он рассказал ей уже все, что знал, а она продолжала приезжать, и Артур догадывался — ради него.
— Когда господин Шлиман собрался свататься, — поведала ему во время одной из прогулок гостья, — родители заставили меня выучить что-нибудь из Гомера, чтоб произвести впечатление. Я читала 'Список кораблей', и Генрих был в восторге. Но кроме этого, я ни слова не знаю.
Подразумевалось, что молодой археолог должен ее просветить. Артур декламировал то один, то другой отрывок, а сам недоумевал: зачем Софи вышла замуж за Шлимана, если все, чем он дышал, оставляет ее равнодушной?
— Мой отец — торговый партнер Генриха. Родители сказали: он богат, — однажды призналась молодая женщина. — У меня не было выбора.
Она лукавила. Выбор всегда есть. Но кто же откажется от шелковых чулок ради простых? Софи поздновато спохватилась, что за тонкие духи и французское кружево приходится платить распирающей изнутри пустотой, бессонными ночами, щепотками опиума и исполнением прихотей взбалмошного человека, желавшего жить жизнью давно умерших людей.
Ее тянуло к Эвансу просто потому, что он был молод. Его крепкие руки могли выдернуть ее из холодного сна микенских склепов. От его случайных прикосновений кровь по жилам бежала быстрее. Он дарил ей ощущение реальности. Точь-в-точь такое же, какое дарил Елене молодой троянец Парис.
— Судьба жены Менелая была незавидна, — возобновил рассказ Артур, когда мадам Шлиман, не спросясь мужа, вновь приехала на раскоп. — С тех пор как Елена попала на Крит, она уже не входила в число смертных. Ее обязанностью было варить непентис — напиток, утоляющий печали. Это наркотическое зелье в определенной пропорции делало людей буйными и позволяло скакать по горам, без устали совокупляясь друг с другом. А в иной — вызывало тихую, как истома, грезу о любви, полную нежности и сладкой боли.
Елена узнала, что после глотка непентиса люди начинают пахнуть и дышать по-разному. Одни, как цветущая смоковница. Другие, как вепрь, взрывающий прелую листву. У последних лицо покрывается потом, а дыхание становится шумным и прерывистым. В то время как первые вздыхают тише теплого ветра, оставляя у возлюбленных на щеке след бабочкиного крыла.
Непентис ее и погубил. Пока шла битва кораблей, младший царевич Парис проник в святилище на Иде в облачении паломника. С вершины горы хорошо видно море. Он надеялся незаметно увести Елену, пока остальные будут следить за боем. Это ему удалось, но уже на корабле жена Менелая увидела, как сгорело спартанское судно, где, как она полагала, находился муж. Чтобы утолить горе, Елена хлебнула непентиса. Парис поднес ей чашу и, не отрываясь глядя на прекрасную дочь Лебедя, сам пригубил волшебного напитка. В этот миг они полюбили друг друга и уже были не властны в своих чувствах. Однако оказалось, что Менелай жив, и он вызвал Париса на бой. Одиссей смог всех урезонить, объяснив, что в действиях влюбленных нет ни вины, ни измены. Но не желая вносить раскол в ряды союзников, царица Спарты спустилась в Лабиринт.
Софи молчала долго, не спеша осуждать Гомера за жестокость.
— Странное место этот Лабиринт, — наконец проговорила она. — Все герои гибнут именно там. Вы уже нашли в него вход?
К Скиросу корабли приблизились на рассвете. Решено было сначала разведать, что на берегу, а уж потом искать Ахилла. Прорицатель сказал, будто Фетида, испугавшись участия сына в большой войне, спрятала его среди царских дочерей.
Царь Ликомед когда-то знал нимфу так же хорошо, как и Пелей. Однако не повторил его ошибки и не женился на ней. Благодаря этому они с Фетидой остались друзьями, и царь обещал, что нимфа в любой момент сможет обратиться к нему за помощью. Юноше вплели в волосы ленты, привели в порядок руки, а ноги спрятали под длинным подолом. Но эти уловки могли ввести в заблуждение только слепого. Одиссей сразу выделил мужчину среди царских дочерей. На песчаном берегу девушки стирали в глубоких вымоинах, оставленных последним штормом. Лаэртид заметил, что все полощут и бьют белье, а одна выжимает, обнажив мускулистые, явно не женские руки.
— Вон он, — сказал Одиссей, показывая Гектору на дюжую прачку. — Можно не искать.
— Попробуем захватить силой, — предложил царевич. — Заодно проверим, правду ли болтают о его доблести.
Лаэртид пожал плечами. Доблесть доблестью, а если на тебя нападут шестьдесят человек с корабля…
Чтобы подманить девушек, троянцы прикинулись купцами и разложили на песке товары. Ткани, шафран в холщовых мешочках, амфоры масла, ароматические досочки нарда и сердоликовые бусы. А среди них несколько ножей, щит из бычьей кожи и короткий бронзовый меч.
Царевны подошли прицениться. Ахилл побрел нехотя, позади всех, опустив плечи и оставляя на песке большие следы. Ему было скучно, и он этого не скрывал. Для вида повертел в руках какие-то побрякушки, взвесил на ладони кухонный нож и вдруг наткнулся глазами на оружие, как бы невзначай затесавшееся среди бабьего барахла.
В этот момент по знаку Гектора на корабле сыграли тревогу. Девушки с визгом кинулись на взгорье к кустам шиповника. Они побросали все, что держали в руках, и лишь одна из них схватилась за меч. Десять человек по приказу царевича атаковали ее и были отброшены со значительным уроном. Гектор поднял руку, не желая попусту лить кровь своих людей.
— Прости нас за проверку, сын Пелея. — Он поклонился. — Нам нелегко было узнать тебя в этом тряпье.
Кровь бросилась юноше в лицо, и он пожелал сделать еще один выпад, чтобы укоротить обидчику язык. Одним прыжком волчонок оказался возле Гектора, и царевичу пришлось защищаться.
— Не вмешивайтесь, — бросил он своим.
Троянец был старше Ахилла лет на восемь, тяжелее и лучше обучен. Но не смог справиться с ним ни с первого, ни со второго удара. Все, на что у него хватало сил и искусства, обороняться от нападавшего противника. Когда Гектор почувствовал, что задыхается, он пустил в ход речь.
— Мы приехали звать тебя на войну, а ты хочешь снести мне голову! — со смехом воскликнул он, отмахиваясь от Ахилла.
Было заметно, что юноша не научился думать и действовать одновременно. Переваривая сказанное, он замешкался, и Гектор выбил у него меч. Сын Пелея взвыл, и враги покатились по земле. Показывая добрые намерения, троянец тоже отбросил оружие. Справиться с Ахиллом голыми руками он не смог, а потому изловчился и укусил его за пятку.
Неожиданно юноша вскрикнул и, отпустив противника, схватился обеими руками за мнимую рану. Гектор не промедлил и оседлал врага, но почти тут же упал, сброшенный брыкавшимся Ахиллом.
— Мир. Я готов заключить с тобой мир, — прохрипел царевич. Сын Пелея знаками показал: согласен.
— На какую войну? — отдуваясь, спросил он.
— А тебе не все равно?
— Ликомед. Не отпустит, — рублено отозвался тот. — Я здесь должен.
Гектор схватил его за запястье и удержал Ахилла возле себя.
— А чего хочешь ты сам?
Ученик Хирона помедлил минуту, исподлобья рассматривая царевича, а потом ткнул пальцем в его красиво подстриженные кудри.
— Хочу волосы, как у тебя. И бороду. — Он вздохнул коротко, почти с надрывом, зацепившись взглядом за золотой наборный пояс Гектора, но не осмелился добавить: 'И такой ремень'.
Троянец раздраженно тряхнул головой.
— Ты воин. А воинам платят за их ремесло. Вижу, тебе этого не объяснили. Волосы мы тебе укоротим. Борода вырастет сама. А поясов, оружия, богатых тканей и лошадей ты возьмешь столько, сколько сумеешь добыть.
Юноша снова вздохнул.
— Здешний царь не позволит.
