, когда не успели нахлынуть мысли о предстоящем дне? Кажется, что эти мгновения — начало пути в совсем другой мир, но это состояние настолько неустойчиво… Уснуть опять или проснуться? Устойчивая и привычная реальность так мощно притягивает магнитом впечатлений, что нет сил противостоять этой тяге… и я сама не замечаю, как оказываюсь на деревянных мостках, связывающих хозяйский дом и дом для гостей.

Солнечно, на небе ни облачка, но совсем не жарко. Золотая осень… только не такая скоротечная, как у нас, но все равно даже здесь эта прелесть ускользает — не в зиму, так в обыденность… погоня за вечным счастьем — это погоня за призраком. Бархатное солнце, легкая прохлада, удивительная звенящая тишина, такая созвучная этому времени года, — у меня получается уловить что-то самое-самое и словно уйти вглубь этих ощущений… хотя бы ненадолго…

Шафи уже тут как тут. Легкий завтрак, и сразу на крышу, под большие раскидистые деревья, в старый шезлонг, который не только принимает в себя мое тело, но и смешивает в причудливый узор мои мысли и чувства с настроениями тех, кто мечтал тут до меня, со всей бесконечно длинной историей этих мест.

«Что еще надо?» — ласкаюсь с этой мыслью, потом отбрасываю ее. Солнечный покой, пыль эпох… внезапно вспыхнула тревожность. Отчего? То ли какой-то образ пытается пробиться наружу… то ли дело в том, что довольство и тревожность — неразлучная парочка. В раннем детстве в разгар Нового Года или «дня рожденья» меня вдруг охватывало понимание того, что через несколько часов все закончится, лица людей перестанут быть натянуто улыбающимися, лампочки погаснут, и снова начнется грубая обыденность. Я вглядывалась во взрослых и понимала, что праздник — это как маска радушия на их лицах, это лишь снаружи, все неправда, ненастоящее. Это было так ужасно, что я немедленно вытесняла удушающую тревожность и неслась с воплем к подругам продолжать веселиться. А куда мчаться сейчас? Вот я и выросла, нет больше беззаботного самообмана. Безыскусная радость золотой осени, пузыристое веселье праздника или бездеятельная умиротворенность — все это может быть лишь временным отдыхом, маленькой передышкой перед чем-то неизмеримо более захватывающим и грандиозным.

— Какие планы на сегодня? — голова Шафи просунулась в люк, ведущий на крышу.

— А какие предложения?

— О, предложений много! Вам надо только выбрать. («Только»..! Да в этом «только» вся соль жизни). Я могу отвезти Вас в горы, здесь в нескольких часах пути есть три замечательных места — Гулмарг, Сонмарг, Пахалгам. Каждое из них по своему красиво, поэтому я бы советовал Вам посетить их все, а начать можно с чего угодно. Впрочем, в горы надо ехать с самого раннего утра, поэтому сегодня лучше совершить путешествие на лодке по озеру. Это займет около шести часов, Вы посмотрите большой парк цветов. Это очень занимательная прогулка.

— Идея с лодкой мне нравится:)

Шафи, похоже, тоже нравится, что я так быстро соглашаюсь.