Или сотня канистр с нитроглицерином?! От нас и пуговиц не останется.
Тут был резон, и Фома сейчас же признал, что поступил опрометчиво. Не то чтобы он поверил в фугасные ужасы – Георгий Сергеевич был исключительно мирным человеком и со взрывами не вязался, – но только внутри трамвая действительно находилось нечто странное и большое. Склад азотных удобрений тоже вроде штука мирная, а где-то в Америке рванул так, что полгорода снесло.
– Эге, – озадаченно проговорил Фома, выбирая осколки, – тут что-то длинное висит у самого пола.
– Что? – изнывая от любопытства, спросил Георгий Сергеевич. – Игорь, друг мой, что вы видите?
– Вроде бревно какое-то. Сейчас разберемся…
Хакнув, Фома одним движением вскинул себя в окно. Ушибся о деревянную – хоть бы кожей догадались обить! – скамью, немного пошипел и, протянув руку Георгию Сергеевичу, со второй попытки втащил и его.
– Осторожнее, не толкните эту дуру. Она, по-моему, едва держится.
Действительно: длинное цилиндрическое тело, явно очень тяжелое, висело в полуметре от пола, держась лишь на поскрипывающих от натуги ремнях, прикрепленных к горизонтальным поручням под самым потолком вагона. С тех же поручней свисала архаика – ременные лямки с петлями, чтобы пассажирам было за что хвататься, сохраняя вертикальное положение.
Но не на архаику смотрели в изумлении и ужасе феодал и его хуторянин. Они смотрели на морскую торпеду, невесть зачем попавшую в трамвай и занявшую полвагона.
– Так… – сказал Фома после продолжительного молчания. Смертоносный черный цилиндр, чье толстое туловище с одной стороны оканчивалось тупым самодовольным рылом, а с другой – винтами, рулями и стабилизаторами, висел мирно и очень солидно, не раскачиваясь. Зато с каждой секундой все сильнее скрипели ремни, и мало-помалу прогибались поручни под потолком вагона. Прогиб еще не был страшен – пугало то, что под нагрузкой поручень того и гляди вырвет крепления. Чем он там присобачен к потолку? Шурупами?
Георгий Сергеевич осторожно кашлянул.
– Игорь, друг мой, мне это не нравится… Не пойти ли нам отсюда, и как можно скорее?
Фома кивнул. Мысль была здравая.
– Осторожно вылезайте в окно. Потом я. Когда окажетесь внизу, бегите что есть духу.
– Простите, а куда бежать?
– Куда угодно, только не кругами вокруг трамвая. Ну и вопросики у вас, однако…
– Ой!…
Оба внезапно упали на гору пыли, а сверху на них посыпался водопад той же пыли, моментально забившей нос и уши. Глаза Фома инстинктивно успел закрыть и в краткий миг ничегонепонимания успел порадоваться, какие, оказывается, в человеке заложены правильные инстинкты. Иные годятся даже для Плоскости.
А в следующее мгновение он понял, что произошло, и успокоился. Эфемерный трамвай просто-напросто распался, исчерпав срок своего существования и продемонстрировав реальную цену снов. Прах – вот и вся их цена. В конечном счете, всегда прах.
Конечно, мелкими вещами можна пользоваться долго. Можно выспать пистолет с кучей патронов и спустя год застрелить кого-нибудь, но все эти человеческие победы, смерти, страсти и прочая суета – тоже, наверное, прах. С чьей-нибудь точки зрения.
Только не с человеческой.
Длинный, как холмик на могиле диплодока, сугроб серой пыли зашевелился посередине, затем из его объятий не без усилий выдрались два абсолютно серых человека и немедленно начали отряхиваться и отплевываться. Один из них, сутулый и, по-видимому, пожилой, кряхтел и надсадно кашлял; другой, помоложе, приплясывал на месте, яростно бил ладонями одежду, по-собачьи мотал головой и невнятно сквернословил. От обоих при каждом движении отделялись кудрявые облака пыли. Казалось, кто-то взрывал петарды в цементном бункере.
Фома первым не выдержал этой пытки – отбежал, сел на песок, прочистил кашлем горло. С тревогой следил за тем, как разрастается в воздухе пылевой купол. Скверно получилось… Понятно, хорошо то, что хорошо кончается, да вот только кончилось ли оно? Вон какое облако, небось с пяти километров видно, лучшего способа демаскировки спальни и не придумать…
Будто услышав его мысли, пылевой купол начал быстро таять и спустя минуту-другую сошел на нет. Фома посмотрел на Георгия Сергеевича, продолжавшего надрывно кашлять, – тот уже не напоминал серую гипсовую фигуру. Взъерошив лохматую шевелюру, Фома обнаружил, что пыль исчезла и оттуда.
Прах эфемерного трамвая дематериализовывался на глазах. Таял, оседал серый сугроб. Словно устыдившись несуразности, Плоскость торопилась стереть без следа ее остатки. Из ничего – через нежизнеспособное порождение глупого сна – опять в ничто. Круговорот.
Очень скоро исчез и сугроб. Еще раньше перестал кашлять Георгий Сергеевич, успев с неподдельным интересом понаблюдать за агонией серой пыли. Мол, и из неудачного эксперимента можно извлечь ценную информацию.
– Трамвай-торпедоносец – это что-то новое в военной технике, – съязвил, приблизившись, Фома. – Вы точно во флоте не служили?
Георгий Сергеевич сокрушенно развел руками:
– Нигде я не служил. Хотя в детстве, признаюсь вам, мечтал стать моряком-подводником. Потом и вспоминать об этом перестал, а вот ведь… Сам не понимаю, как это получилось. Сны, знаете ли, вещь неподконтрольная…
– Подконтрольная, – парировал Фома. – Пусть не полностью, пусть отчасти, но подконтрольная. Я знаю. Но вы не расстраивайтесь, вы не виноваты, у вас просто нет навыка. Вас воображение подводит.
– А вас не подводит?
– Когда как, – признался Фома. – Тут есть кое-какие методы. Самый простой: не думать о белой обезьяне. Понимаете?
– Безусловно, – кивнув, согласился Георгий Сергеевич. – Не думать невозможно… если, конечно, небывальщина. Небывалое всегда поражает воображение и сидит в голове гвоздем, а запрет вызывает естественный бунт подсознания. Тут все равно – белая обезьяна или, допустим, кубический огурец. Чем страннее, тем лучше. Но ведь вам… то есть нам… нужно обыкновенное легкое оружие, не так ли? Что странного в пистолете знакомой вам системы? В гранате? В пулемете, наконец?
– Все равно метод действует. Сновидениями можно управлять. Особенно перед пробуждением, в дреме. Вы хоть помните, что вам снилось?
Георгий Сергеевич беспомощно развел руками:
– Я никогда не запоминаю снов…
– Хорошо, что материализуются только предметы, а не сюжеты, – подвел итог Фома. – Представляю себе вашего монстра в действии…
Георгий Сергеевич кивнул с виноватым видом, но сейчас же воспрял и предъявил претензию:
– Быть может, вы просто рано меня разбудили? Зачем? Я ведь вполне мог выспать что-нибудь еще…
– Что? Крылатый бронепоезд? Подводную тачанку? Асфальтовый каток космического базирования?
Георгий Сергеевич только фыркнул.
– Я тоже не служил, – признался Фома. – Вы ведь знаете, я студентом был,