пробормотал Шек Кул. — Ты ищешь знаний, чтобы противостоять волшбе? Кое-кто избил бы тебя до крови за одно твое любопытство. Другие загнали бы тебя в море по одному лишь подозрению, что волшба, терзающая юг, могла тебя коснуться. Это было? — рявкнул он.
— Нет. — Кейда поколебался. — Я видел скверну, порожденную волшбой. Я видел тех, кого колдовство жгло заживо, и сделал все, что мог, врачуя их раны. Я… я был с теми, кто отправился узнать об участи Чейзена Сарила. Мы нашли колдовских чудовищ, созданных из обычных животных того владения, и убили их. Мы до золы и пепла сожгли все на острове, который осквернили их стопы, — пылко заявил он.
Шек Кул ничего не сказал. Молчание затягивалось. И вдруг Шек Кул резко поднялся со своего престола.
— Я должен это обдумать. — Он прошел мимо Кейды, спеша к дальней двери. Делаи держался на шаг позади него, обе руки на рукоятях мечей.
— Сезарре. Пусть его накормят и держат взаперти одного. И чтобы он ни с кем не разговаривал. — После чего Шек Кул покинул большой зал. Дверь хлопнула, и эхо разнеслось в пустоте под сводами. Кейда медленно повернулся, чтобы поглядеть на меченосца Сезарре, и отважился доброжелательно улыбнуться ему.
— Даю тебе слово, я не пойду против воли твоего господина.
Сезарре взглянул на него в ответ, по-прежнему равнодушно.
— Идем. — Он отворил дверь и стоял, ожидая, чтобы Кейда прошел в нее. После прохлады большого зала для приемов сады снаружи показались теплыми и влажными. Сезарре кивнул к отдаленной беседке.
— Сюда.
Кейда последовал, куда было велено. Сезарре шел позади. Беседка представляла собой резной деревянный свод, оплетенный лозами нериала, унылые зеленые бутоны которого как раз раскалывались, являя белые и пурпурные лепестки, свернутые внутри. Кейда с досадой заметил, что резьба по дереву не сравнима по тонкости искусности с той, которой гордилось владение Улл.
— Подожди здесь. — Сезарре бросил на Кейду суровый взгляд. Тот покорно сел посередине мраморной скамьи, зеленой с белым, в подражание листьям нериала.
— Я дал тебе слово, — напомнил он рабу с некоторой горечью.
Сезарре не ответил, поворачивая, чтобы проследовать по белой гравиевой тропке к главному зданию. Наблюдая, как он удаляется, Кейда увидел трех женщин в ярких нарядах, появившихся вокруг высоких зарослей колеблющихся трав афитала.
— Сезарре! — крикнула самая высокая из них, и раб поспешил на зов, чтобы низко склониться перед ней. Она что-то спросила у него, и он ответил движениями рук, явно имевшими отношение к присутствию Кейды. Все три женщины, облаченные в легчайший бархат с хитро переплетающимися узорами, пробегающими по богатому ворсу и придающими ткани чувственность кружева, поглядели вдоль тропы в его сторону. Самая высокая из них была широка в кости, с кожей, более темной, чем у большинства в этих краях, что еще больше подчеркивала белизна ее наряда. Прекрасные крутые завитки волос на ее голове свидетельствовали о происхождении из самых отдаленных западных владений. Лицо у нее было широкое, а на нем широкая улыбка, ныне обращенная к младенцу, которого она держала на руках, завернутого в шаль, яркую, всю в шелковых цветах. Вновь подняв взгляд, она заговорила с Сезарре. Маленький мальчик появился из-за ее подола цвета слоновой кости и, сделав несколько шагов по тропе, уставился на чужого человека с неприкрытым любопытством.
— Наи, — предостерегла его женщина с непринужденной властностью. Дитя поспешило обратно, подняв ручонку навстречу надежной и спокойной руке телохранителя матери. Рядом с этим мужчиной его госпожа выглядела хрупкой малюткой. Тяжелый, мускулистый, лицо его было суровым, когда он глядел на Кейду.
Укор женщины не остановил второго ребенка, поменьше, прошмыгнувшего меж взрослых, чтобы посмотреть, на что глядит брат. Голова девочки представляла собой пышное буйство свободных черных кудрей, а кожа была светлей, чем у матери, которая обошла первую жену, чтобы подобрать дочку. Она вскинула малышку себе на бедро, уняв ее визг кратким предупреждением, прежде чем повернуться и самой посмотреть на Кейду.
Если Шек Кул в своей первой жене искал скорее недюжинного ума, нежели исключительной красоты, то вторая, или которой она была, отличалась ароматной прелестью, которая пришлась бы впору залу для приемов любого вождя. Эта женщина с округлыми бедрами и грудью носила плотно облегающее платье из лазурного бархата с откровенной умышленной соблазнительностью, пусть даже заключенной в стенах двора Шека.
Сезарре закончил свои объяснения женщине и низко поклонился. Махли Шек кивнула, прежде чем повернуть голову и что-то сказать второй жене. Две женщины выбрали другую дорожку, сопровождавшие их рабы двинулись за ними вплотную, мальчик и девочка поскакали впереди, звонко смеясь.
Когда они исчезли за густыми ягодными кустами с темной листвой, третья женщина задержалась у перистой травы афитала. Худощавая, с медной кожей и длинными черными волосами, просто-напросто стянутыми сзади, в огненного цвета простом одеянии без пояса, как и следовало бы ожидать при ее порядочно заметной беременности. Сезарре поймал ее руки в порыве, который ошеломил Кейду, и склонился, чтобы их поцеловать. Женщина вырвалась, и Кейда увидел, как она смахивает слезу. Он заметил также, что если другие женщины щеголяли в кольцах, ожерельях, ножных и ручных браслетах, она носила лишь единственную золотую цепь из ромбовидных звеньев на шее.
— Гар, мы ждем, — позвала невидимая вторая жена с некоторым нетерпением.
— Я иду, Лайо. — Беременная женщина заспешила прочь по тропе, предоставив Сезарре глядеть ей вслед. Секунду спустя он двинулся в другую сторону от развилки.
Хихиканье девчушки пронеслось по садам на тот особый лад, который верно говорит: ребенок делает что-то, чего, как он прекрасно знает, ему делать нельзя. Разъяренный щебет вырвался из невидимого птичника, и тут же последовало неодобрительное ворчанье крепко сложенного телохранителя. Зазвенели голоса детей. Девочка торопливо просила прощения, в то время как мальчик в праведном негодовании отстаивал свою невиновность.
Боль, которую Кейда считал надежно запертой в глубине сердца, пронзила его ножом.