А Богдамир прислушивался к шуму из-за двери. Оттуда все время доносился лишь один голос, высокий и истеричный:
— Сами вы токсичная мерзость! — орал этот голос. — Сами вы черная гадость! Это люди — гадость! В сотый раз повторяю: если до пятницы администрация Тюменского заповедника не даст разрешения на захоронение, то мы оформляем документы в Международный экологический суд!
Обладателю истеричного голоса, похоже, пытались возражать, но он не реагировал и продолжал свое:
— Природа сама знает, что ей гадость, а что ей не гадость! Взял? Положь на место! Взял? Положь! Для чего-то же она там лежала миллионы лет?! Вернуть все как было, да! — он на секунду умолк, прислушиваясь к своему невидимому собеседнику. — Ничего не знаю! Мы синтезировали три миллиона баррелей! Цистерны уже летят с Урана, и мы просто выльем ее сверху на заповедник, если вы не дадите захоронить как положено: и под землей на разной глубине, и на поверхности в лужицах. Все, как было при Ломоносове! Точка! Если что — встретимся в суде!
В кабинете что-то брякнулось со всей силы, и голос смолк. Зато начал раздаваться гулкий топот, словно по полу с размаху колотили утюгами.
— Что хотят, то и творят! — доносилось визгливое бормотание.
Хома решительно шагнул вперед, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее. За дверью колыхалась зеленая занавеска гиперполя. Богдамир с Кешей шагнули сквозь нее и от неожиданности чуть не грохнулись на пол — гравитация в кабинете оказалась совсем не лунная, а даже намного больше земной.
Никакого видеотелефона тут не стояло. Только три двери, завешенные гиперполем — друзья вошли через зеленую, но были еще оранжевая и голубая.
Добрую половину кабинета занимал гигантских размеров черный стол, а за ним — совсем уж невероятных масштабов черное кресло с высокой спинкой. Оно было бы велико даже Богдамиру с его ростом в два с половиной метра. Такое кресло, если верить известному психологу Ебожинскому, могло символизировать лишь необыкновенное самомнение владельца, тягу к власти, пустые хлопоты и казенный дом. Но все объяснялось куда проще: директор оказался сам гораздо крупнее Богдамира.
Он был роботом. И нервно шагал по кабинету взад-вперед на стальных копытах, возмущенно мотая огромной головой, напоминавшей бычью. Сзади пониже спины торчал длиннющий толстый кабель-хвост, он вился кольцами по всему кабинету и скрывался где-то за столом. Увидев вошедших, директор остановился и сверкнул глазными объективами.
— Нет, ну вы видали такое?! — театрально взвизгнул он черным решетчатым динамиком в ротовой части головы. — Как воровать у природы нефть, так это мы умели! А как настало время покласть обратно — фигушки?!
Хома и Кеша переглянулись.
— Причем, — продолжал директор, — мы сами ее синтезировали в полном объеме! За счет госбюджета! Но — нет! Мы, видите ли, боимся запачкаться! Боимся, видите ли, грязи на территории нашего уникального Тюменского заповедника! Тьфу!
Он вдруг спохватился, смерил окулярами Богдамира сверху донизу, увидел Кешу и указал на него клешней:
— Мы не принимаем животных! Для этого есть Бобруйский зоопарк, крупнейший в Галактике! Что за манера таскать бездомных зверей в наш офис?
Кеша от возмущения потерял дар речи. Ответил Хома.
— Старший следователь Вселенского уголовного розыска майор Хома Богдамир, — отрекомендовался он. — А это мой напарник, младший лейтенант Ксенофонт Луи де Пиджеон. Он окончил Сорбонну, обладает вспыльчивым характером и званием чемпиона мира по рукопашному бою среди птиц, поэтому я искренне вам советую воздержаться от неполиткорректных высказываний.
Это было не совсем правдой: Сорбонну Кеша так и не закончил — не дотянул одного семестра до диплома. Но очень комплексовал по этому поводу, и Хома старался лишний раз его не травмировать.
— Извиняюсь, — смущенно пробурчал директор, — садитесь, граждане начальники. — Он взмахнул клешней, указав на банкетку, а сам взгромоздился в свое мега-кресло.
Кресло все-таки оказалось слегка больше, чем требовалось для его корпуса.
— Астерий Килобод, — с вызовом представился он, протягивая через стол огромную раздвоенную клешню, напоминавшую промышленные пассатижи. — Идеологический директор «Вселенского общества движения Зеленых». Также являюсь вице-спикером «Партии борьбы за права роботов» и почетным соучредителем движения «ЗЛО» («За легализацию оптоволокна»). Кроме того, работаю правозащитником в нескольких организациях и политических партиях.
— Как же вы всюду успеваете? — удивился Хома, пожимая могучую клешню. — Ваш секретарь сказал, что вы сидите здесь круглые сутки…
— Сижу? Здесь? — саркастически переспросил робот и картинно обвел клешней кабинет. — Здесь, гражданин начальник, как вам известно, муниципальный тюремный изолятор на Плутоне!
Только теперь Богдамир понял, что ему показалось странным в этой комнате — такие стены делали в тюрьмах роботов, чтобы предотвратить ритуальные самоубийства: мягкий пластик не давал роботам возможности убить себя об стену с разбегу.
— А это, как вам известно, — продолжал Астерий, указывая клешней на разноцветные двери — всего лишь проброшены линки из удаленных приемных… Имею право бросать линки в любую точку Вселенной! А я здесь сижу, — он завел клешню за спину, схватил в охапку несколько петель своего хвоста и с горечью подергал им: стало видно, что стальной хвост накрепко приварен к чугунному карабину, вмурованному в стену. — Я здесь сижу под подписку о невыходе! Но вы все равно… — Астерий поднял громкость голоса втрое, со всей силы брякнул клешней по черному столу и поднялся из кресла во весь рост: — ВЫ ВСЕ РАВНО НЕ СМОЖЕТЕ ЗАПРЕТИТЬ МНЕ ЗАНИМАТЬСЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ! НЕТУ ТАКОГО В ЗАКОНЕ ДЛЯ РОБОТОВ!
— Нету, — подтвердил Богдамир.
— Тогда какого черта вам здесь понадобилось в моей камере, граждане следователи? Опять эти бесконечные допросы? Что на этот раз вспомнить?! Как я начинал карьеру уличным дворником, подметал ваши мерзкие земные улицы, гудя и мигая желтой лампой? Или как воевал на Меркурии, был ранен, а мне даже ордена не дали?! Или вы опять мне пытаетесь шить дело о прошлогодних беспорядках на Фобосе? Так у меня алиби! Я ни на секунду не переступал порога этого кабине…
Кеша со всей силы долбанул клювом по столу — так, что во все стороны брызнула черная пластиковая крошка. Астерий осекся.
— Мы к вам, как к руководителю «Общества Зеленых». Нам нужна ваша консультация, — объяснил Богдамир.
В зрительных окулярах Астерия появился неподдельный живой огонек светодиодов, и все в его чугунном лице теперь выглядело более приветливо:
— Так бы сразу и говорили! А то пугать: следователь, следователь… Итак, чем могу быть любезен?
Богдамир кашлянул и перешел к делу: достал из кармана флэшку проектора и спроецировал в воздухе голограмму.
— Вам знакомо это судно?
— Не припоминаю, — Астерий со скрежетом почесал клешней чугунный подбородок. — Вы учтите: десять лет назад на Меркурии я полностью потерял память, и если это было раньше…
— Это инкасссаторский крейсссер, — зловеще объяснил Кеша.
— У нас есть данные, — продолжил Хома, — что месяц назад броневик был зафрахтован «Обществом Зеленых» для вывоза радиоактивных отходов.
— Позвольте-ка… — оживился Астерий. — Акция «Нашим внукам — чистое Солнце!». Сначала мы
