— Не боишься? — бросил Дитмар.
— В муромских лесах и не такие чудища…
Дева не договорила. Корнещупальце ухватило её сразу за обе ноги. Воительница упала ничком, живоглот поволок её к разверстой пасти. Дитмар повёл плазмоганом, но тщетно — битва в джунглях съела весь заряд. Живоглот тянул быстро, и никто не смог бы помочь Ефросинье, однако она мгновенно перевернулась, села на пятую точку и уже у самой пасти живоглота ударом меча обрубила оба корня.
Нервы у девки железные, подумал Олег. Посмотрел на поверженного кота. Серая бесшёрстая шкура потеряла способность к мимикрии. На льва хатуль походил лишь строением тела. Рассечённый череп более подошёл бы… лемуру. Да, глазастому лемуру с толстыми мясистыми губами и круглыми, как спутниковые тарелки, перепончатыми ушами. Странное существо. Рот как у травоядного. Но когти…
Ещё один хатуль, помельче, прыгнул на Дитмара, тот отскочил в мелкий кустарник, но удара лапой по плечу не избежал. Бесполезный плазмоган отлетел в сторону. Олег бросился к нему, наклонился, чтобы поднять. Тонкий вибрирующий корень обхватил его запястье. Астроном тюкнул по нему хазарским топориком. Корень отстал. Олег взял плазмоган, выпрямился.
Неосторожного хатуля прихватило сразу четырьмя корнещупальцами и жадно влекло к дуплу. Дупло раздалось вширь и ввысь, принимая столь крупную жертву. Ствол лжеплатана охватила сладостная дрожь, когда задняя часть жертвы погрузилась в пасть. Хатуль кричал и бился, и это было настолько страшно, что Олегу стало жаль несчастного хищника. В считанные минуты всё было кончено. Пасть сомкнулась, вопль хатуля оборвался.
Олег с Иоанном, всматриваясь в траву, чтобы не нарваться на очередное щупальце, поспешили к Дитмару.
Барон фон Вернер лежал на земле, тяжело дыша, с закрытыми глазами. Гимнастёрка его была изодрана. Кровоточили порезы на плече и груди. Иоанн наклонился, осторожно осмотрел раны.
— Господь милостив, — сказал он. — Раны неглубокие, но надо перевязать.
Он посмотрел на женщин и передал Таис меч. Таис кивнула и, надрезав тунику, отодрала изрядный кусок ткани, обнажив точёные колени. Иоанн ловко порвал ткань на бинты.
— Помоги, — обратился он к Олегу.
Вместе они стащили с Дитмара гимнастёрку, промыли раны остатками воды из гибкой бутыли, перевязали.
— Что будем делать, рус? — спросил монах.
— Надо бы отнести его к морю, — откликнулся астроном без особой уверенности. — Здесь оставаться нельзя…
— Не надо меня нести, — сказал барон. — Идти некуда. Через живоглотов не пройдём, а хатули умеют ждать… И верни моё оружие.
Астроном отдал плазмоган.
Немец приподнялся на локтях.
— Их тут ещё штук пять. Не выпустят.
— А вот я их мечом, — пригрозила Ефросинья.
Немец засмеялся, аж раскашлялся.
— Лучше встретить смерть в честном поединке, чем сдохнуть с голодухи! — упрямилась Ефросинья.
— А пугануть перуновым огнём? — предложил Олег.
— Нельзя взывать к Воителю, пока не пройдёт ночь и ещё ночь, — разъяснила дева. — Биться надобно. Или молить богов, глядишь, смилостивятся. Давай, однобожец, твоя братия, помню, врала, что ваш Христос всё может.
Иоанн осенил себя крестным знамением и, преклонив колени, принялся творить молитву.
— Я тоже помолюсь богам, Громовержцу и Артемиде, — добавила Таис. — Но мне нечего принести им в жертву.
Фон Вернер болезненно скривился.
— В мешке последний кусок мяса, нам уже не понадобится, так что отдай своим богам. Огня, девочка, правда, нет. Уж не обессудь.
Дурдом, подумал Олег. Снова оглядел поляну.
Да, хатули были здесь. Больше не нападали, но их короткие перемещения иногда отслеживались по размытым силуэтам. Идеальная мимикрия, надо же. Что ж, похоже, пришло время умирать второй раз. Права Ефросинья — лучше в бою… Вдруг кто-нибудь да прорвётся.
Внезапно хатули засвистели. Все разом. Свист не такой, как обычно — переливчатый, а странно- тревожный, прям мурашки по коже.
И было от чего. Из джунглей ломилось что-то страшное. Олег подскочил как ужаленный.
— Перун Громовержец… — запричитала Ефросинья. — Кострома Благодатная… Мамочка…
Она схватилась за меч. Неведомое чудовище приблизилось, и хатули, позабыв про мимикрию, прыснули в разные стороны, как стая дворовых котов, на которых вылили из окна ушат ледяной воды. Плоская змеиная голова неведомого зверя была щедро уснащена острыми клыками, над ними извивались трубчатые щупальца, а из глазниц бил огонь, от которого сразу вспыхивали трава и кустарник. Клыками чудовище вспарывало суглинок, прокапывая неглубокую траншею. И по этой траншее ползло гибкое серебристое туловище. Размером примерно с газовую трубу. Большого диаметра.
— Заклинаю тебя, Змий о Двенадцати Хоботах, изыди! — взвыла дева-воительница и, подскочив к чудовищу, со всего замаху полоснула мечом. Меч упруго отскочил от кожи монстра, не причинив ему ни малейшего вреда. Свистнула соломенная коса — с тем же успехом.
— Дура! — заорал Дитмар. — Прекратить немедленно! Это же Пищевод!
Голова «змия» скрылась в роще лжеплатанов.
— Полезли? — сказал Олег. — Хатули всё равно далеко не ушли.
— Разумно ли? — засомневался Иоанн. — Вдруг чудовище захочет оставить нас там?
— Не оставит, — ответил астроном. — Я знаю.
Барон коротко глянул на него, кивнул, мол, потом объяснишь, и оседлал Пищевод. За ним последовал Олег, а Иоанн после короткой перепалки с Ефросиньей и нескольких негромких слов, обращённых к Таис, помог взобраться девушкам и ловко вскарабкался сам.
Под сенью живоглотов было сыро и страшно. Пищевод двигался рывками, с частыми остановками, и всё казалось, что он больше не стронется с места, и путникам придётся спуститься на землю, к жадно разверстым розовым пастям, в смертельную сеть надёжно укрытых высокой травой корне-щупалец.
Но адская роща осталась позади, вновь замелькали сосны, стало ясно, что «змий» понемногу забирает вверх.
— Вот уж воистину, явил Господь чудо! — воскликнул Иоанн. — Теперь убедилась ли ты, язычница?
— Тьфу на тебя! — отозвалась дева-воительница. — Перун-громовержец змия послал на подмогу! Кладенец мой его не взял. Так? — Она загнула палец. — Коса моя его не взяла. Так? — Загнула второй. — А меч и коса заговорённые, и только слугам перуновым не страшны. И пламень из очей его, ровно стрелы перуновы. — Загнула третий.
— Не смей именовать Зевса Громовержца, Верховного Олимпийца, языческим именем! — неожиданно перебила её обычно тихая Таис.
— Ду-ура! — парировала воительница.
— Невежественная варварка! — не осталась в долгу гречанка. — Таким гиперборейским выскочкам цена на невольничьем рынке в Афинах — полдрахмы в удачный день.
— Да я тебя!.. — Ефросинья схватилась за меч.
— Прекратить, — сказал Дитмар.
Негромко так сказал, но девушки сразу поостыли.
— Ладно ужо, — пробормотала Ефросинья. — Рассказывай про своих богов. — Вот кто у вас там чадородием заведует?
Девицы взялись за сравнительные характеристики греческих и славянских божеств. Иоанн только вздохнул, воздел очи горе и забормотал молитву.
