Голубая звезда

— К сожалению, это так и осталось тайной, — солгал Рафи.

— Я исследую их, для выставки в моем музее. Спасибо вам еще раз, господин Левин.

— О, не за что, профессор.

Могло ли это быть правдой, спрашивал себя Рафи, повесив трубку. Если история Левина была подлинной, получается, что камень, который он исследовал, с большой вероятностью был настоящим Setarehe Abi Rang. А Кадир был первым и единственным, кого нужно было поставить в известность о таком открытии, ведь так?

Рафи подумал, что нужно было немедленно позвонить министру и доложить новость, но что-то удерживало его. Ему не хотелось допускать ситуации, в которой он мог вызвать обиду Кадира, делая заключение о том, что тот лгал о подлинности камня. Еще хуже было докладывать дурные новости, что камень в Кабуле был ненастоящим, в то время как настоящая «Голубая звезда» даже не принадлежала их стране. Какое облегчение он испытал, будучи в Берлине, когда узнал, что Манфред Вульф понятия не имел, какой исторической ценностью обладал бриллиант, попавший в руки его отца. Ведь камень был едва ли не причиной войны. Вульф не намерен был говорить об этом. А как насчет графини Кристин? Она согласилась держать тайну, но когда будет подтверждено происхождение камня, будет ли она молчать?

Setarehe Abi Rang стоил целое состояние, он был бы настоящим трофеем для знающего коллекционера, который заплатил бы за алмаз огромную сумму. Деньги не должны достаться этой женщине, а камень не должен исчезнуть в какой-то безвестной коллекции. Он по праву принадлежал Шанскому народу, у которого его украли. У Рафи в голове не укладывалось, как Кадир мог отстранить его вот так легко, сказав, что дальнейшие поиски должно проводить афганское правительство. Кто был лучше подготовлен для того, чтобы искать правду, если не он. Кто был ведущим экспертом в этой области? Кто был самым преданным афганскому народу? И потом, он был единственным, кто видел камень графини.

Глава одиннадцатая

Харлем. Голландия

Аллегро внимательно осмотрела особняк снаружи, обошла его сзади с фонариком, ища секретный вход в тайник. Продираясь сквозь неопрятные заросли некогда искусно подрезанных декоративных кустарников, она пыталась разгадать смысл фразы, подслушанной в разговоре Ганса Гофмана и Крис. С его стороны было очень разумно устроить в саду новый вход. Аллегро обходила особняк вокруг во второй раз и шла мимо сарая, когда ее осенило, не мог ли это и быть вход в тайное помещение? Под землей! Господи боже. Все это время он был прямо у нее под носом.

Небольшая секретная дверка оказалась в дальнем углу сарая под толстым резиновым ковриком. И страх, и вдохновение охватили ее. Еще немного, и операция будет завершена. Как только бриллиант окажется у нее, она должна будет уйти. От этой мысли невыносимая тяжесть разлилась по ее телу, руки словно налились свинцом. Аллегро направилась в дом, чтобы взять необходимые инструменты. Она ненавидела сматываться в спешке, даже не прощаясь. И внезапно вспомнилось, как Крис целовала ее в ответ.

Зайдя в свою комнату, она на минуту остановилась, долгим тоскливым взором окинув свою постель, и только потом достала из сумки свои перчатки и стетоскоп. Аллегро одолевала смертельная усталость, но рассвет неизбежно приближался, и сон был непозволительной роскошью. Она заставила себя спуститься по лестнице и вновь проделать весь путь через кухню, через заднюю дверь.

Не успела она сделать и пары шагов по направлению к сараю, как услышала хруст гравия под колесами подъезжающей машины. Аллегро кинулась обратно в дом, выглянула в окно. Каково было ее удивление, когда она увидела минивэн Джерона, паркующийся во дворе. Черт. Она сняла пиджак и засунула стетоскоп с перчатками в карман. Джерон вышел из машины с большим ведром в руке.

— Как же ты рано сегодня! — сказала она, едва он пересек порог.

— Энджи, — ответил он с удивлением, — А я сказал Крис, что тебе не обязательно приступать к работе раньше обычного.

— Ты говорил с Крис?

— Да, предупредил, что сегодня мне нужно будет отлучиться на пару часов, и договорился, что начну пораньше. А она тебе разве не говорила?

— Нет. Я только что приехала. Я была в Амстердаме.

Джерон улыбнулся.

— Надеюсь, ты хоть хорошо провела время. Выглядишь ужасно.

— Да уж, хватило в последнее время… всего, — ответила она, с трудом подавляя зевок.

— Почему бы тебе не отдохнуть пару часиков? — предложил он.

— Ты, правда, не против? — Аллегро ужасно раздражала невозможность заполучить бриллиант немедленно, но в том, чтобы немного поспать, определенно, был резон, раз уж она собралась предпринять очередную попытку этой ночью.

— Иди, — протянул он, отпуская Аллегро безразличным жестом.

Она поднималась по лестнице, когда зазвонил мобильный — новые сведения от Монти Пирса. Аллегро слушала, стягивая одежду. Но, закончив разговор, она поняла, что все еще слишком напряжена и расстроена, чтобы уснуть. Она достала фотоаппарат и прошлась по отснятым страницам дневника. Читать было невыносимо скучно, по большей части записи касались геройств ван дер Ягта во время Второй мировой, и того, как шли его дела после войны, никаких упоминаний о бриллианте. У нее сложилось стойкое впечатление, что этот человек был на редкость самовлюбленным. В дневнике не содержалось ни единого упоминания о жене или дочери.

Аллегро засунула камеру в сумку и задернула шторы. В голове роились хаотичные мысли. Все, как одна, о Крис. Аллегро пыталась понять, что сделало эту женщину такой сдержанной и подчас меланхоличной. Крис всегда жила безбедно, получала все, что хотела, делала, что ей нравилось, пользовалась всеми открытыми для нее возможностями. Она жила совсем не так, как Аллегро. У нее была свобода выбора. Всю жизнь Аллегро требовалось разрешение на любой шаг. Все, что она делала, постоянно контролировалось и анализировалось.

И все же эти огромные возможности не приносили Крис ни успокоения, ни счастья. Не похоже было, что она спокойна и довольна жизнью. Это можно было легче объяснить, узнав побольше о ее прошлом. Эгоцентризм отца и душевная болезнь матери позволяли Крис делать все, что угодно. Родителям было все равно. У Крис не было друзей, ей даже никто не звонил. Ее постоянно что-то угнетало, и только тот эпизод на мосту говорил о том, что она может быть другой. Она, с очевидностью, принимала заигрывания Аллегро, и никогда не терялась с ответом, но Аллегро было ясно, что такое общение ее напрягает, вызывает подозрения. И, скорее всего, в ближайшем времени Крис решит положить этому конец.

И, хотя они были знакомы всего несколько дней, а Крис не изменяла своей отстраненно-вежливой манеры, Аллегро чувствовала, что привычка дистанцироваться была этой женщине практически не подконтрольна. Каждый раз стоило ей немного приоткрыться, позволить себе расслабиться в присутствии Аллегро, она тут же опять замыкалась и отстранялась, вновь делалась недоверчивой, вставая в оборону. Что же она пыталась скрыть? От чего бежала? Ей через многое пришлось пройти после того, как скончался ее отец, и она потеряла свое состояние. Но в глазах Крис Аллегро видела нечто-то большее, чем боль утраты. Это было гораздо глубже и трагичнее. Что бы ни было тому причиной, очевидно, это изводило Крис уже давно, и успело изменить ее.

По большому счету, Аллегро не должно было это волновать, да и читать людей из соображений личного интереса было не в ее привычках… Но Крис заинтриговала ее, как никто другой. Аллегро не располагала такой роскошью, как возможность вложить время и силы в то, чтобы разгадать тайну Крис, но и унять свое любопытство она не могла. Заключалась ли притягательность Крис только в ее внешности? В своей жизни, Аллегро встречала немало красивых женщин, но ни одна из них не вызывала желания узнать,