перережем тебе глотку и попробуем вшестером. Я говорю серьезно.
— Я хочу поверить твоим словам, Крюгер. Но логика мешает мне. Продолжай. Помоги мне поверить тебе.
— Хорошо. Вы уже все это знаете. Вы не учитесь чему-то новому. Вы просто пытаетесь вспомнить нечто такое, что вас заставили забыть. Слушайте меня внимательно. Иногда реальный мир дает трещину. Этому были свидетелями индейцы, потерявшиеся в джунглях, святые в Тебской пустыне, мученики на кострах. Это всегда связано с лишениями, с невыносимой болью, что испытываем мы сейчас. Что испытал вчера Вилейн. Но мир излечивает себя. Трещины затягиваются. Это делается при помощи людей, хотя они не могут в это поверить. Именно потому вы убили вчера Вилейна.
Люди — вот на чем держится мир. Их с колыбели учат сохранять его таким, каков он есть. Наш язык — это скелет мира. Слова, которые мы произносим — это кирпичи, из которых мы строим тюрьму. И в этой тюрьме мы умираем от жажды и становимся каннибалами. Ты понимаешь, о чем я говорю, Кинросс?
— Да, но…
— Никаких «но». Слушай. Мы находимся здесь — 18 градусов южной широты, 82 градуса восточной долготы — семь человек посреди десяти миллионов квадратных километров пустоты. Здесь поле реальности очень слабое. Это самая тонкая граница мира, Кинросс, неужели ты никак не можешь этого понять? Мы достигли предела своей выносливости. Нам все равно, распадется ли мир на тысячи частей, если мы сможем вырваться отсюда, спасти свои жизни, напиться холодной воды…
Кинросс почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.
— Подожди, — сказал он. — Мне не безразлично, что мир погибнет…
— А! Ты начинаешь верить! — торжествующе воскликнул Крюгер. — Несмотря на сомнения. Хорошо. Поверь мне, Кинросс. Я посвятил изучению этого феномена более половины своей жизни. Мы не причиним никакого вреда остальному миру, если перейдем границу реальности. Мы сделаем в оболочке мира лишь небольшое отверстие — как в Тибести, — но его никто никогда не обнаружит.
Старый португалец, подняв к небу свои иссохшие руки, пытался что-то сказать, но из его пересохшего горла доносились лишь клокотания. Наконец он обрел голос:
— Я знаю историю про Тибести, Крюгер. Мои предки жили в Могадоре на протяжении шести столетий. Берберы рассказывали эту историю. Это святотатство.
— Но это правда, Сильва, — мягко возразил Крюгер. — Вот что самое главное. Мы все знаем, что это правда.
— Ты хочешь совершить богопротивное дело. Господь не допустит этого. Мы потеряем наши души.
— Мы сами будем распоряжаться нашими душами, Сильва. Именно это я пытался доказать Кинроссу. Божья власть слишком слаба на этих градусах широты и долготы.
— Нет, нет! — запричитал старик. — Лучше помолимся, чтобы Бог совершил святое чудо. Прислал нам корабль или дождь…
— Все, что спасет мою жизнь, я готов считать самым святым чудом, — заявил Гарсия. — Крюгер прав, Сильва. Я мысленно противился всем молитвам, которые ты возносил Богу за последние четыре дня. Для нас это единственный выход, Сильва.
— Слышишь, Кинросс? — спросил Крюгер. — Они верят. Они готовы. Они больше не могут ждать.
— Я верю, — с трудом сглотнув, ответил Кинросс, — но мне этого недостаточно. Я должен знать, как мы это сделаем. Пусть это будет черная магия, но что мы должны говорить, что думать?
— Никаких слов. Никаких мыслей. Нам требуется действие. Действие без названия. Я знаю, что беспокоит тебя, Кинросс. Слушай же меня внимательно. Дело в, том, что групповой гипноз и массовая галлюцинация — это повседневные явления в нашем реальном мире. Но здесь — самая тонкая оболочка этого мира. Здесь нет многочисленных скоплений людей, которые удерживают мир в границах реальности. Наша галлюцинация станет для нас реальным миром, где есть вода, фрукты и трава. Вот уже несколько дней мы чувствовали их вокруг себя. Этот мир ждет нас…
Моряки, стоящие вокруг Кинросса, что-то бормотали возбужденными голосами. В воздухе витал дух ожидания.
— Я верю, Крюгер. Теперь я в это верю. Но откуда ты знаешь, что это будет за мир…
— Черт возьми, Кинросс! Рядом с нами находится потенциал этого мира. Мы сами будем его творцами, и в нем будет только то, что захочется иметь нам. Мы сможем воплотить все наши мечты. Зеленый мир мечты…
—-Ну, сказал Кербек. — Зеленый мир мечты. Я хочу туда. Давай быстрее, Кинросс!
— Я готов, — решительно ответил Кинросс. — Я, действительно, готов.
— Хорошо, — произнес Кинросс. — Сейчас мы шагнем в наш собственный мир, где нас ждет прохладная и пресная вода. Ложитесь на дно и постарайтесь полностью расслабиться.
Кинросс лег рядом с Кербеком, который растянулся возле кормы. Крюгер остался стоять, и его лунообразное лицо казалось высеченным из гранита, Его тело покачивалось в ритм движению плывущего по волнам баркаса.
— Отдыхайте, — сказал он. — Постарайтесь расслабиться и ни о чем не думать. Ты, Кинросс, не должен смотреть на себя. Расслабь все свои мышцы. Сейчас вы почувствуете, как ваши тела наливаются тяжестью. Они становятся такими невыносимо тяжелыми, что готовы проломить деревянное дно. Вы не сопротивляетесь этому чувству…
Кинросс почувствовал, как его руки и ноги наливаются свинцом. Голос Крюгера доносился теперь откуда-то издалека, но слова были ясными и понятными. Голос звучал, не замолкая ни на секунду.
— По вашему телу растекается блаженство. Боль уходит. Страх уходит… Все дальше и дальше. Вы счастливы… Вы уверены в себе… Вы верите мне, потому что я знаю все…
Кинросс вдруг перестал чувствовать свое тело. Оно как бы парило в воздухе, подчиняясь мягкому пульсированию волн и журчащему голосу Крюгера.
— …умиротворение и покой… Ваши тела так расслаблены, что вы даже не можете шевельнуть веком, как бы ни старались это сделать… Ваши руки парят перед вами, и вы не в силах их опустить… КИНРОСС! Попробуй опустить свою руку! Старайся изо всех сил!
Краем глаза Кинросс увидел парящую перед ним руку. Он чувствовал, что это должна быть его собственная рука. Он попытался шевельнуть ею, но она не слушалась. Перед глазами клубился туман…
Сначала он увидел Крюгера далеко-далеко, как если бы он смотрел в телескоп наоборот. Затем толстяк стал приближаться, и его тело стало расплывчатым, заполнив все небо. А голос наоборот угасал, становясь все тише и тише. Потом его фигура снова резко ушла вдаль…
— …ваши руки опускаются… Они покоятся на деревянном днище… Вы полностью расслаблены… Вы почти готовы… Оставайтесь расслабленными до тех пор, пока я не подам вам сигнал. СЛУШАЙТЕ ТЕПЕРЬ! Сейчас я хлопну в ладоши и скажу: «Действуйте». Вы будете знать, что делать и как делать. И все вместе сделаете это… Вы возьмете меня с собой… Каждый из вас возьмет меня с собой… Помните это! Даже если вы ослепнете, даже если вы оглохнете, вы все равно будете помнить это!
— …море исчезло. Небо исчезло. Остался только баркас и серый туман. КИНРОСС, что ты видишь?
Клубился серый туман, чернел баркас, больше никакого другого цвета… Ритмические пульсации прекратились. Лишь голос Крюгера журчал вдали. И тут послышался другой голос:
— Я вижу вокруг только серый туман. — Это его собственный голос.
— Серый туман вокруг, и в этом тумане есть только одна вещь. Что за вещь ты видишь, Сильва?
— Лицо. Я вижу лицо.
— Фей, ты видишь лицо. Опиши это лицо.
— Это гигантское лицо. Оно больше, чем наш баркас. Оно непроницаемо.
— Кербек, ты видишь лицо. Какой оно формы?
— Круглое и толстое. Небольшая бородка.
— Гарсия, ты видишь лицо. Какие цвета ты различаешь?
— Глаза голубые. Волосы почти белые. Кожа гладкая и белая. Губы узкие и красные.
— КИНРОСС, ты видишь лицо. Опиши его детально.
— Брови тонкие, аркообразные. Белые брови на белом лице. Широкий лоб. Выпирающие щеки. Плоский нос. Раздутые ноздри. Широкий рот. Узкие губы.
— Бо-Бо, ты видишь лицо. Кто это, Бо-Бо, скажи нам?
