Огонь с юга

Не думаю, что могу на это ответить, если быть благоразумным.

Кейда послушно двинулся по плавному изгибу тропы, ведущей на главный двор. Он поднял подбородок, не замечая слегка любопытных взглядов этих шекских островитян, которые уже встали и принялись за утренние труды. Сперва тропа казалась бесконечной: зловещие черные ворота, сколько ни шагай, не становились ближе. Затем совершенно внезапно суровая стена из серого камня возникла перед ним, едва ли хоть чуток темнее, чем облачное небо наверху. В тени крепости было достаточно утренней прохлады, чтобы он задрожал.

— Отворите именем Шека Кула! — Его страж поднял глаза к вершине грозной сторожевой башни, положив ладони на рукояти мечей. Кейда сжал каждую мышцу в теле, чтобы унять пробиравшую до костей дрожь, грозившую рассыпать его решимость на кусочки. Отдаленные громовые раскаты ничем не помогли ему.

Предостережение. К добру или к худу? Из какой дуги окружности оно исходит? Какие иные приметы могут располагаться в той части небес, на которую мне надлежит смотреть?

Человек с исхудалым лицом и настороженными глазами отворил малую калитку, устроенную в тяжелой створке окованных железом деревянных ворот.

— Добро пожаловать в дом Шека Кула.

Кейда ответил на приветствие кивком. То было нечто среднее между снисходительностью вождя и благодарностью просителя, а затем ступил в калитку.

Да ты, видать, не простой страж. И дело не в твоем убранстве. Чей-то раб- телохранитель?

Меченосец, бдительно стоявший в тени башни, был облачен в тонкой работы кольчугу, начищенную до зеркального блеска, и подпоясан широким кожаным ремнем, почти скрытым оправленными в серебро камнями и четырьмя кинжалами в ножнах. У каждого витое лезвие, чаще прочих встречающееся в этом владении, и рукоять из непрозрачного зеленого камня, явно обработанного одной и той же рукой, все в виде голов различных зверей: лесной кошки, водяного быка, крюкозубого кабана и лоала. Мечи равного великолепия висели у бедра каждого.

Человек этот стоял, ожидая, когда Кейда закончит рассматривать его с таким простодушным любопытством. У него было чуть скучающее лицо.

— Сюда.

Молча, хорошо скрывая всякую любознательность, не столь значительные стражи у ворот и на внутреннем парапете стены следили, как они проходят. Кейда следовал за впечатляюще вооруженным телохранителем, а тюремщик двигался позади него и попадал с ним в ногу. Они миновали одноэтажные жилища, выстроившиеся вдоль стен двора, видимо, предназначенные для рабов и домашних слуг Шека Кула. Новые и все же знакомые запахи и звуки повсюду вокруг, и на Кейду неожиданно снизошло спокойствие.

Более обширные и роскошные покои, чем те, какими мог бы похвастаться любой из спутников Дэйшей, хотя суета по поводу завтрака и гул о том, какой предстоит день, кажется, точно такие же. Или они изнывают от любопытства — что нужно Шеку Кулу от тебя, зачем безвестного гадателя ведут предстать перед таким могучим властителем? Стоит предположить, что он не велит тебя немедленно повесить: он мог это сделать во всякое мгновение с тех пор, как тебя схватили. Такой благой удачи пока вполне достаточно. Впрочем, хотел бы я знать, насколько хватит терпения у этого любезного тюремщика.

Кейда слегка замедлил шаг, пытаясь, пользуясь случаем, оглядеть просторные сады Шека Кула, обильно засаженные тщательно лелеемыми кустами и деревьями. Кейда признал красное копье, огнемал и три разновидности наказки. Ни у одного из кустов не было непорядка ни с одним прутиком, ни один лист не нарушал тщательно оберегаемого совершенства богатой черной земли клумб внизу. Тропы между клумб бросались в глаза своей бледностью. Их окаймляли кремовые голыши, принесенные с некоего отдаленного пляжа. Воины и Кейда достигли развилки. После поворота отменно вооруженный раб провел их мимо полного воздуха птичьего жилища из позолоченного дерева лиллы. Крохотные бурые вьюрки вира ссорились и дрались в пыли, и Кейда еще больше замедлил шаг, наблюдая столько времени, сколько мог, хотя ни одна из птиц не делала ничего, что можно было бы безошибочно счесть знаком.

Раб, шагавший впереди, тоже пошел медленнее, не оглядываясь, но лишь настроенный на шаг того, кто за ним следовал.

Исключительно хорошо обученный раб-телохранитель.

Человек позади Кейды многозначительно кашлянул, и улыбка Кейды угасла. Они двинулись по новой тропе, мимо широкой белой чаши фонтана с мраморным древом кантиры, сияющим посередине. Главное строение в крепости располагалось впереди, каждый его этаж отмечали тесные ряды закрытых ставнями окон.

Центр могущества Шека Кула, крепость, где его власть поддерживается хитростью и проницательностью его жен, где дети растут в понимании того, что есть их наследие.

Кейда подобрался, но вскоре споткнулся, едва не упав, когда раб впереди внезапно повернул, огибая твердыню. Позади нее сады раскинулись безыскусными излучинами и восхитительными беседками, освеженными поцелуями дождя, все цвело благодарим и пестрым празднеством. Зрелище было умело продумано, чтобы смягчать душу и завораживать, хотя раб казался равнодушным к здешним чарам и знай шагал себе вперед, к длинному и высокому строению, поставленному среди моря белой гальки. Горло у Кейды сжалось, кровь забурлила в жилах.

Отменно вооруженный раб отворил дверь и встал в сторону, пропуская Кейду вперед. Сопровождаемый следующим за ним по пятам пожилым тюремщиком, он вошел. Раб осторожно затворил дверь и встал перед ней, засунув руки за пояс.

Ты не удалишься, пока твой господин сам тебе этого не прикажет.

Пожилой тюремщик прошел мимо Кейды, не оглянувшись назад. И зашагал по главному арочному проходу большого пустого зала. Мерные удары его ног по блестящему черному мрамору эхом отражались от стен. Раб взошел по ступеням и встал у престола из черного дерева, выложенного серебром, а поверх него украшенного тонкими зигзагами кружев из зеленых камней и бриллиантов.

Нефрит и малахит. И тот, и другой не особенно часты на южных островах. Нефрит может быть светел, как материнское молоко, или темен, как море в пору дождей, но любой оттенок его чудодейственно связывает нас со всей мудростью минувших жизней в наших владениях. Малахит — это камень истины и знания себя, и, конечно, серебро обеспечит спокойные и взвешенные суждения.

Беспорядочные мысли Кейды притихли, как только некто воссел на престол и поманил Кейду вперед одним-единственным медленным движением изогнутого пальца в золотом кольце. Шек Кул, вождь этого внушительных размеров и выгодно расположенного владения, был дородным мужчиной, одетым в длинную рубаху черного шелка и зеленые штаны, завязанные у щиколоток, как принято на севере. Свободный покрой его платья ничем и никак не скрывал могучие мышцы рук и бедер, точно так же, как его непринужденное поведение ничем и никак не убавляло властности его сурового лица. Темные глаза глядели вниз, на кончик крючковатого носа, тяжелые брови едва намекали на то, что готовы грозно сдвинуться. Кожа властителя была темней, чем у многих, кого Кейда видел до сих пор в его землях, хотя все же оказалась заметно светлей, чем у Кейды. Свои грубые черные волосы Шек Кул похоже не стриг вовсе, а зачесывал назад, убирая с лица, и умащал до блеска, равно как и длинную, тщательно подстриженную бороду. Седина пробивалась и в волосах, и в бороде, и на висках.

Дэйш Рейк был бы теперь почти такого же возраста, останься он жив.

— Кто ты? — Слова Шека Кула пробудили новое эхо в пустом зале, голос его был не менее властным, чем лицо, глубоким и богатым, такой мог исходить лишь из этой могучей груди.

Кейда задержался в середине круга зеленых камней.

— Путник.

Шек Кул сместился, уперев локти в колени и поглядев сверху вниз на Кейду.

— Я слышу в твоем голосе отзвуки южных пределов.

— Я с юга, — осторожно согласился Кейда.

— Далеко ты забрался, — резко заметил Шек Кул. — Где твой дом?