и заполучил глубокую рваную царапину под коленом, когда продирался и перелезал через кусты. Неважно, пустяки.
Белый известняк, определяет Райен. Но такой изумительно гладкий и нежный, какой бывает лишь кожа маленькой девочки, и вся фабрика сложена только из него. Ее конструкции из черного металла уже утратили упругость и форму, но все еще чертовски украшают облик. Скомканные пожелтевшие газеты покорно припадают к ее подножию, бутылочные осколки, во множестве разбросанные вокруг, сверкают, как рассыпанное утомленной красавицей алмазное ожерелье.
Райен нетерпеливо взбирается на полуразрушенную низкую стенку под одним из окон и жадно прижимается носом к мутному стеклу. Он как ребенок, которому пообещали показать жирафов, слонов и бегемотов.
Внутри только колоссальная пустота, которую обрамляют оштукатуренные цементом стены и подчеркивают несколько рядов квадратных чугунных опор. Тысячи, десятки тысяч кубических футов ничем не занятого пространства. На бетонном полу тускло отсвечивают лужи в радужных нефтяных разводах. Там, где из бетона торчат внушительные болты, прежде высились огромные работающие механизмы. Но теперь здесь нет ничего, кроме пыли и мусора.
Он прижимается к грязному стеклу щекой и закрывает глаза. Мысленно он видит повсюду невообразимый распад и гниение, даже в самой сердцевине прекрасных белокаменных стен. Могучие стальные балки рассыпаются в ржавую пыль. Теплоизоляция вся крошится и засеяна мышиными гнездами. Вся электропроводка вековой давности, и нитяная оплетка проводов уже практически истлела. Райен знает все это, он чувствует все это нутром.
Но он чувствует также, как солнечный свет вливается в окна и оживляет ее.
Он влюбился, он снова влюблен.
Опять.
Райен покупает здание Механических мастерских Виндзора в тот же самый день. Это его подарок самому себе к сорокалетию. Девушки из конторы окружного асессора[13] были изрядно удивлены, когда утром увидели Райена Сириса сидящим на верхней ступеньке перед дверью запертого офиса. Он небрит, и под глазами у него живописные лиловые мешки.
Девушки, работающие в конторе, объясняют Райену, что они в немалом затруднении. Если это здание продается, то они не в силах установить, кто его продает. Невероятно, но ни одно физическое лицо, как только что выяснилось, не платило налогов на данную недвижимость начиная с 1963 года! И похоже, что фактически у здания нет хозяина…
Это обстоятельство ужасно шокирует помощниц окружного асессора, чьи лишенные воображения здравомыслящие натуры не способны постигнуть, как такое вообще могло произойти. Они оживленно обсуждают между собой эту непостижимую загадку, одновременно занимаясь оформлением бумаг для Райена.
«Прекратите болтовню!!! — мысленно рычит он на них. — Ее секреты не ваши, они только мои! Мои, мои, мои…»
Внезапно он замечает, что все девушки дружно уставились на него. Уж не сболтнул ли он ненароком во всеуслышанье то, о чем подумал?… Райен отирает ладонью холодный пот со лба и посылает им самую лучезарную из своих наждачных улыбок. Ладно, ничего, они все равно не поймут.
Он достает чековую книжку в кожаном переплете, и вот этот его жест девушки отлично понимают. Райен выписывает чек на полную сумму недоимок с 1963 года.
Неужели так просто, неужели все?! Да, дело сделано, и фабричное здание теперь принадлежит ему.
Нет, не так. ОНА принадлежит ему, фабрика.
Райен едет назад через весь город, и он пьян от радости. Он купается в трансцендентном блаженстве и тонет в нем с головой. Солнце жарко сияет, на глубоком синем небе ни облачка. Райен опускает верх зеленого «лексуса» и надевает черные солнечные очки. Теплый ветер ласково ерошит ему волосы, из динамиков хай-фай квадроаудиосистемы с пушечной мощью вылетает ориентированный на взрослых современный рок.
Это абсолютный пик жизни Райена Сириса.
Внезапная мысль возвращает его с небес на землю. Райен достает миниатюрный мобильник в титановом корпусе и вызывает Хозе, своего лучшего мастера по замкам и ключам. Хозе целый день на колесах, он сможет быстро подъехать, и Райен подробно объясняет ему куда. Покончив с этим, он убирает мобильник и начинает ритмично похлопывать по рулевому колесу в такт Селин Дион.
Когда он возвращается к бывшим Механическим мастерским Виндзора (а теперь ЕГО фабрике), Хозе уже там и копается в багажнике своей видавшей виды старушенции, отбирая нужные инструменты. Иррациональный, ничем не объяснимый порыв гнева вдруг охватывает Райена при одной лишь мысли о том, что в его отсутствие любой посторонний человек мог осматривать ее, принюхиваться. А что если Хозе захотелось проникнуть внутрь до его приезда? Сунуть воровскую отмычку в ее неподдающийся замок?
— Ты давно здесь? — спрашивает он нарочито небрежным тоном.
— Только что приехал, — бурчит в ответ Хозе и поднимает голову. — И уехал бы, задержись ты еще хоть на пять минут! Паршивый район, здесь пристрелят ни за что ни про что.
Райен мысленно бьет ему в нос кулаком.
Хозе отмалчивается, пока опиливает заготовку. Закончив, он вставляет новенькую, блестящую штучку в скважину старинной двери и поворачивает ее в замке. Дверь приоткрывается, выпуская наружу запах древних смазочных масел и чего-то еще, что Райен не способен определить. Странный запах, совершенно ему не известный. Должно быть, так пахнут стальные стружки, ржавеющие в меду.
— Ты чего это вдруг надумал, мужик? — спрашивает Хозе, бросая косой взгляд на сумрак, притаившийся за дверью. Он стоит, уперев руки в боки, и озадаченно покачивает головой. Потом он отступает на несколько шагов и встряхивается, словно собака. Будто пытается сбросить с себя метку надвигающейся беды.
— Попомни мои слова, мужик, — говорит он со вздохом. — Это место прикончит тебя.
Райен с рычанием вырывает ключ из его пальцев.
— Убирайся, — цедит он сквозь зубы. — Пошел вон, слышишь?
Он не оборачивается, когда заслуженная старушка Хозе с кряхтением заводится и уезжает.
Потом Райен заходит в тамбур, прежде служивший рабочей проходной, и толкает вторую дверь. Дверь отворяется с жалостным скрипом, и наконец Райен Сирис видит перед собой грандиозную пустоту производственного цеха.
Девушки из конторы окружного асессора объяснили Райену, что, согласно самым старым официальным записям, это здание использовалось для производства каких-то важных запчастей во время первой мировой войны.
«В военные времена жизнь в той округе просто бурлила», — сказала одна из девушек. Райен мысленно представляет себе работниц в длинных подоткнутых юбках и рабочих в парусиновых брюках или мешковатых брезентовых штанах. Старые дородные управляющие в жилетах щеголяют золотыми часами в виде луковицы, прицепленной к массивной золотой цепочке, которая тянется от нагрудной пуговицы в брючный карман.
Ничего этого больше нет, все быльем поросло.
В бывшем производственном цехе пахнет затхлой мочой и голубиным пометом. Когда Райен через широкую дверь вступает туда, необъятное пространство начинает разворачиваться и разрастаться вокруг него. Солнечный свет, процеженный сквозь обросшие пылью стекла, приобретает прохладный голубоватый оттенок, отчего огромная бетонная площадка под ногами Райена странно напоминает неподвижную поверхность очень тихой и очень глубокой воды.
Его шаги отдаются эхом. Райену попадается на глаза стопка одинаковых брошюр выпуска 1930 года с подробными инструкциями касательно ремонта сложного механизма неидентифицируемого назначения. Эти брошюры выглядят так, словно они хранились в отработанном машинном масле. Сквозь разбитые окна в цех