Огонь с юга

нищий на этом берегу. Ты безоружен. Вздумай сопротивляться, и тебя мигом прикончат. Лишенный брони свободен от бремени. Ты побежишь быстрее них. Но бежать здесь некуда. Попытаться прошмыгнуть мимо них? Они к этому готовы. Те, что сзади, рассыплются, чтобы тебя поймать.

И тем не менее, он искал любой возможности остаться свободным. Но вместо возможности увидел костлявую девчушку, ту самую, что просила погадать ей по руке. Она прижимала миску к щуплой груди, ее рот испачкало что-то липкое и рыжее.

Это предательство? Кому ты так отчаянно нужен? Године?

Мысль, что за ним могли проследить и теперь призовут к ответу за похищенные сокровища, которые он растратил, вызвала у Кейды тошноту. На один ужасающий миг он подумал: его вот-вот вырвет. Он что есть силы сглотнул и стиснул зубы.

Если поддамся, вся изнурительная работа в это утро окажется сделанной зря.

Пока он колебался, даже призрачной возможности бегства не осталось. Воины подступили вплотную. Их предводитель безжалостно и равнодушно бросил грязного оборванца на песок. Кейда поднял ладони, чтобы защититься от ударов, но, как оказалось, лишь протянул руки навстречу оковам, которые миг спустя защелкнулись на запястьях. Вывернув ему руки, стражники перекатили его на живот. Мучительная боль в спине подсказала, что кто-то встал на нее коленями в кожаных чулках с металлическими пластинами. Руки в наручах схватили его ноги, молотившие по воздуху, и усмирили их тяжестью ножной цепи. Чья-то стопа опустилась ему на шею, вдавливая его голову в густой удушающий песок.

Море не утопило тебя, а вот земля вполне может.

Когда гнев Кейды уступил ужасу, затрещала ткань, рубахи или штанов, он понятия не имел. Он опять оказался на спине, выплевывая песок, и заработал жгучую пощечину. Он открыл рот, желая что-то возразить, но тут скомканная хлопковая тряпка заглушила еще не сказанные слова. Другой конец или кусок той же ткани ослепил его, плотно стянув лицо, и он теперь только и мог, что яростно мычать. Песок, насыпавшийся под ткань, грубо тер его скулы, волосы, угодившие в узел, болезненно натянулись на затылке.

— Подымайте. — По отрывистой команде предводителя невидимые руки подняли его за плечи и за ноги. Ревя, точно связанное для забоя животное, Кейда извивался и корчился, гремя цепями. Кулак глубоко въехал в его живот.

— Прекрати, — прорычал кто-то у его уха.

Со сдавленным стоном Кейда попытался восстановить дыхание сквозь плотную тряпку. Утиная похлебка поднялась до самого горла вместе с новым страхом.

Если сейчас вырвет, вполне похоже, ты задохнешься, прежде чем они уберут эту тряпку. Пусть думают, что ты покорился. А вздумаешь и дальше биться — вполне могут нечаянно убить.

Он обмяк. К его огорчению, мертвая ноша, которой он для них стал, не причинила им ни малейших неудобств. Их резкий бег отдавался в его теле толчками, отчего у него мучительно прерывалось дыхание. Затем Кейда ощутил под собой соленое веяние морских волн. То и дело всплески касались холодом его кожи.

— Бросай веревку! — завопил кто-то. Кто-то другой поднял руки пленника над головой, и тут же толстая пенька обвила ему предплечья. В тот самый миг, когда он понял, что веревку пропустили через его оковы, его потянули наверх, и казалось, его руки вот-вот вывернет из суставов.

Ах вы, пожиратели ящериц, злополучные сыновья дрянных отцов!

Он тяжело ударился о корабельную обшивку по пути наверх. Раз, другой. И с каждым ударом ему все труднее становилось дышать. Когда его с глухим стуком швырнули на палубу, он лишь кое-как втянул немного воздуху в ноющие легкие.

— Смотрите, чтобы не скатился через край. — Очевидно, старшему на их корабле было мало дела до Кейды помимо этого.

— Да куда он укатится, если не в темницу нашего господина. — Твердая стопа уперлась в его крестец. Эта шутка вызвала всеобщий смех. Пронзительная флейта воззвала к гребцам. Кейда почувствовал, как затрепетало под его щекой дерево.

Последние три дня с утра до вечера ты только и желал так или эдак попасть через пролив, не правда ли? Сколько раз твердил тебе отец: «Будь осмотрителен в желаниях, а не то вдруг сбудутся»? Отлично, так чего мы желаем теперь? Быстрого конца этого неудобного плавания или какой-нибудь маловероятной задержки, прежде чем ты предстанешь перед Шеком Кулом? Да и приведут ли тебя вообще к Шеку Кулу? Может статься, ты просто лишишься головы по слову начальника стражи, как только Године опознает в тебе вора и обманщика.

Хотя, впрочем, за такое они вполне могли прикончить тебя там, на пляже. Это бы вернее предостерегло любого другого нищего бродягу от воровства и вероломства. Похоже, тебя и впрямь бросят в темницу. И если тебя станут охранять меченосцы вождя, разве ты не сможешь завязать с кем-то из них разговор, найти какую-то зацепку насчет того, как в их владении дали отпор волшебству, не навлекая на себя подозрений? Самое меньшее, ты сможешь узнать какую-то правду о событиях на юге, сообщенную через птичью почту или вестника, не оскверненную бесконечной передачей из уст в уста.

Хрупкая надежда заставила его воспрянуть духом, когда он почувствовал, как под днищем триремы скрипит галька.

— Спускайте его за борт. — Голос корабельщика звучал устало.

— Прямо так? — Чьи-то руки схватили его за руки и за ноги, качнули назад, а затем вперед, словно собираясь швырнуть в море. Непроизвольное и тщетное сопротивление узника вызвало очередной всплеск веселья, который чуть погодя заглушили отзывающиеся у него в ушах неистовые удары сердца.

— Давайте сюда. — Даже когда им надоело веселиться за его счет, его страх не прошел полностью. Его перекидывали с рук на руки, точно тюк ткани, в краткие мгновения между одной хваткой и другой он ощущал лишь воздух между собой и морем внизу.

— Снимите цепи, — приказал вдруг кто-то с веселой уверенностью. — Мы его не понесем.

Поставленный прямо, Кейда пошатнулся, так как у него кружилась голова. Ножные оковы упали. Он попытался встать тверже и ровней.

— Вперед, — приказал тот же уверенный голос, и рука, направляя его, твердо легла на плечо.

Очень хорошо, раз ты настаиваешь. Пока жаловаться не на что. Не убили на месте, и радуйся.

Он стал неловко нащупывать дорогу пальцами ног. Как можно медленней, но не так, чтобы вызвать нарекания. Галечник пляжа вскоре сменился твердой сырой землей изрядно протоптанной дороги, и Кейда почувствовал, что они идут в гору.

Меня ведут на двор Шека Кула?

— Сюда. — Рука внезапно повернула его. Скрип голышей, случайно упавших на каменный порог из-за двери, вызвал невольную дрожь, пробежавшую по спинному хребту Кейды. Затем ворота тяжело захлопнулись позади него, раздавив надежду, точно тяжелая стопа — нежный цветок. Внутри крепости земля была вымощена принесенными с берега крупными камнями, и Кейда споткнулся, ушиб палец и оцарапал край стопы чем-то острым. Он закусил ткань, напиханную ему в рот, чтобы унять боль, и, что еще хуже, горькую досаду.

— Куда его? — спросил кто-то новый.

— Нижний уровень, в сторону моря. — С этими словами уверенный голос, который его сюда сопровождал, стал удаляться к воротам. Они отворились, и через них долетел неожиданный смех, так же внезапно оборвавшийся, когда их закрыли.

— Если можно, без глупостей. — И новый страж развязал закрывавшую лицо тряпку. Кейда стал хватать ртом воздух, передергиваясь отчасти из-за яркого света, отчасти от ощущения, что на голове не хватает половины волос.

Страж принялся изучать его с откровенным любопытством, и Кейда невольно ответил тем же. Меднокожий, с коротко подстриженной, тронутой сединой бородкой, одетый в замшелый кожаный панцирь с бляхами, похожими на шляпки гвоздей, вместо кольчуги, зато в отделанном медью изукрашенном круглом шлеме и начищенных до блеска наручах, самых великолепных, какие когда-либо видывал Кейда.