сердец. Они уже достигли того возраста, когда все оставшееся им время легко уместится между сложенными ковшиком морщинистыми ладонями – прежде чем навсегда просочится между пальцами. Выпитый ими за долгую жизнь чай подобен могучей реке, набухшей после дождей, а чай, который им осталось выпить, уместился бы в лужице. Так стоит ли волноваться из-за того, что озеро времени продолжает высыхать?
Среди них муэдзин выглядит подростком. Он молчит и слушает, приберегая слова для времени молитвы. Если что-либо и будет сказано о Зоре, он услышит это, когда придет время.
И все же неизменный порядок событий дня оказывается нарушен. Через площадь к ним идет мужчина, его быстрые шаги, возможно, маскируют самоуверенность, которой он сам не ощущает.
Хотя мужчина ему незнаком, Марван остро чувствует некую связь между ним и собой. Он неторопливо разглядывает незнакомца, прекрасно сознавая, что и тот оценивает его.
Черные блестящие волосы, короткая бородка, прикрывающая щеки, высокая фигура, закутанная в полосатую ткань, – все выдает в нем жителя побережья, человека из другого племени, вполне возможно, даже неверующего. Он вышагивает, наклонив голову, словно несет на плечах бремя скорби, тяжелое как мир. Несомненно, он был путешественником, остановившимся переночевать в городе, когда разразилась великая катастрофа, и теперь ему некуда уйти. После несчастья лишь немногие оказались в таком же положении; те, кто оставил семью, решив поискать удачи в чужих краях, уже вернулись домой, к прежней жизни. Судьбу двух заблудившихся туристов горожане устроили быстро. Однако незнакомец не относился ни к одной из этих категорий.
Муэдзин инстинктивно ощутил к нему недоверие. Его пальцы стиснули лежащий на коленях посох, спина напряглась. Незнакомец достиг террасы и прошел между замолчавшими старейшинами, не удостоив их взглядом. Его глаза буравили Марвана, с трудом сдерживаемая решимость кривила губы. Лицо превратилось в резной обломок застывшей лавы, и лишь руки, покрытые сеточкой из тысяч мельчайших шрамов, казались способными на нежность.
– Ты муэдзин Марван?
Марван кивнул, сознавая, что все разговоры вокруг прекратились. Он хлопнул в ладоши, заказывая чай, и указал пришельцу на свободное место рядом. Тот отказался от приглашения.
– Я хочу поговорить с тобой наедине.
– Куда торопиться? Присядь, выпей с нами чаю.
Мужчина неохотно присел на корточки. Выглядел он молодым, но глаза его не имели возраста. Глубоко прячась под темными бровями, они блестели подобно сапфирам из Ормуза.
– Спасибо. Меня зовут Надир.
– Ты не из нашего города.
То было не порицание, а утверждение.
– Я пришел из деревни на берегу моря. Там я был ловцом губок на лодке моего дяди.
– Здесь нет губок. Ты не думал наняться учеником к какому-нибудь из наших мастеров, чтобы зарабатывать на хлеб и приносить пользу? Мы не можем себе позволить кормить тех, кто ничего не дает взамен.
Сидящие вокруг старейшины одобрительно хлопнули ладонями по бедрам. Надир метнул в них гневный взгляд:
– Чтобы найти работу, я не стал дожидаться твоего совета, муэдзин. Я рассказчик.
Марван наклонил голову:
– Уж больно ты молод для такого серьезного ремесла… Ты довольствуешься пересказом баек, которыми обмениваются на ярмарках, или же стараешься направить сердца людей к Богу, как это делаю я, вплетая фразы в ковёр нравственности?
– У меня нет иной цели, кроме как развлечь тех, кто меня слушает. Отпущенного нам времени осталось так мало, что морали и нравственности теперь самое место среди мусора на берегу усыхающего озера.
– Ты говоришь как неверный!
– А с какой стати мне смягчать слова? Или ты полагаешь, что остается хотя бы малейший шанс, что они станут ошибочными? – Надир повернулся и указал на молчаливых слушателей: – Я даже завидую тому, как вы упрямо не признаете очевидного. Всего через несколько лет свод озера опустится на наши головы. Чтобы выжить, нам придется горбиться. Потом мы согнем колени, станем ползать на четвереньках, а затем и на брюхе, уподобившись самым мерзким тварям – и все это лишь бы растянуть последние секунды жизни в высыхающей луже. Мы будем вынуждены пройти в обратном направлении путь, который проделали наши предки – они когда-то выползли из моря, а теперь до самого горького конца ползать будем мы. А вы… вас к тому времени уже здесь не будет. Ведь вас устраивает, что вы можете пить мелкими глоточками оставшиеся вам часы жизни и цепляться за иллюзию, будто мир и после вас останется неизменным.
Я же исчезну еще до конца отпущенного мне срока, подобно остальной Вселенной. Ничто меня не переживет.
– Не смей произносить такую ересь, неверующий! Аллах бессмертен.
– Теперь моя очередь пожать плечами. Вы просто не думаете о смерти, как думаю о ней я… Не хотите ли послушать одну из моих историй?
Давным-давно некий бог, правивший в пустыне, решил стать бессмертным. Он вдохнул жизнь в горсть песчинок, просеяв их между пальцами, и превратил их в армию строителей и воинов. Указав им на горизонт, бог сказал:
«Постройте вокруг меня несокрушимую стену, потом еще одну, а потом еще одну. Окружите меня лабиринтом, секрет которого не будет ведом никому. Завершив каждую из стен, поставьте на них стражников, дабы Смерть не смогла до меня добраться».
И его приказ был исполнен. Горизонт, заслоненный высокими стенами из металла и камня, казалось, подползал все ближе и ближе. Бог решил каждое утро измерять периметр ограждения, которое защищало его и делало своим пленником, подсчитывая нужное для обхода количество шагов, дабы измерить продвижение работы.
В первый день он насчитал семь тысяч шагов. На следующий день столько же. Неделю, месяц и год спустя это число не изменилось.
А рабочие трудились беспрестанно, и все новые непреодолимые стены регулярно присоединялись к прежним. Разгневанный бог испепелил этих рабочих и поднял песчаную бурю, чтобы создать новых. Работа стала продвигаться быстрее, но подсчет шагов остался неизменным.
Стены лабиринта теперь возвышались до небес. Стук молотков и мастерков слышался днем и ночью, напоминая бесконечный раскат грома. Факелы стоящих на стенах охранников сияли ярче солнца, и все же подсчет шагов оставался неизменным.
Как-то ночью бог опустил взгляд на свою тень, простирающуюся далеко перед ним, и с изумлением увидел, насколько она велика. Тогда он спросил ее:
«Почему ты стала такой огромной, тень? Неужели мой враг Смерть заставила тебя настолько вытянуться, чтобы превратить в моего противника?»
«Ты сам вырастил меня, господин, даже не понимая этого, ибо я росла одновременно с тем, как ты уменьшался. Не ищи более ответа на загадку, которая окружает тебя. Твои рабочие сотворили чудеса, но они не могут строить быстрее, чем ты себя уничтожаешь».
Тогда бог посмотрел вверх и увидел свое отражение в начищенных до блеска щитах охранников – жалкую и ничтожную фигурку у основания стены. Он сел и заплакал, а тень обернулась вокруг него, как кожаный плащ, оберегая от холода.
Одни говорят, что лабиринт превратился обратно в песок, а ветер столетиями пытался нарастить песчаные дюны до уровня стен, но так и не смог освободить пленника. Другие рассказывают о его попытках сбежать из своей тюрьмы, в то время как слепые и глухие рабочие продолжали расширять мир вокруг него. Но все, однако, согласны в том, что он бессмертен…
– Я не понимаю смысла твоих слов, ловец губок. Привыкнув опускаться в глубины моря, ты, несомненно, позабыл, как разговаривают с обычными людьми… Но неважно! Что ты надеешься доказать тем, кто слушает тебя?
– Ничего. Я ведь говорил, что не любитель читать морали, и у моих историй нет правил. Если слабая память не позволяет мне пересказать старую историю слово в слово, я выдумываю новую…
И не смотри на меня так, меня не надо жалеть. Своими историями я зарабатываю достаточно, чтобы
