обычно победители телеигр приветствуют раздающих призы. И принялась трепать Гуса за бока.
Пес, разумеется, был на седьмом небе и облизывал Старр с таким пылом, что ей пришлось умыться перед дорогой.
Исполненный чувства вины, я, шаркая, пятился к двери, чтобы помешать Гусу вырваться из дома за нами следом.
— Давай возьмем его с собой, — предложила Старр.
— Ты уверена?
— Да, и машину сможем вести втроем, по очереди.
Я снял с вешалки поводок, отчего Гус бешено закружился вокруг меня. Трудно сказать, кто из нас был счастливее.
У Старр оказался антикварный шеви-фургон начала семидесятых, чистенький и очень ухоженный. Виниловые сиденья ни на йоту не провисали.
— Ух ты, какая машина! — восхищенно воскликнул я, прикидывая, сколько стоит транспортное средство, отреставрированное до подобного совершенства. — Ты уверена, что нужно брать Гуса?
— Спасибо! — воскликнула она. — Я правда люблю старые вещи. А что до Гуса — убеждена, он будет истинным джентльменом.
Еще один приятный сюрприз ожидал меня, когда я попробовал кофе: это был ординарный напиток, а не какая-нибудь дорогущая изысканная смесь из бутика. Я пил его маленькими глотками, пока Старр везла нас на восток, и чувствовал себя виноватым, что мне так хорошо, — мы ведь ехали осматривать машину убитой женщины.
На Каскадные горы мы поднялись по 126-й трассе. Тучи, казалось, висят над самыми нашими головами. Даже при том, что дворники на лобовом стекле постоянно работали, Старр приходилось то и дело переключать скорости, пока мы тащились сквозь дождь и ветер. Впереди замаячил темный хвойный лес. Гус свернулся на заднем сиденье, но лишь после того, как щедро оставил отпечатки носа на задних стеклах.
— Так что случилось вчера в участке? — поинтересовалась Старр.
Я рассказал ей о подростке и о том, как осыпались полки в витрине.
— Не выдержали, когда я проходил мимо, — закончил я. — Меня расстроили и слезы мальчишки, и окрик дежурного, но витрины я не трогал. До нее было больше фута… Но у дежурного совсем другое мнение.
— Ну, сам понимаешь, он натренированный наблюдатель, — отозвалась на это Старр, — а значит, скорее всего, понятия не имел о том, что увидел.
Это вызывало у меня улыбку. Мне вдруг показалось очень важным, чтобы Старр мне поверила — каким бы мелким ни было происшествие.
— Со мной вечно что-нибудь случается, — выпалил я, вовсе не собираясь ничего подобного говорить. — Когда я был маленьким, то просто притягивал несчастные случаи. Ребята в школе прозвали меня Облом.
Старр кивнула, но промолчала, а я прямо-таки услышал голос Мойры: «Слишком много информации» — тем раздраженным тоном, которым она осаживала мои попытки что-то ей поведать.
«Вот сейчас все испорчу!» — панически подумал я.
— Сомневаюсь, что ты толкнул витрину. Даже Мартин, дежурный, сказал, что, на его взгляд, ты и близко к ней не подходил. Но эти вещи происходят с тобой не просто так, — сказала Старр, помолчав.
— О чем это ты?
Старр отвлеклась от дороги, чтобы посмотреть на меня.
— Помнишь софит на месте преступления, который…
— Да, помню, — оборвал я ее, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Я наблюдала за тобой, когда ты вошел. Ты глядел себе под ноги, но я-то смотрела на тебя и думала: «Это еще что за симпатяга?». Когда прибор рухнул, ты был далеко.
— Что? — Вот этого я никак не ожидал. — Но ты же сказала, я его разнес…
— Просто подтрунивала, — отозвалась Старр. — Не могла же я сделать вид, будто ничего не заметила. Но софит не сам собой упал. Ты его, конечно, не трогал, но дело все-таки в тебе.
— Как это?
В ее голосе не прозвучало ни тени обвинения, и мне стало чуть легче.
— Не знаю, — ответила она. — Но если так происходит с самого детства… Знаешь, когда слышишь стук копыт… — Она снова глянула на меня и пожала плечами. — Несчастных случаев не бывает, в этом я твердо уверена.
«Несчастных случаев не бывает». Мы с Мойрой десяток раз ходили к семейному психотерапевту, когда еще думали, будто можно что-то спасти. На одном из сеансов Мойра пеняла мне на треснувшую кофейную кружку. Я как мог извинялся, ссылался на несчастный случай. «Несчастных случаев не бывает», — возразил на это психотерапевт.
От тех же слов, услышанных из уст Старр, я почувствовал на языке горький привкус гнева и поражения, которые проглотил тогда в кабинете. Оправдываться не хотелось, поэтому я сидел и смотрел на туман за стеклом.
Некоторое время спустя мы выехали на перекресток с узким двухполосным шоссе, которое убегало от нашей трассы, когда она поворачивала на север. Не успели мы проехать несколько миль, как небо начало светлеть, а потом мы вдруг вырвались за верхний край облаков. Мы почти приблизились к вершине одной из Трех Сестер, трио пиков-десятитысячников в Каскадных горах. Небо было невероятной голубизны, и бьющее в лобовое стекло солнце заметно согрело салон. Лес вокруг поредел, сами деревья стали низкорослыми, искривленными от ветра.
Несколько минут спустя Старр съехала на обочину, чтобы полюбоваться видом.
— Это надо видеть, — сказала она. — Одно это стоит всей поездки.
Тон у нее был дружелюбный и деловитый, словно я не дулся последние четверть часа. Я почувствовал себя полным идиотом.
Наша машина оказалась единственной на маленькой стоянке. Пока Гус пытался запомнить запах каждого кустика и травинки, мы со Старр смотрели вниз, на долину Уильяметта.
Вид действительно был потрясающим — даже для штата, где живописные ландшафты не редкость. Зеленые с бурым горные пики казались островами в плотном море белых облаков, укрывших долину. Ярко- голубое небо у горизонта стало фиалковым, а вершины Береговых хребтов в семидесяти милях к западу четко просматривались в прозрачном воздухе.
Остатки моей обиды развеялись. Я собирался с духом, чтобы замять неловкость, когда Старр взяла меня за руку.
Казалось чудом, что я ничего не испортил. Она слегка подалась ко мне, ее лицо смягчилось. Я так волновался, что едва мог дышать. И испытал почти облегчение, когда появился Гус и, с шумом обнюхав наши руки, втиснулся между нами.
Мастерская «Авто-Бенд» располагалась на узкой улочке на окраине города. Это оказалась типичная мелкая заправочная станция, только вот колонки были украшены портретами. Один из персонажей даже смахивал на Эрнеста Хемингуэя.
Мы пошли в контору поговорить с владельцем, высоким человеком средних лет, остриженным под «ежика» и с солидным брюшком. Стол у него был заставлен стаканчиками недопитого кофе, завален инструментами и бланками. Возле дряхлого телефона с круглым диском лежал зачитанный номер «Пари ревю» с черными сальными отпечатками пальцев на обложке.
Когда мы представились, владелец, которого, как оказалось, звали Эрл, вытер руку красной тряпкой и лишь затем протянул ее для пожатия, а после вывел нас к столику для пикника возле гаража.
— Тут места больше, — объяснил он, открывая пластмассовый холодильник рядом со столиком. — Что-нибудь выпьете? У меня только апельсиновая «фанта», зато холодная.
Мы согласились, и Старр объяснила, зачем мы приехали. О смерти Забо хозяин узнал из газеты: мой репортаж перепечатали в «Портленд Орегониан».
— Симпатичная женщина, — сказал Эрл. — Жаль, я не знал, что она преподаватель физики.
